И не то, чтобы он боялся; если бы так, то вообще отошел бы от этих дел. Хватило бы для него, астрофизика, в этом НИИ других занятий. Удерживали воспоминания детства.
... Само собой, что, как и большинства мальчишек, он относился к окрестным садам, огородам, баштанам как к своим, кои непонятно почему опекают другие люди, а иной раз и с собаками. В этом была своя логика: там растет и созревает то, что УРОДИЛО. А это, как говорится, от бога, от природы. Не уродит - не достанется и им, утратят гораздо больше, чем возьмут с огородов и садов мальчишки. А коли уродило, зачем глотничать.
Это возрастное и это проходит. Но было у него кое-что и посерьезней. В том проклятым 46-м, когда всюду НЕ УРОДИЛО. Год сей, если смотреть широко, наилучшее доказательство, что никакого бога нет и никогда не было. Люди страшным напряжением сил и страшной ценой отстояли себя в навязанной им войне. Вдов и сирот десятки миллионов; инвалидов, калек столько же. Страна в развалинах. И в первый послевоенный год по тем самым местам, кои опустошила война, 'награда' от бога: засуха, голод, новые смерти.
Киму (так его звали в детстве) 12 лет; на детскую карточку давали 200 г хлеба. И приварка к этому хлебу почти нет. Котлетки из картофельных очисток чуть ли не лакомство. А 12 лет это возраст, когда растут. Расти совершенно не из чего. От голода шатало. Поднимал из тротуарной грязи рыбий хребет пожевать.
И стал красть. Нашел свою, как сейчас сказали бы, нишу, узкую специальность: гирьки. В магазинах - то есть у продавцов, людей далеко не нищих, которым было что взвешивать и что продать. Их он сбывал спекулянтам с весами на базаре. За 3-5 рублей. С учетом, что на том же базаре буханка хлеба шла за 100- 120 рублей, не деньги. Но можно купить кусочек 'макухи': жмыха подсолнечника, из которого отжато масло. Кусочек сей можно было долго сосать, обманывая голод; а когда размокнет, то и съесть.
Климов не любил вспоминать тот год; только в нынешней ситуации, когда вокруг прибавилось голодных и нищих, ассоциативно вспомнилось. Как-то оказавшись на Катаганском базаре, увидел и ту 'макуху': ее, мелко покрошенную, продавали ведрами - для скота. Для пробы взял кусочек, положил в рот - и тотчас выплюнул: вкус был отвратительный. А тогда слаще ее ничего не было.
... Однажды его поймали. Повели в милицию. Он вырвался и убежал. Это было весной 47-го, страшная зима с опухшими и трупами в домах минула. Пошел щавель на лугах, съедобные корни тростника, крапива, какие-то пойманные в реке рыбешки... выжил. Уцелел, как до того в бомбежках.
Но на всю жизнь осталась память, как вели. Если б не вырвался и не убежал, колония - и получился бы из него не астрофизик, близкий к звездам человек, а вор. Может быть, даже 'в законе'. И уж наверняка с применением технических средств.
... И даже мастерски наведя НПВ-луч - своей же оптикой - на цель, не мог нажать нужную кнопку на пульте. Чувство омерзения дрожью проходило по спине. Нет. Тогда он был голодный щенок, а сейчас... нет.
2.
При всем том именно Климов оказался первозачинателем, можно так сказать, душеспасительных диалогов по НПВ-лучу, отражаемому от облака. На прямых лучах они такие вообще не практиковали, брали без лишних разговоров.
Это произошло в первый же день отработки идеи Любарского отражения НПВ-луча от облаков, в Институте, между зоной и башней, на выносной площадке внешнего слоя ее с громким названием Внешнее Кольцо. Здесь, на краю, над проволочной оградой, было К4 - и окрестный мир заваливался вниз. В том числе и кучевые облака в синем небе. Климова это смутить не могло, он через Ловушку -'максутик' из спасенных от свалки телескопов направил пробный обволакивающий НПВ-луч на ближайшее крупное облако, темноватое в середке со снежно-белой окантовкой.
... и понял, что попал в его заряженное дно и что идея Варика блестяще верна: в прицельной трубке 'максутика' увидел с самолетной высоты излучину реки Катагань, глинистый берег с тальником. Сориентировался: это выше города по течению. Поворотной системой повел трубу и луч к городу, потенциометрами подкручивал на 'сближение', на крупный план. Было ощущение бесшумного полета и снижения, как на посадку. Берег реки плыл в окуляре, одеваясь по мере приближения к центру Катагани в бетон и гранит набережной.
Так 'приплыл' в городской парк культуры и отдыха им.Тактакишвили, в отдаленную и запущенную его часть, где, по выражению местного сатирика, 'культуры поменьше, зато отдыха побольше'. По прямой от НИИ до него было километров пять, по лучу через облако все двенадцать.
