- Больше не откроет.
- Откроет.
- Нет, - Роумэн покачал головой, - больше не откроет. Это было не шампанское, человечек. Это были выстрелы из пистолета с бесшумной насадкой, из которого Гаузнера пристрелили... Так что живи спокойно.
- Хорошая новость... Жаль, что этого не сделала я... Но ведь репетировал со мной другой человек.
- Пеле?
- Нет.
- Кемп?
- Нет, другой. Я не встречала его раньше.
- По фото узнаешь?
- Конечно... Но ты дослушай меня. Ладно?
- Конечно, - ответил он, чувствуя, как сердце снова заколотилось, словно заячий хвост, и колышаще зашумело в висках.
- Так вот, он репетировал со мною нашу встречу... Каждый мой жест и слово... Торговал он при этом твоей жизнью... Он не поверил, что ты просто хороший партнер в постели... Они мне рассказали, что тебя пытали и ты перестал быть мужчиной... Я ответила, что мне как женщине лучше знать, мужчина ты или нет... Но это все пустое, милый... Я подписала обязательство работать против тебя.
- Я предполагал это.
- А почему не спросил?
- Потому что я знал, что ты непременно расскажешь мне об этом.
- Я сама не знала, расскажу ли я тебе. Вот. Ну и рассказала.
- Спасибо, человечек. Мне стало сейчас так легко и счастливо на душе, так спокойно на сердце...
- И от этого оно у тебя так молотит? И поэтому ты стал белым, да?
- Сейчас это пройдет... Минут через пять... Я побелел, когда понял, что ты хочешь мне сказать то, о чем очень трудно говорить, прямо-таки невозможно... Но и мне придется сделать это в Вашингтоне... Я тоже подписал обязательство работать на них. Когда понял, что они действительно убьют тебя... У них ведь не было иного выхода...
- Значит, я не должна была тебе ничего говорить.
- Почему?
- Потому что ты будешь обязан сказать в Вашингтоне и про меня. И тогда я перестану быть твоей... женой... Если, конечно, ты продолжаешь еще хотеть этого... Я стану перевербованным агентом... Ты ведь не вправе, сказав им про себя, утаить обо мне?
...В девять утра Роумэн отправил в Вашингтон шифротелеграмму Макайру с просьбой разрешить ему текущий отпуск в Штатах, чтобы жениться на родине. <Если люди Гаузнера действительно читают наш код, то пусть прочтут и это сообщение. Они не могут не проявить себя, если так. Очень хорошо. Рядом с Кристой сидит мой помощник Джонсон, надежен, как булыжник. А я теперь готов к встрече. Они проявят себя в течение ближайших двух дней>.
Однако ответ от Макайра пришел через пять часов: <Поздравляю от всего сердца, можете считать себя в отпуске с сегодняшнего дня, сердечно ваш>.
Дома Джонсон сообщил, что звонков не было, вообще ничего подозрительного; команда, наблюдавшая за улицей, тоже не обратила внимания ни на одну машину или пешехода; все как всегда, только один раз проехал полковник Эронимо, но ведь он наш друг.
- Он наш друг, - повторил в задумчивости Роумэн. - Мне к нему звонить не с руки, сборы и все такое прочее, - он замолчал, включил радиоприемник, нашел музыку и продолжил: - Возьмите какую-нибудь ерунду - продлить визу больной американской старухе или что-нибудь в этом роде - и поезжайте на Пуэрто- дель-Соль... Сделав, что нужно, загляните к Эронимо, поманите его пальцем в коридор и там спросите: <Кто отправил вас вчера... нет, теперь уже позавчера из города?> Объясните, что ответ должен быть честным... Нет, так нельзя говорить испанцу - пусть даже и полицейскому, взовьется от обиды, потеряем... Скажите, что ответ должен быть исчерпывающим, потому что это позволит Роумэну, только это и ничто другое, продолжать поддерживать с ним дружеские отношения - со всеми вытекающими отсюда последствиями. О результате разговора скажете мне в аэропорту, перед нашим вылетом. И если он ответит исчерпывающе, проведете работу по тому человеку или, возможно, людям, которые отправили его из Мадрида, когда я вернулся из Мюнхена. О кэй?
