сенсации - пшик.
- Так вы не сцепщик? - спросил Буров.
- Почему? Сейчас сцепщик. Живу вон в том общежитии... - он указал рукой на двухэтажный барак правее пустыря. - До этого - пациент клиники при Институте судебной психиатрии имени Сербского. А еще до этого старший научный сотрудник ядерного центра, откуда прибыли этот состав. Нет, серьезно...
- А откуда вы знаете, что утром нагрянут масс-медиа и экологи? - спросил Панкратов.
- Так я ж им и звонил. И фотографии передал. Завтра в 11 обещали быть.
- Отблагодарить, значицца, захотелось? - сразу вник в суть Дуся Климов; он почуял в сцепщике близкую душу. - Родимому ядерному центру? Не иначе как за институт Сербского?..
Тот кивнул.
- Но теперь выходит, что вы их подвели, репортеров-то? - уточнил Панкратов. - Примчат на пшик.
- А вам что, их жалко? Подвели по-настоящему-то их вы, я только рельсы развинчивал. Да и что мне они! - При свете дня Миша заметил, что глаза у сцепщика голубые; сейчас, в сумраке, он разглядел, что они у него бедовые и злые. - С вами-то тиреснее. Но в самом деле лучше, если состав утром окажется на месте - с высветившимися до нуля отходами. Нет, серьезно. Они ведь с приборами приедут, с добровольными экспертами с физфака университета... А не окажется - рыскать начнут, выспрашивать: кто был, что да как, где состав?..
- Он прав! - поднял палец Буров.
- А как с благодарностью родимому центру... за институт Сербского, надо полагать? - Спросил Миша; он был наслышан о крутых нравах в ядерных организациях.
Сцепщик отмахнулся, как от мухи:
- Да бог с ними. С вами мне тиреснее. И вам со мной тоже будет, вот увидите. Нет, серьезно.
- Степень есть? - поинтересовался Буров.
- Кандидатская. Физ-мат. Докторская диссертация лежит.
- Как это вы нас так сходу вычислили? - спросил Панкратов.
- Не сходу. После вашего Шаротряса. Сгулял в центральную библиотеку, собрал и прочел все материалы об НПВ. Когда слухи о пропажах, об 'инопланетянах' пошли, понял что к чему. Я бы и сам так сделал. Нет, серьезно... Догадаться нетрудно - доказать трудно. На вас еще долго никто ничего не докажет.
- Растакую мать, я за! - горячо сказал Дусик. - Нашего человека сразу видно - он просто создан для НПВ.
- Вы сами-то еще без году неделя наш человек, - буркнул Буров, недовольный тем, что решают без него.
- Не неделю, а целых три, Виктор Федорович, - парировал Климов. - В НПВ это очень много. На целую неделю больше, чем вы главный инженер. И уже давите!
Они стояли вокруг темного цилиндра на двух треногах; футляр как футляр только около скобы-ручки рдели два индикатора, зеленый ('К-заряжен') и желтый ('Загружен'). Вверху накалялись во тьме звезды обычного неба. Зажглись на мачтах прожекторы станции.
- Как вас зовут? - сросил Панкратов. - Меня Миша.
- Зовите НетСурьезом. Так везде, с вуза. По речевой привычке.
- Хм... ладно, это вместо фамилии. А имя?
- Имярек Имярекович. Не придавайте значения пустякам. Я муни. Знаете, кто это?
- Ну, наш человек, пробы негде ставить! - снова горячо вступил Климов. Что те имена, в самом деле! Я вот Евдоким Афанасьевич, так меня, знаешь, в Дусю переделали. И фамилию даже присобачили от того монтера Мечникова из 'Двенадцати стульев' - хотя я вовсе не алкаш.
- Но и своего не упустит, - поддал Панкратов.
- А какой русский человек свое упустит!.. Так что теперь нас двое! - и протянул руку сцепщику.
4.
Так в жизнь НИИ, в жизнь странного НПВ-мира вошел странный - подстать ему - человек.