И там Климов увидел нечто, что изменило ход его мыслей и намерение мирно завершить опыт. От спектрального сдвига зелень парка и трава на лужайке были красновато-лиловые; и человек на скамье отсвечивал теми же колерами. Тем не менее Евдоким Афнасьич его безошибочно узнал: декан физфака (в ведении которого была и обсерватория университета) Самсон Самсонович Бугай, он же 'виконт де Бугай', 'Самсунг де Бугай'. Так его переиначили за аристократизм и снобизм университетские остроумцы - те самые, что ославили и Климова, когда он объявил, что наблюдал вторую М31: мол, это у него спьяну в глазах двоилось.
Их остроту Самсон де Бугай принял вполне серьезно, взял, можно сказать, на вооружение - и пускал в ход, когда добивался скорейшего ухода Климова из КГУ. Сейчас он проводил досуг в компании таксы; та, тоже красновато-лиловая, подметала ушами пыль на аллее, обнюхивала столбы. А Самсон Самсоныч читал журнал; рядом на скамье лежала еще стопка. Можно было различить название 'Астрофизический вестник Академии наук'. И на странице развернутого, над коим склонил лысину 'виконт де Бугай', также Евдоким Афанасьич разобрал крупные литеры шапки 'Наблюдения Фантома М31'.
- Распротакую мать!.. - сказал он, от обиды забыв, что говорит в микрофон Ловушки. - Теперь он читает. Вникает и верит. Что ж ты, сволочь такая, тогда не верил. Потому что своему Ваньке, фамилия у него не иностранная...
И только заметив, что де Бугай стал замедленно озираться, поднялся со скамьи, он осознал ситуацию. Тогда Афанасьич подкрутил регуляторы мостовой схемы так, что лиловый отлив в раскраске де Бугая, его таксы и предметов исчез, вернулись нормальные цвета и размеры; зато теперь для того, оказавшегося в НПВ-луче, все окрест увеличилось, багрово потемнело.
- Да, это я, Самсон Самсоныч, - произнес Климов скорбным, максимально загробным голосом. - Да-да, с небеси, не откуда-нибудь, вы правильно подняли голову вверх. Здесь у нас несть ни болезни, ни печали, ни воздыхания, Самсоныч... Не выдержав гонений и обид, наложил на себя руки, и взят вот сюда как многострадальный мученик науки... А вот ты куда посмертно попадешь, паршивец, - сменил он тон, - это еще вопрос. Наверно, на самую горячую сковородку. И будешь ее лизать. Ведь в твоих руках все было: признать, заинтересоваться, подключиться... Нет, выжили, выгнали. Приоритет же свой выгнали, всемирную славу!.. Эй! Куда же вы, виконт!
Но виконт де Бугай, колыша животом, мчал по аллее. Такса устремилась за ним. Журналы остались на скамье.
Если бы Самсон Самсоныч уходил медленно и достойно, не произошло бы его вминание в НПВ-барьер, коий Климов не успел убрать (будем считать так). Посему он там в парке остался без штанов, куртки и очков в пластмассовой оправе. На голове его, и без того идеально лысой, впрочем, ничего не изменилось. О бесновавшейся, кидавшейся в визгливой истерике из стороны в сторону таксе и говорить нечего: она целиком лишилась шерсти.
3.
День текущий 29.4167 сентября ИЛИ
30 сентября 10 ч, Овечье ущелье, К1
Странно небо с неподвижными звездами
над застывшими скалами
Странно Солнце - каждый день одно и то же
Наверно, сей эпизод подогрел Евдокима Афанасьича и на дальнейшее.
... Эти Ловушки называли кто 'зенитными установками', даже 'зенитками', поскольку двигательная основа их: повортная площадка с быстрым подъемом или опусканием ствола вращением рукояток на нужный угол, - такой и была (обеспечил военпред Волков); кто 'максутиками' - по основной части. Постепенно укрепилось более грамотное название Ловушка-Монстр, сокращенно ЛОМ - и далее число: ЛОМ 1000, ЛОМ 20000; оно указывало, во сколько раз спрессовано в ней пространство и время. Известное нам К.
С такими в устройствами в НИИ не развернешься: в башне, даже в зоне мешал Шар, а около, на пустыре, было слишком заметно. Расчистили на низких скалах около Овечьего ущелья площадку (также НПВ-способом, плоскими лучами 'фрезерных' Ловушек), расставили их по углам, обратив белыми стволами на четыре стороны света. Вначале ЛОМов было четыре.
Наклоненная на восток, в сторону краевого центра, белая 3-метровая труба называлась ЛОМ 1200.
... и Климов устремил через облако, плывшее со стороны города, ее НПВ- луч - сперва также,
