очевидцев. Фары вездехода - электричество вырубилось, когда волной поломало столбы, - выхватывает из толпы бабушку Аминат. На ее лице беспредельное отчаяние, она судорожно прижимает к себе внучонка Баттала и беззвучно шевелит губами - молится, наверное. Я силой прокладываю к ней дорогу через толпу, мне некогда церемониться, мне дорога каждая секунда. Вокруг нас образуется кольцо из моих ребят, можно начинать опрос. Она развешивала белье за домом, когда к ней подбежал Баттал - Хаджи, старший брат, его обижает. Дедушка Измаил открыл форточку - вон там, на втором этаже с краю, - смеялся и советовал Батталу не жаловаться, а поколотить Хаджи. А потом пошла лавина... Я обрываю Мурата, который начинает энергично разбрасывать указания, предлагаю ему и Олегу попытаться залезть на второй этаж и вызволить дедушку Измаила, а сам полностью переключаюсь на Баттала. Я беру его на руки, ласково глажу его по щеке и внушаю, что если он точно вспомнит место, где они играли, то мы сейчас же, сию минуту найдем ему брата. Малыш очень напуган, он не может забыть, как через него и бабушку вдруг полетела крыша; я даю ему конфетку, хвалю его за храбрость, говорю, каким хорошим проводником он будет, когда вырастет большим. Чтоб его успокоить, мне не жалко целой минуты. - Вот здесь, - нерешительно вспоминает Баттал, - или здесь... нет, вот здесь, здесь, дядя Максим! Фары вездехода, факелы - на первую часть лавинного выноса. Наверху уже стоят Гвоздь и Рома, они принимают от ребят лавинные зонды и лопаты. Я намечаю участок, который мы будем зондировать в первую очередь. Вместе со спасателями Хуссейна нас человек десять, остальные мешают. - Всем отойти на двадцать метров! Мы работаем в шаге друг от друга, зонды плавно входят в лавинный снег. Пока что он еще не отвердел, возьмешь в кулак - как вата, бетонно-твердым снег станет через час-другой, в результате спекания. Если Баттал не ошибся, нужно прозондировать примерно сто квадратных метров. Шаг другой - третий - десятый - двадцатый... Мы зондируем в линию, метод испытанный, только секунды бегут слишком быстро - медленно время тянется для того, кто в лавине, если он не потерял сознание. Очень мешают, сбивают с толку обломки, всякие посторонние предметы: когда в них втыкается зонд, не всегда с ходу можно разобраться, что это такое, и мы теряем драгоценное время на проверку. - Быстрее, быстрее, - шепчет Надя. Я еще никогда не видел ее такой взволнованной, ее лицо белее снега. Но быстрее нельзя, зонд должен только нащупать тело Хаджи, а не проткнуть его, как копье. - Есть! Осман вытаскивает зонд, на его наконечнике - клок материи. Теперь уже быстро снимаем пласты снега лопатами. Показался валенок... вторая нога в носке... пальтишко... Хаджи лежит на спине, рот его забит снегом, глаза открыты. Почему- то у попавших в лавину глаза почти всегда открыты. Мы сделали свое дело, очередь за Надей. Она раскрывает саквояж, становится на колени, пальцами очищает от снега рот Хаджи, нос и уши. Быстро - подкожное впрыскивание камфоры. Теперь искусственное дыхание: раз-два, раз-два, раз-два... Надя работает, как автомат: раз-два, раз-два... Из горла малыша вырывается хрип. - Чай! - бросает Надя, начиная массаж. - Одеяло! - Живой, бабушка Аминат, живой! - кричит Гвоздь. Несколько капель горячего чая из крышки термоса - и в глазах Хаджи появляется осмысленное выражение. Значит, сосудики заработали по-настоящему, через пару дней мальчишка будет бегать и прыгать. - Носилки! - командует Надя, укрывая Хаджи одеялом. - В тепло, быстро! Теперь можно оглянуться. - Максим! Мы с Васей прыгаем вниз и бежим к дому, Мурат и Олег спускают нам на руки неестественно согнутое тело дедушки Измаила. У него продавлена грудная клетка, он мертв. Бабушка Аминат становится перед ним на колени, мы молча стоим, сняв шапки, а вокруг уже столпотворение, отовсюду сбежались теперь уже бывшие жильцы дома ? 23. Сейчас, в эту минуту, люди видны как под рентгеном: одни, забыв обо всем, окружают бабушку Аминат и разделяют ее скорбь, а другие рвутся в дом, рыдают о своем пострадавшем имуществе. Их вопли режут мне уши. 'Только малая печаль говорит, большая безмолвна', - вспоминаю я и с ненавистью смотрю на них. - Почему стоите без дела? - набрасывается на нас Джамалов, заместитель Гулиева. - Дом упадет, вещи пропадут! Ради твоего барахла я своими ребятами рисковать не стану, держи карман шире. - Пашел вон! - шипящим шепотом говорит Мурат, да так, что Джамалов отшатывается. - Нэ видишь - смэрть? У Мурата на глазах слезы, дедушка Измаил - его родной дядя. Он поднимает бабушку Аминат, берет на руки плачущего Баттала. - Будете жить у меня. Поехали, Максим. Только сейчас я замечаю, что идет снег. В стремлении отстаивать свою правоту человек может зайти далеко - особенно если он фанатик или глупец. Я не отношу себя ни к тем, ни к другим, но и мое самолюбие страдало, когда подавляющим большинством голосов Кушкол обвинил меня в несостоятельности. Бывает, что человеку