'Кто 'они'?'
'Не торопись. Дело и в самом деле настолько серьезное, что нельзя не предупредить тебя...'
Все это время Малина нервно расхаживал по кухне, хватал себя пальцами за нос (была у него такая привычка), то садился на стул, то вскакивал, заглядывал в мрачное окно... Подобрал с полу бутылку 'Камю', удивленно принюхался к разлитому коньяку, скверно матюгнулся.
'Это кто коньяк разлил? Фанни?'
Машка промолчал.
'Стерва, халява...'
'Полегче, - сказал Машка. - Полегче выражайся. Я тебе еще не говорил я ей сейчас предложение сделал'.
Несколько мгновений Малина смотрел на Машку с полуоткрытым ртом, затем неприятно заржал.
'Ну, и как она?'
'Никак. Во всяком случае, не отказала', - самодовольно улыбнулся Машка.
'Да, это сильная новость, - ехидно покивал головой Малина. И снова заржал. - Представляю семейку: Машка и Фанни! Ха-ха! Веселый вы народ, ей-богу насмешили...'
'А что?'
'Идиот. Что ты про нее знаешь?'
'Ну...' - смутился Машка.
'Душе настало пробужденье... Идиот'.
'Слушай, не оскорбляй меня, пожалуйста'.
'Да что еще сказать про тебя, если ты водишься, не зная с кем, треплешь языком где попало и чего не следует...'
'Слушай, Саня, ты сейчас схлопочешь'.
'Что?! - крикнул Малина, подходя к нему вплотную. - Да я тебя щас!..'
Они стояли друг против друга, меряясь взглядами. Малина аж трясся от злобы.
'Ну, ударь, - спокойно сказал Машка. - Ударь, если это доставит тебе удовольствие. Я с тобой драться не собираюсь'.
Малина сразу обмяк, подошел к столу, налил себе в рюмку, выпил.
'И за что я люблю тебя, дурака, - устало проговорил он. - Ты даже не представляешь, как ты меня подвел, каких людей ты под удар подставил...'
'Ну, объясни, в чем дело, может пойму, хоть я и идиот...' - Машка тоже подсел к столу.
'Извини, я перенервничал. Но ты тоже хорош...'
'А что?'
'Сейчас. Все сейчас объясню, ждать больше некогда...'
Малина замолчал. Выпил еще. Повертел в руке рюмку. Снова налил и выпил. И опять тяжело задумался, с треском разминая в пальцах сигарету.
В тишине было слышно, как за окном бушевало небо. В стеклах дробился дождь.
'Санек, - нежно сказал Машка, - Санек, ты помнишь такие старые добрые времена в 18-й аудитории?'
'Я думал, в 18-м году', - усмехнулся Малина.
'Ты знаешь, я недавно песенку такую сочинил о тех временах: 'Ах, это было так давно, когда все стриглись под битлов, и крошка Кло шептала мне, хлебнув вина: 'Какие были времена!'...' - Машка вполголоса запел.
'А ты даже не пошел на Сережкины похороны. А я вот - ходил. И Ибрагим пришел, хотя они с Сережкой в последнее время не разговаривали. И даже Таня пошла, хотя она его почти не знала...'
'Я же тебе объяснял, почему не пошел. Я не хочу видеть его мертвым, я хочу помнить его живым. Он навсегда останется в моей памяти только живым'.
'Слова это все, слова... Я видел его мертвым, и гроб нес, и поцеловал его на прощанье, и ничего с моей памятью от этого не случилось'. - Малина, присев у кухонного пенала, нагружал хозяйственную сумку всякой снедью: консервами, галетами какими-то, достал буханку хлеба...
'Мы разные люди'.
'Разные', - согласился Малина.
С грохотом распахнулось окно. Шторы размазало по стенам. Дождь брызнул в комнату так, словно облако лопнуло.
