время.
- И я тоже, - добавил священник. - Нельзя оставлять его одного после такой операции.
Сесилия слегка вздрогнула.
- Вот и хорошо, - ответил Тарье. - Вы посидите здесь пару часов?
Оба согласно кивнули в ответ.
Господин Мартиниус выглядел несколько испуганным, когда Тарье оставил их одних. И надо сказать, что Сесилия была смущена не меньше.
В кабинете Тенгеля, в общем-то, не было на чем сидеть. Лишь глубокий диван и скамья, покрытая овчиной. Они сели на диван, просто утонув в нем. Делать нечего, приходилось дежурить около пациента в этот поздний час в Линде-аллее.
Молчание становилось все тягостнее.
- Как же он искусен, этот юный Тарье, - сказал наконец священник.
- О да! - быстро произнесла Сесилия, благодарная ему за то, что он наконец нарушил молчание... - Хотя он еще так молод.
- Как жаль, что он не остался в нашем приходе. Когда вы оба уедете отсюда, здесь станет совсем пусто.
- Ну, что вы, все останется по-прежнему, господин Мартиниус. Нет, не могу называть вас так. Как ваше имя? Мартин?
- Да.
- Мне можно называть вас по имени?
Он замешкался с ответом.
- Я буду очень рад. Когда посторонние не слышат этого.
Сесилия усмехнулась про себя.
- Так все-таки слежка за вами идет?
- Фрекен Сесилия, прошу вас...
- Зовите меня просто Сесилия! Вы ведь давний друг нашей семьи.
- Благодарю вас! Сесилия, не смейтесь над Жюли! Она очень чистое, невинное существо. И она неизмеримо выше меня, ничтожного и грешного человека.
- Это она внушает вам эту мысль?
- Пожалуйста, не будем об этом!
Он застонал и закрыл лицо руками. Сесилия выждала некоторое время, а затем осторожно попыталась отвести его руки от лица, но он продолжал сидеть так, пряча лицо.
- Я давно поняла, что тебе трудно, Мартин, - мягко проговорила она. - И мой брат Таральд с Ирьей тоже догадываются об этом. Может, ты расскажешь мне сам, что у тебя случилось? Видишь ли, у меня тоже сейчас трудное положение, я пытаюсь пережить одно потрясение. Ведь внутри люди иногда иные, нежели с виду.
Дружеский тон Сесилии растопил лед между ними. Священник открыл свое лицо, на котором отражались все муки совести и борьба с самим собой, которую он постоянно переживал в своей душе.
Она попробовала снова уговорить его.
- Итак, ваша жена прекрасный человек, верх совершенства. Об этом говорят все в приходе...
- Да, - с горечью подтвердил он. - Так говорят все. И она действительно такова! А я полное ничтожество.
- Я так не считаю, - ласково произнесла Сесилия. - Возможно, что она совершенство для прихода. Но не для тебя.
Мартин откинулся к стене и закрыл глаза. Он словно впал в забытье.
- Это не совсем правильно, - ответил он устало. - Ошибка заключается именно во мне, в моих порочных, греховных наклонностях.
- Что это за выражения ты употребляешь? - в изумлении сказала Сесилия. - В тебе словно заговорила твоя жена. Как мило, что я лично ни разу не говорила с ней.
Внезапно она заметила, как из глаз священника скатились две крупные слезы.
- Сесилия, я больше не могу так! Я взял в жены мечту моего детства, моего милого ангела. Она была так прекрасна, так набожна, так чиста! Рядом с ней, Сесилия, я просто-напросто неуклюжий медведь!
- Мне кажется, Мартин, ты хочешь сказать нечто совсем иное, - в задумчивости произнесла Сесилия. - Прости, но мне думается, что ты говоришь тем самым: да, она чиста и прекрасна, но ничего более!
Он сжался, словно она нанесла ему удар ножом.
- Не будь такой жестокой, Сесилия! Ты ранишь мне душу...