легче перенести удар по физиономии, чем презрение, потому что на удар можно ответить ударом, а чем смыть презрительный взгляд? Теперь все знают, что я прав, но ни гордости, ни удовлетворения я от этого не испытываю, как, наверное, не испытывала этих чувств Кассандра, когда горела Троя. Никакой я не ясновидец, я просто знаю и вижу больше, чем другие, и это объясняется не особыми качествами моего мозга или органов чувств, а познаниями, вбитыми в мою голову. Не скрою: я испытал бы гордость и удовлетворение, не будь они оплачены столь высокой ценой. Если бы воздушная волна третьей лавина погубила один только лес и обессилела, я бы кое-что себе позволил. Может, дружески похлопал бы дедушку Хаджи по плечу, а Мурату посоветовал бы обратиться к столь им уважаемой Анне Федоровне за парочкой уроков. Мы сидим в кабинете Мурата - сам хозяин, начальник артиллерийской команды Сорокин, председатель поселкового Совета Махтиев, директора всех гостиниц и турбаз, сержант Абдул, Измаилов, Хуссейн и я. Мы - члены штаба, наделенного чрезвычайными полномочиями, об этом только что сообщил Мурат. Райком назначил и 'представителя ставки', но он не может к нам прорваться: между Караколом и Кушколом сошли четыре лавины, шоссе завалено, поврежден мост. Телефонная связь с райцентром прервана, обращаться и получать ЦУ будем по радио. Пока Мурат сообщает эти подробности, я смотрю в окно. Бюро погоды, с утра обещавшее ясную солнечную погоду без осадков, час назад пролепетало какую-то чушь по поводу неожиданного столкновения циклона с антициклоном, пытаясь наукообразно оправдать свою бездарность. Снегопад достаточно мощный, Лева радирует, что с каждым часом наши лавины жиреют на два с половиной сантиметра. Директора жалуются на недостаток электроэнергии ('Можете себе представить, пылесосы плохо работают!'), на отсутствие свежих газет и кинофильмов, на разъяренных туристов и друг на друга, и я вспоминаю мамин рассказ о соседке по квартире, которая в войну ужасно боялась, что от бомбежки может пострадать ее фарфоровый сервиз. Мне так хочется встать и гаркнуть: 'Прекратите болтовню!', что я до боли сжимаю челюсти и по тургеневскому методу десять раз провожу языком во рту. Представляю, какой они поднимут крик, когда услышат о моем 'непременнейшем условии'! Кушкол превратился в ловушку, а Гулиев кудахчет, что путевки у каждого седьмого туриста просрочены... бухгалтер стонет... финансовый план... все директора хором подвывают - концерт! Им в голову не приходит, что они трясутся над фарфоровым сервизом, что на Кушкол могут обрушиться такие лавины, каких он отродясь не видывал! Мурат сидит с отсутствующим видом, мне кажется, что он ничего не слышит и думает не столько о том, что может произойти, сколько о том, что уже произошло. Пора включаться, время дорого. Я прошу слова, подхожу к висящей на стене крупномасштабной карте Кушкола и докладываю свои соображения. Я просто и недвусмысленно говорю, что положение угрожающее и дискутировать по поводу финансовых планов - значит отбивать хлеб у ослов (бурные протесты директоров, Мурат молчит). Вместо того чтобы хныкать и сотрясать воздух смехотворными жалобами, следует подумать, пока есть время, о действительно важных вещах: о сухом пайке для туристов, о дровах для костров, на которых можно разогреть пищу в случае прекращения подачи электроэнергии и, самое главное, о том, как будем бороться с лавинами активно или пассивно. И я предлагаю на рассмотрение штаба два варианта. Вариант первый: начать профилактический обстрел лавин. Преимущества варианта: лавины не успеют получить дополнительных боеприпасов от нового снегопада. Недостаток: от сотрясения склонов может произойти одновременно массовый сход лавин. Вариант второй: пассивно ждать. Преимущества: значительно больше шансов на то, что сойдут не все, а лишь отдельные лавины, и не одновременно, а поочередно. Недостаток: если это произойдет не сегодня, а, скажем, завтра или послезавтра, лавины обретут несравненно большую мощность. Мурат. Какой из вариантов, по-твоему, лучше? Я. Оба хуже, но третьего не вижу. Мурат. Обстрел - большой риск, это и ребенку ясно. А почему не попытаться подрезать лавины лыжами? Ты же это делал. Я. Не такие лавины и не в такой обстановке. Смертельный номер, Мурат. Мурат. Боишься? Я. Немножко. Но если со мной пойдешь ты... Хуссейн. Я бы не пашел, галаву жалка. Шутка. Мурат. А тебя пока что не спрашивают! Допустим, мы остановимся на втором варианте - будем ждать. Твой прогноз: какой мощности могут быть лавины? Я. Очень трудный вопрос... Мурат. Легкие мы без тебя решим. Я. Все зависит от интенсивности и длительности снегопада, от ряда других факторов. Возьмем худший случай: снегопад продлится двое суток и произойдет резкий перепад температур. Тогда четвертая, седьмая и одиннадцатая, по нашим расчетам, достигнут объема от полумиллиона до миллиона кубов каждая, а остальные лавины - от пятидесяти до двухсот тысяч. Мурат. Не
Вы читаете Белое проклятье