В НПВ все происходит быстро и в НИИ НПВ все решают быстро и неординарно. Ловушку-монстра с десятью платформами опаснейшего груза внутри (о котором и речи не было, чтоб передать ее заинтересованному и хорошо знакомому человеку, Страшнову) оставили на Катагани-товарной под присмотром 'сцепщика', с коим встретились впервые. И с полной уверенностью: свой человек, наш.
... А сами направились одни в Овечий Филиал, другие в НИИ - возиться с Полигоном, решать головоломку: как наполнять его, где взять веществва и так далее.
В 10 утра на Катагань-товарную подскочил опять на машине Панкратов. Сцепщик ждал его у колеи без рельс. Миша аккуратно выпростал из 'футляра для чертежей' состав с рельсами - даже шпалы легли в свои выемки.
Протекшие в Ловушке века отразились на металле колес и боках контейнеров ровными пятнами сухой ржавчины. И нигде не осталось следа смазки.
- Класс... - сказал НетСурьез, когда вернулся с инструментом от конца состава. - Даже стык свинтил без усилий.
- Не 'класс', а кибернетика, - ответил Миша. - Процессор Ловушки запомнил все манипуляции ввода, для вывода дает их зеркально, в обратном порядке.
'Сцепщик' забрал в пристанционном бараке-общаге скудные пожитки, книги, и они уехали в НИИ.
В одиннадцать часов на товарной появилось много людей с видекамерами, фотоаппаратами, магнитофонами, приборами и даже плакатами. Все получилось, как предсказал НетСурьез: ни радиации, ни сенсации - пшик.
Глава девятнадцатая. Гений из подворотни и ученые в законе
'В спорах рождается истина'? Да - но не в
спорах со жлобами. Для тех главное: поставить
на своем.
К.Прутков-философ
0.
День текущий 10.55139 окт
6.454968E+08 Шторм-цикл текущий МВ
11 октября 14 ч 14 мин
11+ 15 окт 13 ч Уровня К 6
На полигоне 25 марта/шареня 115/97 К-года
Светит 35004-е МВ-солнце
... Под этим номером также сияло не солнце-звезда, а МВ-галактика: соседняя, за найденной окраинной, более отдаленная. Но не слишком - вот фотоэлементы автоматики Бурова и приняли ее за самую яркую звезду; немудрено. Сфокусировали полями пространственные линзы, начали по sin- закону приближать.
Утром она была 'неправильной', светящейся кляксой. Ближе к полудню из нее сформировался звездный трехрукавный вихрь; наиболее ярко светило округлое ядро. В полдень рукава вихря свернулись и сомкнулись - галактика стала эллиптической. Потом снова вихрь расширяющийся, к вечеру - клякса иной формы. Ядро растеклось.
Но это между прочим. Антураж, от которого у знающих цепенела душа, а прочим было все равно.
Далее следует вставное эссе. Оно вставное и Эссе, потому что не очень сюжетно. Однако на нем, точнее, на его герое, висят сюжеты всего последующего, еще трех с половиной романов. Речь о НетСурьезе. Потому что его идеи затмевают любые, даже самые крутые, коллизии.
1.
... У каждого есть своя личная жизнь. У вас, читатель. У меня, автора. У персонажей, разумеется, около чьих передряг и переживаний мы особенно склонны поронять слюни, тоже. У собак и кошек тоже своя личная жизнь, каждый кто наблюдал их, это не оспорит. Наверняка она есть и у земноводных, наших предшественников по владычеству на планете, например, у лягушек - особенно весной, когда они томно воют и ухают на болотах: ведь от всей же души, во имя любви и долгого личного счастья. И у стрекоз, жучков-мотыльков она есть... и так, наверно, вплоть до бактерий и вирусов.
Уже из этих экстраполяций ясно, какая это, извините, мура. Хоть ей и посвящена большая часть художественной литературы. Литература сия - так называемая 'реалистическая' - суть простой фокус, что первый заметил юный еще Максим Горький, который рассматривал на просвет страницы романов: буквы, закорючки на бумаге, а читаешь - и все живет... что за черт?! И я не читатель, а вроде сам этот храбрый рыцарь, или умирающая дева... Фокус сей в том и состоит, чтобы подрочить вас за чувства. Лучше за самые простые: чем они проще, тем массовее, тем больше тираж и выручка за бестселлеры. Отсюда, в частности,