- Мне очень жаль. Но, Мартин, мне кажется, ты неправильно представляешь себе положение вещей. И я, и моя семья знают тебя как справедливого, честного, душевного человека. Но если ты так принижаешь себя в сравнении с выдающимися достоинствами твоей жены, то значит, это имеет свои причины. На меня она производит впечатление чересчур честолюбивого человека.
- Да, это так, - внезапно согласился он, забыв о всяких условностях. Честолюбие ее непомерно! Она стремится стать лучшей женой священника, лучшей в приходе, чтобы никто не мог сравниться бы с ней. Она хочет сделаться непогрешимой, святой, тогда как на меня она взирает как на вошь! Все мирское - лишь грех в ее понимании. Сесилия, мы ведь законные супруги, но я не имею права даже коснуться ее.
- Как? Это правда? Нет, Мартин, но как же ты сам с этим миришься? Бог ей судья, но это какое-то совершенно извращенное понимание христианских заповедей...
Мартина словно прорвало. Признания последовали одно за другим с необычайной быстротой.
- Она всегда повторяет, что ей это гадко, отвратительно, противно. Что, она даже представить себе не может супружеских отношений. Что как только говорят о теле, ей хочется пойти и умыть рот от таких позорных слов. Мне кажется, она с трудом смиряется с мыслью о том, что у нее есть ноги. Она не устает повторять: мы должны вести себя как святые и подавать другим хороший пример.
- Ну, для нее это нетрудно, если у нее нет желаний, - шепнула Сесилия.
- И она говорит, что только в отказе от плоти есть подлинное христианство. Отрицать плоть...
- Но зачем же она вышла за тебя замуж? Чтобы иметь статус? Быть женой священника почетнее, чем только лишь дочерью священника, не так ли?
Мартин едва слушал Сесилию, настолько он был поглощен нахлынувшими на него воспоминаниями. И ему не терпелось высказать все, что давно наболело.
- Если бы ты видела нашу первую брачную ночь, Сесилия! Нечто более нелепого нельзя и выдумать. Когда я благоговейно вошел к ней в комнату, она уставилась на меня так, будто я разбойник с большой дороги, и громко закричала. Когда я попытался объяснить, что мы теперь муж и жена, и должны быть вместе, то она выкрикнула мне в лицо: 'Грязная свинья, убирайся прочь!' Я совершенно растерялся, ибо я ничего не знал о женщинах, и она была для меня единственной. А когда я робко заговорил о желании иметь детей, то она... да, она просто изменилась в лице. Она бросилась к окну, перевесилась наружу... Такое впечатление, что она решила покончить с собой... Я убежал из ее комнаты, я чувствовал себя последним негодяем и ничего не понимал. Она так много лет была моей мечтой, моей сладкой грезой. Но когда я был простым парнем, то она смотрела сквозь меня. Когда в те времена я пытался заговорить с ней, она не обращала на меня никакого внимания, как будто и не слышала меня. Но когда я получил здешний приход, став священником, то я тотчас же заметил, что мои шансы здорово увеличились. От своего отца она узнала, что меня ждет хорошее будущее, и вот тогда-то сдалась и ответила согласием на мое сватовство. Я был наверху блаженства. Но теперь мой мир рухнул. И это она, само совершенство, которую все боготворят...
- Но не моя семья, - вмешалась Сесилия. - Мы ее раскусили. Ее выдают глаза. Хотя я и предположить не могла, что она окажется до такой степени злой.
Внезапно священник начал раскаиваться в сказанном.
- Я сижу и осуждаю ее. А сам-то я не лучше. Я не справедлив к моей жене.
- Но это так ужасно жить вместе много лет и на самом деле не быть мужем и женой.
- Не думаешь ли ты, что я все еще испытываю к ней влечение? - спросил он удивленно. - Она все задушила во мне, я ее не выношу! Мне так не хватает...
Он в страхе замолчал.
