Даг представил их друг другу тихим голосом:
- Это моя сводная сестра, Суль Ангелика, а это мои любезные хозяева, граф и графиня Страленхельм.
- Твоя сестра просто очаровательна, - сказал граф и взял за руку склонившуюся в глубоком поклоне Суль. - Посмотри, Хенриетта, какие глаза! Я никогда не видел подобного цвета! Янтарно-желтые!
Его жена лишь слабо улыбнулась и кивнула. Суль смотрела с восхищением на ее платье и драгоценности. Ее кружевной воротник был размером с мельничное колесо, шляпа украшена жемчугом, под парчовым - был каркас, на который можно было положить руки.
Обращаясь к Дагу, граф сказал:
- Покажи Суль ее комнату, Даг, а мы пока распорядимся насчет еды. Прошу вас обоих извинить мою жену. Она не будет присутствовать, она сейчас не в состоянии много говорить.
- Конечно, я понимаю, - тихо сказала Суль.
Внезапно ее наполнило мощное, незнакомое чувство, уверенность в своих силах, делающая ее крайне возбужденной и нетерпеливой.
Графиня вышла из комнаты, прижимая к лицу платок.
Суль обратилась к графу:
- Комната подождет. Я могу помочь Вам найти ребенка.
- Суль! - предостерегающе произнес Даг. Хозяин дома сделал знак рукой, прося его помолчать.
- Что Вы имеете в виду, юная дама?
- Даг, я знаю, что не должна говорить об этом, но дело спешное, понимаешь?
- О чем Вы говорите? - спросил граф. - Вы что-то знаете?
Даг стал между ними.
- Это смертельно опасно для моей сестры. Я не сомневаюсь, что она может помочь, но она поплатится за это жизнью! Все зависит от Вашей осторожности.
- Объясни же, в чем дело!
- Вы видели глаза моей сестры, граф Страленхельм. Такие глаза даются не просто так. Если Суль говорит, что дело спешное, значит, она знает, что ребенок жив. Во всяком случае, пока жив. И если она ждет, чтобы Ваша супруга вышла из комнаты, значит, она знает, что Ваша супруга не в состоянии скрывать тайну.
Граф растерянно смотрел то на одного, то на другого.
- Жизнь моего ребенка для меня превыше всего.
- Клянетесь, что никогда никому не расскажите о том, что узнаете сейчас? - спросила Суль. Она так переполнилась нетерпением, что с трудом могла усидеть на месте. - Что никогда не выдадите меня.
- Клянусь.
- Хорошо. Тогда дайте мне какую-нибудь его вещь, рубашонку, которую ребенок недавно носил и которую еще не постирали. Но помните, я не обещаю, что найду его. Я только попытаюсь сделать все, что в моих силах.
Высокий, худой граф Страленхельм порывисто вздохнул.
- Прошу Вас, фрекен Суль. За малейший проблеск надежды я буду благодарить Вас на коленях.
- Могу ли я положиться на Ваше молчание?
- Я хорошо понимаю, что может случиться с Вами, если власти узнают о Ваших... способностях. Но моя жена уже выразила пожелание, чтобы я обратился к... так называемой мудрой женщине, но мы никого не знаем, да я просто и не осмеливался искать. Пусть моя благодарность будем гарантией моего молчания!
- А если у меня не получится?
- Тогда я буду благодарен Вам за Вашу попытку. Только вот моя жена или кто-то из прислуги могут войти...
Суль порылась в карманах платья.
- Дайте сейчас Вашей супруге это снотворное. Проследите, чтобы она выпила все. А слуг отошлите куда-нибудь.
Граф выразительно посмотрел на Дага.
- Ты ничего не говорил мне об этом, Даг.
Даг с горечью улыбнулся.
- О таких талантах вслух не говорят, Ваша милость.
- Да, да, ты совершенно прав.
Он вышел из комнаты, взяв порошок.
- Тебе не следовало делать это, Суль! - прошептал он.
- Не следовало?
Он вздохнул.
- Нет. Если тебе это удастся, ты всю жизнь будешь пользоваться его расположением. А он могущественный, Суль! Более могущественный, чем ты думаешь!
- Так кто же он, в самом деле?
- Судья. Один из высших законодателей Дании.
- Ой! - воскликнула Суль и тут же прикрыла рот рукой. - Тогда мне придется сделать все как можно лучше - ради себя самой!
- Да. Не удивительно. Не удивительно, что он не нашел ни одной 'мудрой женщины'! Всех их он приговорил к смерти! Вот почему я и просил тебя держать язык за зубами.
- Но я не могла молчать, Даг. Я знаю, что ребенок жив и что ему плохо. Это чувствуется: кажется, что рыдают стены.
- Будем надеяться, что ты найдешь ребенка, - произнес Даг, и в его голосе звучало беспокойство.
2
Граф вернулся.
- Я дал жене порошок, - коротко сообщил он. - И сказал слугам, что мы хотим побыть одни. Вы правы, в таком истеричном состоянии Хенриетта тут же начнет кричать во весь голос. Я нашел одну маленькую игрушку, которую мой сын обычно держал в руках во время сна. Все остальные вещи постирали.
Суль взяла у него мягкую тряпичную куклу.
- Игрушка, это хорошо. Можно мне присесть?
- Разумеется. Простите, что я столь невнимателен!
Она села.
- А теперь я попрошу Вас помолчать.
В комнате воцарилась мертвая тишина. С улицы не доносилось ни звука. Все вокруг замерло. Суль поднесла к лицу тряпичную куклу. Она сидела неподвижно с закрытыми глазами.
Наконец она заговорила. Голос ее был монотонным, она почти шептала:
- Мрак... холод. Тупик.
Графу не терпелось спросить, жив ли он, но он обуздал свое желание.
- Он спит, - сказала Суль. Голос ее опять стал нормальным. - Может, он без сознания, я не знаю. Я ощущаю страх, сильнейшую опасность, одиночество. Но старик ничего не замечает.
'О, Господи...' - подумал граф Страленхельм. Все мысли вылетали у него из головы, все было так необычно, ведь эту женщину, давшую ему сомнительную надежду, он, собственно, должен был осудить. Что ему делать? Нет, прежде всего он отец. Профессия здесь не имела значения, все умерло в этот миг.
И все же совесть мучила его. Он не хотел ни о чем думать, но тяжелые мысли не оставляли его. Как следовало поступать со всеми женщинами, которых он приговорил к смерти без всякой жалости, во имя справедливости?
Суль заговорила. Это был и вопрос к присутствующим, и обращение к самой себе:
- Он белокур. У него тонкие, пушистые волосы. Ему примерно один-два года. Думаю, скорее, два. Он одет в бархатный костюмчик пурпурно-красного цвета. Широкий кружевной воротник...
Граф бросил вопросительно-изумленный взгляд на Дага.
- Я ничего не говорил ей, - шепотом ответил Даг.
Казалось, эти слова вдохнули в несчастного отца новые силы: спина его выпрямилась, в глазах, ввалившихся от бессонных ночей, загорелась надежда. Он был намного старше своей жены, аскетически