С минуту Машка и Малина боролись с порывами ветра, водружая раму на место, выпутывались потом из рухнувших штор, пока не уселись снова за стол, смеясь и утирая мокрые лица.
'Ну, что, - сказал, отдуваясь, Машка, - что ты мне все хотел такое страшное сообщить, да не решался? Не бойсь, говори, переживу как-нибудь'.
'Погоди', - ответил Малина, все еще смеясь. Стащил через голову влажную футболку и ушел в комнату.
Вернулся он не скоро. А когда вернулся, на нем уже были: выгоревшая на солнце брезентовая куртка - память о студенческих стройотрядах, латаные-перелатаные джинсы и гитара, висевшая на плече стволом вниз. В руке он держал небольшой дорожный кейс.
'Дело в том, что... - Он взглянул на часы. - Через час мы должны быть в условленном месте на окраине города, где нас будут ждать мои друзья. А еще через некоторое время мы уже будем ехать в одну солнечную республику, где нас, правда, не ждут, но примут хорошо... Сегодняшнее торжество было организовано мной для Тани - мы теперь с ней не скоро увидимся... Итак, ты едешь? Я жду'.
Малина достал из холодильника еще одну - последнюю - бутылку коньяка, положил ее за пазуху.
'Это пригодится в дороге, - пояснил он. - Итак?..'
Следующим движением Малина нажал на кнопку оттайки и, нагнувшись, вытащил откуда-то снизу большой черный пистолет.
'Да, - грустно сказал Машка, - я знал, что ты генерал ордена иезуитов'.
'А я знал, что ты ничего не знаешь, - сатирически отвечал Малина. - Но сейчас не время шутить. Шутки кончились. Тебе опасно здесь оставаться'.
'Я не поеду'.
Малина помедлил, подсел к столу и разлил остатки из бутылки. Достал сигарету, прикурил.
'Возможно, ты прав, - задумчиво произнес он. - Возможно, так ты легче отделаешься. Но мой тебе совет: уезжай из Москвы на время, и лучше в какую-нибудь дикую глушь, в какой-нибудь Петропавловск- на-Клязьме. Вполне вероятно, что в этом случае тебя вообще не станут трогать'.
'Но ты так ничего и не объяснил. Кому и в чем перешел я дорогу, хотелось бы мне знать?'
Малина потушил сигарету, залпом выпил коньяк, встал. Взгляд его был холоден и далек.
'Видишь ли, Машка, это только в старых романах принято все объяснять. В жизни все гораздо сложнее. Но кое-что я тебе скажу. Во-первых, не ходи к своему приятелю из театра на Юго-Западной - из его окружения исходят сигналы. Во-вторых, знай, что твоя переписка смотрится - хотя, это, в принципе, в порядке вещей... И в-третьих, постарайся, пожалуйста, впредь никогда и нигде не упоминать, кого ты иногда мог видеть со мною... Да, и вот что еще...'
Он открыл кейс и достал оттуда небольшое портмоне.
'Здесь, - сказал он, кладя портмоне на стол, - фотография. После Сережкиной смерти я отдал ее размножить. Ибрагиму я так и не успел передать его экземпляр, а тебе - вот, держи. И смотри, не потеряй, это единственное фото, где мы снялись все вместе, вчетвером: ты, я, Сергей и Ибрагим. Если не забыл, это было в 10-м классе, перед выпускным вечером, когда мы ходили на сопку. Другого случая, видишь ли, так и не нашли. Более того, никто, кроме меня, этого снимка даже не сохранил...'
'Я его лишился, - печально поправил Машка. - Со всем своим имуществом. Ты знаешь, при каких обстоятельствах'.
'Да, я знаю. Я знаю, что ты не можешь быть хозяином ничего. И еще там деньги. На дорогу и на первое время'.
Машка протестующе вскинул руки, но Малина обнял его и потрепал по плечу.
'Будет, будет', - успокоил он его, точно ребенка.
Машка засмеялся.
