- Вот так же, - сказал я, - молодым людям, вступившим на литературное поприще, советуют сначала поступить на службу. А ведь, возможно, надо начинать с литературы, чтобы без труда получить место.
С тех пор я просыпаюсь каждое утро со счастливым сознанием, что мне не надо идти на службу.
18 декабря. Что это такое - новая литература человечества? Разве сегодня мы стали лучше, чем были вчера? Итак, изобрели тысячный сюжет для романа: человечество. Выходит, до сего времени им не особенно занимались. Можно подумать, что такой темы вообще не существовало и никто за нее не брался. А о чем же, по-вашему, говорили наши отцы?..
Вчера мы с Леоном Доде рассуждали о памфлете, может ли он в наши дни иметь успех. Пришлось бы разить наотмашь дубинкой. А способны ли мы на это? Баррес быстро выдыхается. Дальше панамской аферы он не идет. И, напротив, до чего же виртуозен Рошфор! В его распоряжении сотни способов обозвать человека вором. Он всякий раз бьет кувалдой, но всегда по-новому. Он умеет разнообразить свои 'ух'! Нынче для того, чтобы сделаться памфлетистом, надо быть сначала великим лириком. Эпоха булавочных уколов миновала. Читатель позабавится лишь в том случае, если мы будем швырять друг другу в голову целые дома.
21 декабря. - Если бы я жил совсем один в мансарде, - говорит Леон Доде, - я бы за три года сделал что-нибудь стоящее!
26 декабря. 'Трава'. Мой замысел проникнуть в этой книге до самого сердца нашей деревни, то есть до сердца Мари Пьерри, ибо священник и учитель - нездешние, они тут временно. Мне хотелось бы заслужить их доверие, но мне это не удается. Они меня сторонятся. Я слишком много знаю. Я слишком вырос. Я не могу уже дотянуться до своих корней. Сначала они говорили о моей молодой жене: 'Она не гордая'. А потом, так как ей нравилось говорить с ними о своем доме, о своей спальне, о том, сколько стоят занавески, мебель, они изменили свое мнение: 'Слишком она богатая'. И они стали ее презирать за то, что, имея возможность хорошо одеваться и нанять несколько слуг, она держит всего одну служанку и скромно одевается.
31 декабря. А что, если бы, вместо того чтобы зарабатывать большие деньги на жизнь, мы старались бы жить на небольшие деньги?
1895
1 января. Исповедь. Недостаточно работал: слишком сдерживал себя. Хотя в жизни я скорее расточителен и слишком расходую себя, - в литературе я, стоит мне взяться за перо, колеблюсь, становлюсь чересчур совестливым. Я вижу не прекрасную книгу, а ту дурную страницу, которая может эту прекрасную книгу испортить, и это мешает мне писать. Повторять себе, что литература спорт, что здесь все зависит от метода, который теперь называют тренировкой. Не беспокойся, рекордов ты не поставишь.
Недостаточно бывал на людях, следует видеть людей, чтобы расставить их по местам сообразно с заслугами. Слишком презирал журналистику, мелкие неприятности, щелчки судьбы. Недостаточно читал греческую литературу, недостаточно - латинскую. Недостаточно занимался фехтованием или велосипедом: заниматься ими до одурения. После этого умственная работа кажется чем-то вроде спасения в монастыре, где можно спокойно умереть.
Все больше и больше становлюсь эгоистом: ничего не поделаешь. Соблюдать условности. Стараться искать счастья в том, чтобы делать счастливыми других. Не смел восхищаться книгами или поступками. Что за мания изощряться в остроумии перед теми самыми людьми, которых хочется обнять! Слишком добивался, и добивался лицемерно, от друзей похвал 'Рыжику'...
Слишком много ел, слишком много спал, слишком трусил в грозу. Слишком много расходовал денег: дело не в том, чтобы много зарабатывать, а в том, чтобы мало тратить.
Слишком пренебрегал мнением других в важных вопросах, слишком часто спрашивал совета по пустякам.
- Надеть ли пальто? Взять ли шляпу?
Будет дождь, но я не беру с собой зонтика, хочу пощеголять красивой тростью.
Слишком упивался своим сочувствием несчастью других. Разыгрывал уверенного в себе человека. Притворялся маленьким мальчиком в присутствии мэтров; перед теми, кто моложе, изображал добряка и великого человека, который не виноват в том, что он гений.