- О ка, - ответил Джонсон, техасец, он экономил время даже на гласных, сокращая привычный <ол коррект>, то есть <о кэй>, до типично техасского, стремительно-глотающего <о ка>; <пусть что угодно говорит, только бы сделал то, что я ему поручил>; на аэродроме Джонсон сказал, что приказ поступил от бессменного министра правительства Бласа Переса Гонсалеса; <вот куда тянется цепь Верена; ай да молодцы, лихо работают!>
МЮЛЛЕР (Аргентина, март сорок шестого) __________________________________________________________________________
Он оглядел собравшихся, улыбнулся им своей неожиданной, доброй улыбкой, чуть шмыгнул носом и сказал:
- Ну, вот мы, наконец, и собрались все вместе, дорогие мои друзья. И я счастлив этому, неизбывно счастлив, - только старый баварский крестьянин так радуется первым весенним ручейкам в горах, предвестникам плодородия и праздника будущего урожая. Поэтому я открываю наше совещание, испытывая уверенность в том, что пройдет оно конструктивно и по-деловому. Я дам общий обзор положения в мире, каким он видится мне, моим друзьям и нашим старшим товарищам, и остановлюсь на некоторых аспектах ситуации в Аргентине. А потом свои соображения выскажете вы. Есть возражения? Возражений нет. Прекрасно. Итак, по первому параграфу. Думаю, всем ясно, что мир вступил в эру глобального противостояния Кремля и Белого дома. С той поры, как Британская империя - благодаря лейбористам - станет Содружеством наций, Лондон как объект мировой политики будет играть подчиненную роль, европейская эпоха истории человечества на какое-то время прекратила существование, и теперь на арену всемирной схватки выходят новые силы - Китай в первую очередь, затем Латинская Америка, страны Ближнего и Среднего Востока, то есть нефть как кровь войны.
Сталинский ставленник Мао Цзэдун является, конечно же, личностью вполне устремленной, хотя и не лишенной какой-то парадоксальности. Победа над Японией, крах Квантуна - все это разрушило миф о величии острова, на смену этому мифу пришел призыв к борьбе за окончательное освобождение от <своих угнетателей>. Несмотря на помощь, которую Белый дом оказывает генералиссимусу Чан Кайши, я не думаю, что он удержится, ибо у него нет национальной концепции, он хочет сохранить статус-кво, а это на данном этапе невозможно.
В какой мере Москве выгодна победа Мао Цзэдуна? С точки зрения пропагандистской - выгодна по всем позициям. С точки зрения экономической - не думаю, поскольку Кремлю придется помогать, - Мюллер смешливо дернул носом, - товарищам по классу, иначе они поступить не смогут, но это будет означать удар по русским, это затормозит все их восстановительные работы, а им надо восстановить территорию большую, чем Германия и Франция, вместе взятые.
Какой вывод? Об этом - в конце, суммируя общий итог.
Латинская Америка - мы это видим, как никто другой, потому что смотрим глазами новых людей, кроме, конечно, тех, - Мюллер улыбнулся Людвигу Фрейде, сидевшему возле камина, - кто прожил здесь большую часть жизни, - являет собой кипящий котел с крепко закупоренной крышкой. Однако, как ее ни закручивай, результат будет один - пар найдет выход; впрочем, пар можно выпустить, но можно и довести ситуацию до взрыва. Вопрос, на который мы должны дать ответ, очевиден: что выгодно нам, нашему братству? Взрыв? Или выпускание пара?
Во-первых, престиж, завоеванный русскими во время минувшего сражения, не мог не отразиться на здешних коммунистах. Хотели мы того или нет, хотя, - Мюллер усмехнулся, - мы этого, конечно, не хотели, русские подтвердили правоту своей идеи делом. Все левые силы здесь потребовали прав, и власть не могла им их не дать; мы - далеко, британцы, традиционно сильные в здешних банках и на железных дорогах, были, как и янки, связаны по рукам и ногам союзом с Кремлем: не могли же они помогать врагу?!
Во-вторых, попытки Перона и боливийцев обуздать левых были преподаны американской прессой как путчи, организованные нашей секретной службой. Увы, должен вас огорчить: хотя наше влияние на лидеров путчей было весьма значимым, они не коллаборировали с нами в той степени, в какой нам бы хотелось.
