Джек Эр теперь уже не делал вид, что читает газету; он тоже смотрел на Роумэна с неотрывной ненавистью; честный человек не будет так убегать от того, кто должен защищать его от наци; не зря во вчерашней телеграмме от Макайра было сказано, чтобы он был во всеоружии, вполне возможно, что о б ъ е к т перестал быть тем, кем был, допустимо предположить, что он на грани измены присяге: внимание и еще раз внимание...
<Ничего, - подумал Роумэн, когда они через два часа приземлились в Кордове, - в конце концов даже если этот стриженый не один, мы сможем отделаться от них, нас четверо, только пока ничего не надо предпринимать, сначала увидаться со Штирлицем, я потом дам Штирлицу уйти, да и доказательства его невиновности в том, в чем его обвиняют, теперь абсолютны, пусть поцелуют меня в задницу все эти макайры и его стриженые ублюдки атлетического сложения>.
Штирлиц ждал его именно там, где уговорились, заранее подтвердил тайнописью в последнем письме.
Штирлиц не успел еще даже толком обменяться приветствием с Харрисом, когда возле них затормозило такси, из которого вылез Джек Эр.
- Узнаете? - спросил Роумэн, кивнув на Эра. - Придется чуток помять этого парнишку. Он следит, - пояснил он Харрису и Сэмэлу. - Он следит за нами. Он из нашей разведки. Ему надо дать отлуп, и я это сделаю.
Штирлиц пожал плечами:
- Зачем? Не надо. Наоборот, мы не станем обижать парня из вашей службы. Более того, я намерен пригласить его к нам за стол. Сотрудник американской разведки должен знать про нацистскую сеть, которая оформилась в довольно крепкую подпольную силу, разве нет, Харрис? Э, мистер, Штирлиц улыбнулся Джеку Эру. - Могу я просить вас составить нам компанию? Я угощаю. Я буду рассказывать этим английским журналистам кое-что про гитлеровского генерала Гелена и про его тайную сеть, про Отто Скорцени, который руководит своим <Пауком> из американского лагеря для пленных, я намерен передать журналистам материалы о нацистах, которые живут совершенно свободно - в Испании, Португалии, здесь, в Парагвае, в Германии, Австрии, возле Ватикана... С именами, паролями и явками... Право, не отказывайтесь, старина, - он снова улыбнулся Джеку Эру, - это необходимо знать каждому, кто искренне намерен задушить всех гитлеровцев на земле, очень прошу, пошли вместе с нами.
- Вы напрасно сказали все то, что сказали, - Макайр положил перед собой на стол крепкие кулаки. - Вы оскорбили меня. Пол, сделали это в запальчивости. У вас нет никаких данных, чтобы обвинять меня в сговоре с наци. Я понимаю, что вы переживаете сейчас, но это плохой тон незаслуженно оскорблять тех, кто помогал вам, чем мог.
- Ты грязный нацистский наймит, - повторил Роумэн. - Ты засосан Геленом, у тебя на шее следы от его засосов, тварь... Ты думаешь, если я рухнул, то ты еще больше возвысишься? Нет, Макайр, когда выйдет газета с рассказом о том, что ты есть на самом деле, тебе не отмыться, ты будешь ходить, как обгаженный клоун на вернисаже предателей...
- Мы живем в демократическом обществе. Пол, не надо меня пугать разоблачениями в прессе. За клевету придется отвечать не вам, а несчастному журналисту... Вы погубили троих наших парней в Германии, заставив их взорваться на мине, не надо губить других, научитесь проигрывать...
- Меня давно научили этому ремеслу... Меня этому красиво научили, сначала наци, а потом ты... Помимо прессы есть сенат и есть комиссия по расследованию антиамериканской деятельности... Пусть они попробуют ответить, что занимаются только паршивыми интеллигентами, которые сочиняют п е с е н к и, вроде Эйслера... Я скажу все. Не им, так другим. А я не журналист. Я сотрудник разведки Соединенных Штатов.
- Бывший сотрудник государственного департамента, Пол... Вы же написали заявление, и мы удовлетворили вашу просьбу. Вы измотаны, вы на грани истерического срыва, зачем нам быть черствыми по отношению к тому, кто так мужественно воевал? Вы уволены. Пол, уволены по вашей просьбе.
