Где в матовой истоме тает солнце,
И в сумерках трагичны все черты.
Где время обессилело в тиши,
Где воздух дышит, чист, как отраженье
Мгновенья от движенья до движенья,
И мир подобен отклику души.
Лишь в облаках слепая тень дрожит
Звезды, как зов из каменных сугробов,
Лишь одиночество лесного рога
Охотника, заблудшего в глуши.
И зыбкий колокольный перебой
Над хрупкою осенней пустотой.
Новиков замолчал и сидел задумчив и строг, и в широко открытых, скорбных глазах его сияли воспаленные огни надвигающейся электрической ночи.
'Ну и ну, - удивленно покачал головой Малина. - Еще один поэт трагической судьбы...'
'Кстати, - сообщил Машка, - Новость навел меня на идею для нового рассказа из цикла про тираннозавров. Я напишу рассказ - герой у меня будет такой: руки у него будут - КГБ и КСП, а ноги - хиросима и мокасина. Он у меня станет заниматься каким-нибудь очень смешным делом... или нет, он будет просто сидеть где-нибудь и скрипеть зубами с таким звуком, будто дверью прищемило уши... А потом к нему подойдет какой-нибудь хмырь и спросит: 'Что будет, если подбросить в воздух трехлитровую банку с пивом и поймать ее на голову?' - а тот в ответ возьмет и откусит ему голову вместе с банкой...'
'Приехали', - сказал Малина, тормозя.
Трещал дождь. Там и сям сновали машины, бежали по мостовой, выгибая шеи, торопливые гражданки под эгидою вальяжных зонтоносцев... У подъезда стояла Таня во всей своей прекрасной наружности, но лицо ее расходилось по швам от волнения.
'Ибрагим убился', - сообщила она остолбеневшим друзьям.
УНЕСЕННЫЕ ВЕЧЕРОМ
'Да где же он? - в который раз спрашивал Машка, водя по земле лучом фонаря. - Куда он пропал?'
Попадались в поле зрения под окном (а высоко, вообще-то, пятый этаж, тут уж никакого масла в голове не нужно иметь, чтобы крякнуть), так вот, попадались под окном только щепочки какие-то, мусор, тарелка какая-то, сломанный детский вездеход, обломок разрушенного кресла, остов разоренного радиокомбайна 'Эстония', пивные пробки, да еще дохлая собака попалась, да нашли еще Ибрагимову панамку, уже совершенно мокрую.
Дождь хлестал без дураков, с полной отдачей.
'А может, он упал, а тут собака шла, а он на собаку упал, а собака сдохла, а он убежал?' - волнуясь, говорила Таня.
Шина беспрерывно курил, сигареты то и дело гасли, он бросал их и жег одну за другой.
'Дай закурить', - попросил Машка.
'Пожалуйста, - мрачно сказал Шина, - как я могу отказать тебе в такой гадости'.
Близняшки дружно хрюкнули, но тут же сконфуженно смолкли. Одна лишь Фанни безучастно стояла в стороне, зябко поеживаясь на ветру.
Таня нашла еще пуговицу и расспрашивала всех, не Ибрагимова ли она.
'Дай-ка сюда', - сказал Машка.
Пуговица оказалась - добротный армейский пельмень со звездой.
'Не его', - вздохнул Машка.
Что было делать? Подобрали панамку, потоптались еще немного, да и пошли домой.
'А ты в 'скорую' не звонила? А в милицию? А в морг?' - спрашивал Малина у Тани. Казалось, у него тоже в голове что-то замкнуло.
'Да нет же, нет, - отвечала Таня. - Никуда я не звонила. Я только проснулась, в комнату захожу, вижу - он из окна выпадает... Я глянула вниз темно. Выбежала на улицу, а тут и вы...'
Дела.
'Фанни, - говорил Машка, - Фанни, Фанни, милая Фанни...'
Они сидели вдвоем на кухне. Таня опять залегла спать. Малина еще долго сидел на телефоне, звонил во все места в поисках Ибрагима - глухо. И теперь, вроде, он тоже прилег, очевидно, решив, что ежели Ибрагим жив, то жив, а ежели нет - то и нет.
