- Здравствуйте, - ответил Роумэн. - Честно говоря, я не очень-то привык к такого рода конспиративным играм, времени у меня в обрез, да и дел хватает.
- Понятно, понятно... Но ничего не попишешь, выражение <тайны мадридского двора> придумано не в Вашингтоне, а в этой стране.
Этот из породы боссов, понял Пол, такие шутки позволяют себе здесь только крупные парни из центра. Он явно не здешний или же сидит в Бургосе эмиссаром Пуэрта-дель-Соль.
- Как вас зовут? Вы не представились, - сказал Роумэн.
- О, простите, пожалуйста. Можете называть меня Хайме... Грегорио Пабло-и-Хайме.
- Очень приятно. Я - Пол Роумэн. Где тот человек, которого я ищу?
- Он под контролем. Я помогу вам. Но я бы хотел понять, что подвигло моего давнего друга Эронимо на такую рьяную заинтересованность в том, чтобы вы нашли этого самого никарагуанца с внешностью скандинава?
- Дружба. Мы дружим с Эронимо.
- Давно?
- С тех пор как Франко стал заинтересован в развитии экономических отношений со Штатами. И в том, чтобы мы протащили его в Организацию Объединенных Наций...
- Не <его>, а <нас>. Мы не разделяем себя с каудильо.
- Это понятно. Ваше право... Раз вы не разделяете себя с каудильо, значит, и вам пора завязать со мной дружбу, поскольку, увы, я тоже вынужден не очень-то разделять себя с нашим галантерейщиком, с президентом Трумэном.
- Вы имеете санкцию на то, чтобы так отзываться о своем лидере?
- Поправка к Конституции - вот моя санкция, ясно? Вы меня извините, Хайме, я в детские игры не играю, вырос; есть вопросы - задавайте. Хотите помочь найти этого самого Брунна - помогите. Нет-ну, и черт с ним, скажу послу, что службы Испании не смогли оказать нам должного содействия. Скоро ваш национальный праздник, пусть Томас обсуждает это дело с вашим каудильо...
- Томас... Кто это?
- Посол. Вы что, не знаете, как его зовут?
- Ах, да, да, конечно, но я как-то не очень связывал вас с дипломатической службой.
- Других у нас пока нет, увы. Но, думаю, скоро появятся.
- Когда примерно?
Ему надо что-то о т д а т ь, понял Пол; пусть напишет отчет в свою паршивую Пуэрта-дель-Соль, тогда он не будет чувствовать себя униженным; иначе выходит, что он мне - Брунна, а ему - шиш. Только здесь я с ним говорить не стану, на них слишком большое влияние оказали арабы и евреи, но те хоть при их врожденной хитрости умные, а в этих одни эмоции, может напортачить, проиграет еще наш разговор не тем, кому надо...
- По дороге к тому месту, где сейчас находится мой клиент, - сказал Роумэн, - я с радостью отвечу на ваши вопросы.
- Вас отвезет туда мой помощник, Пол. У меня нет времени ездить с вами в поисках никарагуанца. Было бы славно, ответь вы мне сейчас.
- У вас обычно плохая запись, Хайме. Все будет шуршать и трещать, вы же получали аппаратуру от людей ИТТ, а они гнали вам товар из Германии, никакой гарантии, работали узники концлагерей... Хотите говорить - пошли погуляем по парку, там тень, заодно и разомнемся, я просидел за рулем шесть часов...
- Тем не менее. Пол, моя услуга зависит именно от того разговора, который я намерен провести здесь, в этой комнате.
- Ну и проводите, - Роумэн поднялся. - С самим собою. До свиданья.
Он рассчитал верно: секретная служба Франко позволяла своим сотрудникам работать самостоятельно лишь до определенной степени особенно после того, как объект сломан и пошел на сотрудничество; что же касается широкой инициативы, такой, какую Донован, например, дал Аллену Даллесу, позволив ему н е с а н к ц и о н и р о в а н н о с т ь, здесь не было, да и быть не могло; все нужно согласовать и утвердить у главного хефе, все обязано быть доложено штаб-квартире каудильо, обсуждено с военными и каким-то образом увязано с дипломатической службой режима. Этот голубой пыжится, он привык к беседам с мелкими торгашами, которые не то что Штаты продадут, а родную маму, лишь бы сбыть свой тухлый товар этим грандам, не умеющим работать, только спят и болтают...
- Погодите, Пол, - остановил его Хайме у двери. - Вы напрасно нервничаете...
- Я нервничаю? - искренне удивился Роумэн. - Вот уж чего нет, того нет. Что, пошли гулять?
- Я вас догоню, - сказал Хайме, - одна минута.
Будет брать диктофон, понял Роумэн, ну и болван.
Когда Хайме догнал его в парке, Пол показал глазами на его пиджак и шепнул:
- Отключите вашу штуку. Все равно я стану говорить так тихо, что ничего не запишется, галька трещит под ногами, все заглушит.
- Что за подозрительность, - улыбнулся Хайме, - можете меня ощупать.
- Позвонили в Мадрид? Получили санкцию на разговор без записи?
- Слушайте, с таким человеком, как вы, одно удовольствие дружить. Я теперь понимаю Эронимо. Может, встретимся в Мадриде?
- А что вы мне сможете дать? Я не привык зря терять время.
- Я тоже.
- Меня интересуют люди со специальностью.
- Испанцы?
- Упаси господь! Мы не вмешиваемся в ваши внутренние дела. Живите, как хотите. Если испанцам нравится Франко, пусть он ими и правит.
- Нами, Пол, нами. Не отделяйте меня от испанцев, я хочу, чтобы нами правил каудильо.
- Не говорите за всех, Хайме. Целесообразнее сказать <мною>. Понимаете? <Я хочу, чтобы мною правил Франко>.
- Я только тогда что-нибудь стою, когда моя служба представляет мнение нации. Один - он и есть один, пустота...
- Один - это один, Хайме. Это очень много, да еще если один - то есть каждый - есть явление. Вот когда сплошные нули, мильон нулей, а впереди, отдельно от них, единица - тогда это ненадолго, единица сковырнется, нули рассыпятся...
Хайме засмеялся:
- А мы зачем? Мы не дадим нулям рассыпаться. Мы их хорошо держим в руках... Так вот, меня тоже интересуют люди со специальностью, ясно, не нашего гражданства.
- Какого конкретно?
- Не вашего. Я понимаю вас и ценю ваш такт: вас не интересуют испанцы, меня - американцы. А все другие пусть станут объектом нашего общего интереса. Согласны?
- Предлагаете обмен информацией?
- Именно.
- Почему нет? Конечно, согласен... Вы - мне, я - вам, очень удобно.
- Оставите свой телефон?
Роумэн поморщился:
- Слушайте, не надо так. Вы же не ребенок, ей-богу... Я отлично понимаю, что мой телефон вами прослушивается. Будьте профессионалом, это надежно, таких ценят... Любителями, которые слепо повторяют план, разработанный дядями, расплачиваются. Будьте единицей, Хайме. Бойтесь быть нулем. Звоните мне в среду, в девятнадцать, вечер не занят, можем встретиться. Где Брунн?
- Эй, - Пол окликнул Штирлица, когда тот, посмотрев на часы, поднялся из-за столика маленького кафе в двух блоках от автовокзала. - Вы куда?
- А вам какое дело? - Штирлиц пожал плечами, сразу же ощутив боль в пояснице и усталость, которая давяще опустилась на плечи, словно кто-то надавил очень сильной рукой хрупкую косточку ключицы.
- То есть как это?! - Роумэн оторопел от этих слов; ждал всего чего угодно, только не такой реакции.