Роумэн с трудом удержался, чтобы не броситься на Макайра. <Он побьет меня, он сильнее>, - жалобно, как в детстве, подумал он.
Поднявшись, он спросил:
- Хочешь, я харкну тебе в морду?
- Если ты и на это способен, - лицо Макайра вдруг сделалось белым, тогда я ничем не смогу помочь, когда дело по обвинению в убийстве Грегори Спарком и Кристиной Роумэн португальского подданного - в прошлом гражданина Германии Фрица Продля - уйдет в федеральный суд... Там ведь было три свидетеля, не правда ли? Твоя жена, Лангер и Ригельт. Иди и проспись, Роумэн. Вон отсюда!
В пансионате Роумэн тупо уставился в телеграмму, которую ему протянул портье: <Срочно позвони, похищены мальчики. Криста>.
Роумэн ринулся в свой номер, перескакивая через три ступени, лифта не мог дождаться, скорее бы бросить вещи в чемодан и на аэродром: <Господи, какой ужас, они ударили по самому больному. Что может быть больнее, чем случившееся? Масенькие, в прятки играли, пахнут ягодным мылом, голосенки звонкие, счастье в доме, что станет с Элизабет, она же умрет, у нее разорвется сердце, что делать, боже всемилостивый, помоги, надоумь!>
Телефонный звонок прозвучал так неожиданно, что Роумэн выронил из рук чемодан. <Это Криста, - подумал он, - дети нашлись, все в порядке, слава богу...>
- Мистер Роумэн, добрый день, полагаю, вы меня узнали?
<Я б тебя и на том свете узнал, - подумал Роумэн, - Пепе; Гуарази; профессионал со страдающими глазами>.
- Я вас узнал.
- Вы уже в курсе?
- Да.
- Хотите со мной повидаться?
- Это может помочь делу?
- Конечно.
- Называйте адрес, еду.
Они встретились неподалеку от набережной. Улочка была маленькая; откуда-то доносилась музыка, протяжная, мелодичная, видимо, мелодия из Кантона. Пепе появился неожиданно, вышел из полуподвального китайского ресторанчика, взял Роумэна под руку и тихо сказал:
- Если вы - а я понимаю ваше состояние - решите шлепнуть меня, дети погибнут... Готовы к конструктивному разговору?
- Да, - ответил Роумэн, не разжимая рта.
- Только не сердитесь, мистер Роумэн. Я выполняю работу, это жизнь, а она не спрашивает, нравится тебе или не нравится то, что тебе приходится делать. Словом, Ригельт убит. При необходимости можно доказать вашу причастность к этому делу. А Лангер сидит у нас на квартире и дает показания... При свидетелях... Он говорит то, что следует, мистер Роумэн... Про вашу жену - тоже. Он называет ее соучастницей убийства.
- Дети, - по-прежнему не разжимая рта, сказал Роумэн. - Что с детьми?
- Если вы отойдете от д е л а, мистер Роумэн, детей вернут домой, пока вы будете лететь в Лос- Анджелес.
Роумэн кивнул.
- Они живы?
- Играют в прятки с женщиной, которая их опекает... Мы подобрали очень славную женщину, которая чем-то похожа на миссис Роумэн... Детям сказали, что папа с мамой уехали в гости, Крис тоже, поэтому их привезли в другой дом... Им купили пони, мистер Роумэн, они в порядке.
Роумэн, наконец, выдохнул; он никак не мог выдохнуть все это время, словно бы раскаленный ком ворочался в солнечном сплетении.
- Скажите, мистер Гуарази...
- Я бы не рекомендовал вам употреблять это имя, мистер Роумэн. Давайте уговоримся о том, что меня зовут Пепе. И хватит. О кэй?
Роумэн снова кивнул:
- В Мадриде вы говорили о ста тысячах... Вы назвали эту сумму сами... Допустим, я наберу эти деньги, продам дом, яхту...
- Мистер Роумэн, боюсь, что в эпизоде с детьми названные мной сто тысяч будут недостаточны... Мы