'Фанни, - говорил Машка, - милая Фанни, ты знаешь, неделю назад у меня умер друг...'
'У-у...' - Фанни сделала скорбное лицо, покивала головой.
'И ты знаешь, я ведь даже не пошел на похороны. Только однажды, давным-давно, я хоронил свою бабушку, а после этого - ни разу, ни разу в жизни я не был на похоронах, ненавидел я все это: цветы, там, музыка дикость какая-то... Ну, помер человек, ну и Бог в помощь... Я лично вообще не хочу, чтоб меня хоронили - такая вот у меня причуда. Лучше просто исчезнуть, словно тебя и не было... Пускай жрут меня старшие братья наши твари всякие. Человек - часть природы, так и пусть будет ею честно, до конца...
И знаешь еще, милая Фанни, я ведь ни во что, признаться, не верю. Ни в дружбу, ни в любовь... Нет, я думаю, настоящая дружба может... все-таки, может, она и возможна на свете, но знаешь, только между мужчиной и женщиной! Не любовь, нет, любовь - это ужасно, это как болезнь... Двое мужчин - если, конечно, они нормальные люди - никогда не могут быть так близки, как мужчина и женщина... И я всегда, то есть очень давно, хотел встретить такую женщину, как жена Дэвида Боуи бывшая, Анджела. Они оба были абсолютно свободные люди, но в то же время она говорила: 'Я могу быть с каким-нибудь парнем, но если в это время позвонит из Америки Дэвид и скажет, что я ему нужна, то я тут же бросаю все и еду к нему, а этот парень меня еще и до аэропорта подбросит...' Вот это и есть настоящая дружба...'
Машка вдруг, непонятно почему, расхохотался. Улыбнулась и Фанни.
'Но слушай, Фанни... - И снова он стал серьезен. И дума покрыла лицо его морщинками, доселе незаметными. - Фанни, что б ты ответила, если бы я сказал тебе: милая Фанни, выходи, пожалуйста, за меня замуж?..'
Он замолчал. Молчала и Фанни.
'Мишель, - сказала она наконец, - Мишель...'
'Меня зовут Саша', - печально заметил Машка.
'Мишель... - задумчиво повторила Фанни, словно не расслышав. Прекрасный мой Мишель, как ты прямо резко...'
'Мишель... Ты прекрасный человек, Мишель...' - проговорила она и опять замолчала.
'Господи! - внезапно сказала она со слезами на глазах. - Что бы сейчас разбить?!'
Взяла со стола бутылку с французской надписью CAMUS ('Самус' - как называл этот коньяк Машка), повертела в руке, поставила было обратно, но вдруг, решившись, взяла снова, примерилась и тихонько кинула в угол. Бутылка с урчанием прокатилась по паркету, поерзала и затихла, клокнув, словно заглотав хавки.
'Ладно', - крякнул Машка и достал из холодильника еще одну бутылку коньяка - на сей раз простого армянского.
.............................................................................................................................................................. ............................................
'Слушай, Санька, - говорил Машка, следуя за Малиной на кухню. - Вот знаешь, мысль какая интересная...'
'Погоди Машка, - перебил его Малина. - Нам нужно серьезно поговорить'.
'Нет, это ты погоди, - отмахнулся Машка. - И не перебивай, пожалуйста, что за вредная манера... Понимаешь, такая идея у меня появилась... Правда, я еще путаюсь и не до конца еще домыслил...'
'Домыслишь'.
'Саня, что за тон? - изумился Машка. - Может, тебе неприятно, что я у тебя обитаю? Так я уйду, знакомых у меня много...'
'Извини. Тут такое дело...'
'Понимаю. Ибрагим пропал. Но что ж тут поделаешь?'
'Дитя! - раздраженно сказал Малина. - Чем дольше я с тобой вожусь, тем больше убеждаюсь, что ты и в самом деле просто анфан террибль. Говорили они, что не стоит с тобой разговаривать...'