Слишком интересовался киосками, в надежде увидеть там свои книги, слишком присматривался к газетам, надеясь найти там свое имя. Слишком часто дарил и посвящал книги, прощая, во внезапном наплыве нежности, некоторых критиков, которые облагодетельствовали меня тем, что не сказали о моих книгах ни хорошего, ни дурного.
...Слишком много говорил о себе. О да, слишком, слишком! Слишком много говорил о Паскале, Монтене, Шекспире и недостаточно читал Шекспира, Монтеня и Паскаля.
В театре слишком вертелся направо и налево, как снегирь, чтобы подзадорить свою еще такую юную славу. Всегда слишком быстро отказывался от своих первых впечатлений. Слишком часто читал статьи Коппе, с намерением доказать себе, что я поумнее его.
И я бью себя в грудь, говорю: 'Войдите!' - и встречаю себя очень приветливо, уже совсем прощенного. Слишком хвалил тонкие журналы, хотя никогда их не открывал, и слишком презирал газеты, хотя прочитывал их ежедневно по четыре-пять штук. Слишком много разглагольствовал о моем поколении и слишком тщательно скрывал свой возраст. Слишком много говорил о Барресе и недостаточно часто писал его имя.
Слишком много пил шартреза.
Слишком часто говорил: 'добро, о котором я думаю', вместо: 'зло, о котором я думаю'.
15 января. Был вчера в Зоологическом саду.
Тюлени неуклюже тычут ластами, совсем как овернские крестьяне в гостях. Их маленькие, плотно прижатые к черепу ушки, их розовые пасти с черными корешками зубов.
И маленькие попугайчики, похожие на вдруг запевшие булавки для галстука.
Меховые жакетки гамадрил, их манера очищать холодную вареную картошку и их внезапный и бесконечный рев из широко разверстой пасти.
1 февраля. До чего был бы однообразен снег, если бы господь бог не сотворил ворон!
4 февраля. 'Трава'. Хочу попытаться уместить в своей книге деревню, уместить ее всю целиком, начиная с мэра и кончая свиньей. И только те поймут всю прелесть заглавия, кто слышал, как говорит крестьянин: 'Трава растет': или: 'Сейчас для травы самое время', или: 'Трава сошла',
Я купил себе этот дом, чтобы быть счастливым. Встретив меня на дороге, Папон сказал:
- А у вас вид-то счастливый.
И я ему ответил:
- Добрый мой Папон, не вид у меня счастливый, а я сам счастливый.
- Это потому, что вам повезло, - сказал он. - Вам посчастливилось.
И он ушел. Если бы он был прав! Если бы мне только посчастливилось, мне, который - по крайней мере по моему мнению, - сам создал свое счастье, собственным прилежанием, упорством, практичностью и, разрешите добавить, умом!
Если бы только посчастливилось!
Издали, друзья мои, вершу свой суд над вами. Вот ты, ты хочешь заработать побольше денег; ты по- ребячески жаждешь господства и целых пудов славы; ты держишься в стороне, но так, чтобы все видели, что ты в стороне; а ты, ты бичуешь в своих творениях светское общество, а сам не можешь и дня прожить без него. О, вы, вы все замечательные люди. Вы умники, но цели-то ваши просто смехотворны, и я хохочу над вами из своего угла.
Хорошо только то, что строго необходимо, и нельзя от этого отклоняться ни вовне, ни внутри себя: вовне потому, что это глупость, внутри потому, что это гордыня.
Меня избрали мэром, и я твержу себе: 'Возле меня живет сто человек. Я могу сделать их счастливыми. Берите же пример с меня. Пусть каждый из вас поступит так же. Я начинаю'. Главный персонаж моей книги, ее герой - это счастье...
Из моего окна я вижу канал, речку, лес. Я не хочу ничем пренебрегать, и будь я в силах добросовестно заниматься политикой, клянусь, дорогой мой Баррес, я бы ею занялся.
13 февраля. ...Да, рассказ, который я пишу, уже существует, он с предельным совершенством написан где-то в воздухе. Все дело в том, чтобы найти его и списать.
* Мой Элуа: нечто вроде комнатного Дон-Кихота.
* Исцелиться от недуга писательства можно только одним-единственным способом - заболеть вполне
