можем вернуться к этому разговору позже... Я так думаю... Но сейчас я должен сказать м о и м, что вы отошли от дела, мистер Роумэн... Во всяком случае, на этом этапе... Вы же понимаете, что в случае нарушения вашего слова ситуация повторится, и я не убежден, что она не кончится трагически...
- А если я обращусь в ФБР?
- Можете... Почему бы и не обратиться? Но тогда детей вы живыми не получите. Увы. Это - по правилам, мистер Роумэн. По тем правилам, которые сейчас вступили в силу. Я не скажу, что они мне нравятся, но факт есть факт, и я не вправе скрывать это от вас.
- Так или иначе, но информация о том, что происходило в последние месяцы, будет опубликована в английских газетах, Пепе. Я не в силах это остановить, дело сделано...
Тот вздохнул, покачав головой:
- Отчет не будет опубликован. И мистер Харрис, и мистер Мигель Сэмэл, - Пепе усмехнулся чему-то своей горькой улыбкой, - уже встретились с моими коллегами...
- Если я отхожу от этого дела, вы и те, кто вас нанял, оставляют в покое Штирлица?
- Этот вопрос я не уполномочен обсуждать, мистер Роумэн... Вы очень плохо выглядите... Поберегите себя, без вас Крис погибнет.
- Вы имеете в виду миссис Роумэн?
- Я имею в виду именно ее.
- Мне бы хотелось увидеться с вами через пару месяцев, Пепе.
- Я обещаю вам обсудить это предложение с моими боссами, мистер Роумэн. Но я еще не слышал определенного ответа на главный вопрос: вы отходите? Или намерены продолжать д е л о?
- А если я отвечу так... Да, я отхожу... Но я продолжаю д е л о... Такой ответ вас устроит?
- Пожалуйста, повторите еще раз... Вы любопытно сформулировали мысль, я хочу понять ее истинный смысл...
- Да. Я отхожу. А вы возвращаете Спаркам детей. Но я продолжаю мое дело.
- Знаете, все-таки лучше, если я передам моим боссам лишь первые две фразы. А третью я повременю передавать кому бы то ни было... Я найду вас, мистер Роумэн. И тогда я вам отвечу. Но это произойдет не в этой стране, мистер Роумэн, потому что на днях вас пригласят в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности... В связи с делом Брехта. Вам известно это имя, не правда ли? Так вот, вам не надо появляться в комиссии... Вас не станут объявлять в розыск... И вы сможете жить в Норвегии, там же хороший дом и яхта... Сказав <а>, вам не остается ничего другого, как произнести <б>. Мне совестно говорить вам это, я тоже дрался против наци, так, как я это умею, - Пепе усмехнулся, - но я обязан вам сказать и это...
- Я вас должен понять так, что спектакль в комиссии должен быть сыгран в мое отсутствие?
- Вы меня поняли верно, мистер Роумэн. Если вы твердо обещаете отойти, его можно вообще отменить.
- Я хочу, чтобы вы связались с кем следует и сказали, что я отхожу. А я после этого позвоню в Голливуд. И я должен услышать голоса детей.
- Это по правилам, мистер Роумэн. Мне нужно часа два, чтобы вернуть малышей миссис и мистеру Спарк. Где бы вы хотели увидеться через два часа?
- В аэропорту. Это вас устроит?
Через два часа тридцать минут Роумэн позвонил в Голливуд. Он не очень-то понимал слова Грегори, тот смеялся и плакал. <Странно, у него визгливый голос, мне всегда казалось, что он говорит басом>. Мальчишки, захлебываясь, кричали в трубку, как было интересно у <тети Марты>. Потом подошла Крис; голос у нее был такой же, как тогда, ночью, в Мадриде; мертвый голос старой, измученной женщины.
- О кэй, - сказал Роумэн, повесив трубку, - я удовлетворен, Пепе. Я отхожу. Только передайте вашим боссам, что они теперь больше заинтересованы во мне, чем я в них. Поэтому я бы хотел получить телефон, по которому - в случае острой нужды - смогу найти вас.
- Нет, - ответил Пепе. - Это невозможно, мистер Роумэн. За вами будут смотреть наши люди. И как только мои боссы поймут, что вы им очень нужны, я приеду. Обещаю вам...
Пепе сдержанно кивнул Роумэну. <Хорошо, что ты не протягиваешь мне руку, - подумал Пол, - я вижу, как ты хочешь это сделать, парень, и я не могу понять, намерен ты это сделать искренне или продолжаешь свою игру? У тебя странные глаза. Крис была права, когда говорила мне про твои глаза, они у тебя не простые, и я вижу в них боль. Мальчишки дома, теперь можно подумать и про такие д е т а л и, как глаза гангстера, почему бы нет?>
Роумэн проводил взглядом Пепе: тот шел как бы сквозь толпу, остроплечий, тонкий, словно хлыст, очень высокий, с откинутой назад головой. Он дождался, когда Пепе вышел из дверей аэропорта, а потом медленно двинулся в туалет. Там, пустив холодную воду, он сунул голову под струю и долго стоял так, до тех пор, пока не почувствовал рядом с собою человека: тот тщательно мыл руки, словно хирург перед операцией.
Не глядя на Роумэна, высокий, коротко стриженный, бесстрастный парень, почти не разжимая рта, сказал;
- Он ездил на семьдесят третью улицу, дом девять, апартамент три; арендуют люди босса мафии Чарльза Луччиано. Туда приехали Меир Лански и Ланца. Они провели вместе сорок минут. Потом Пепе Гуарази поехал сюда. Три его человека стояли возле дверей аэропорта, наблюдая за вашим разговором.
Вытирая голову полотенцем, Роумэн сказал:
- Спасибо тебе, Джек Эр. Ты хорошо поработал. Иди. Когда потребуется, я найду тебя. А пока делай то, о чем мы договорились.
ШТИРЛИЦ, ГЕЛЕН (Барилоче, Мюнхен, март сорок седьмого) __________________________________________________________________________
<Генералу Гелену,
Строго секретно,
В одном экз. № 54/285-А
Служба визуального прослушивания интересующих 'организацию'
разговоров, пользующаяся услугами наших ученых, работающих в
подразделении ИТТ, - в интересах возрождения немецкой
государственности - решила провести опробование опытных образцов,
позволяющих записывать беседы людей, находящихся в лесу, на реке или
в поле с расстояния в 400-500 метров, и получила санкцию на
эксперимент в городах Малаге и Бургосе (Испания), Асунсьоне
(Парагвай), Кордове и Барилоче (Аргентина).
В Барилоче, где начались атомные исследования Перона, службе
было рекомендовано - ив интересах нашего дела - опробовать качество
записи на Штирлице, работающем инструктором горнолыжного спорта в
прокатной станции политического эмигранта г. Отто Вальтера,
подозреваемого в давних связях с левыми.
Записанные в горах разговоры Штирлица и Вальтера оперативного
интереса не представили.
Однако в воскресный день 21. III. 1947 служба, следившая за
Штирлицем во время его уединенной прогулки в горах, записала тексты,
которые он читал самому себе, разложив костер на берегу озера.
Приводим расшифровку текстов, записанных с расстояния в 420
метров:
Странное слово <доверие>,
Похоже на жеребенка,
Нарушишь - чревато отмщением,
Словно обидел ребенка.
Нежное слово <доверие>,
Только ему доверься,
Что-то в нем есть газелье,
А грех в газелей целиться.
