Смотри, что получается: я только что отправил в верное место твое удостоверение, паспорт и телефонную книжку, - кстати, ты наивно конспирировал агентуру, это просчитывается в два счета: красный, синий, черный цвета - так работали районные уполномоченные гестапо, занося в книжечку телефоны наиболее мобильных осведомителей. Их, между прочим, за это наказывали... Волей-неволей ты провалил с е т ь, а ты, как выяснилось, имел на связи друзей Евы Перон, журналистов, людей из армии - ай-яй-яй... Ты хоть понимаешь, что после такого провала тебе не подняться? Даже если я сейчас уйду, оставив вас здесь, - могу завязать морды наглухо, сдохнете через пяток дней, могу не очень туго завязать, будете дышать, продержитесь дольше, глядишь - чудо, ваши получат санкцию на то, чтобы войти в эту квартиру, хотя ты знаешь, как это трудно - получить санкцию на то, чтобы войти в такой дорогой дом, это в барак нетрудно, накостылял по шеям обитателям, они ж безграмотные, жаловаться не решатся, на власть не пожалуешься, сгноят, а сюда - ого-го-го... Но если представить себе чудо, если бог смилостивится над вами, то и в этом случае ты погиб. Думаешь, твой пес, - он кивнул на шофера, - будет молчать? Думаешь, он не передаст слово в слово, что я говорил тебе? Думаешь, он тебя пощадит? Эй, шофер, слушай внимательно и запоминай! Твой хефе носил с собой в кармане документы, из которых явствовало, что он держал на связи в Барилоче немца Рикардо Баума, в прошлом офицера абвера, связан с организацией генерала Вагнера, или Верена, у него много псевдонимов, а фамилия одна - Гелен, Рейнхард Гелен, запомнил? А в Вилле Хенераль Бельграно контактировал с Блюмом. Ты запоминай, запоминай, память твоя - гарантия твоего спасения, посидишь в лагере, отпустят, зато на Пуэота дель Соль не будут пытать, ты же знаешь, как там это делают... Или изнасилуют у тебя на глазах жену... И мать... Там держат ублюдков, животных, которые лишены человеческих чувств... Теперь слушай дальше... Инженер Лопес в Кордове - это Кемп, из ИТТ, тоже немецкий агент, живет здесь <под крышей>... А сеньор Блюм из Бельграно и вовсе...
- Хватит! - просипел Росарио и облизнул совершенно синие губы. - Убей его. Тогда я стану говорить.
- Я? - Штирлиц удивился, снова ощутив тепло Клаудии; она сейчас стояла за спиной, очень близко, даже чувствовался аромат ее духов жареный миндаль, запах смерти. - Я не стану марать о него руки. Если тебе это нужно - ты и делай.
- Развяжи руки.
- Я развяжу тебе одну руку, Росарио. Вторую мы привяжем к шее. С тобой надо держать ухо востро... Ты ж такой принципиальный, верен присяге. Отказываешься от беседы...
Штирлиц загнул левую руку Росарио за шею, обмотал ее ремнем вокруг горла и затянул крутым узлом; достав из заднего кармана его кремовых брюк плоский браунинг, сунул его в правую руку, чуть придерживая ее за плечо.
Если ты решишь изловчиться, подумал Штирлиц, и пальнуть в меня, раздастся щелчок, и тогда все станет ясно; если же ты выцелишь висок своего телохранителя и нажмешь на спуск, значит, я победил, значит, не зря убежден, что все они разваливаются до задницы, когда понимают приближение краха. Если инженер запорет станок, он может отремонтировать его; если капитан посадит корабль на камни, он может, в конце концов, отдав по суду все свои деньги, начать с нуля, нанявшись матросом в сложный рейс; даже врач, зарезавший больного, отсидев год в тюрьме, - если был пьян во время операции - потом вернется в медицину и спасет человечеству тысячи жизней; через тернии - к звездам. А что может шпион, проваливший сеть? Ту, которая стоила секретной службе миллионы долларов, годы работы, чья информация положила начало новому курсу, в котором были задействованы политические деятели и директора банков, командиры армейских подразделений и руководители внешнеполитических ведомств?! Что ему делать, если благодаря его оплошности произошел провал такого рода?
Росарио плавающе поднял руку и начал выцеливать висок своего телохранителя. Рука его подрагивала, как он ни старался держать ее твердо.
Шофер смотрел на него, выпучив глаза, они, казалось, вот-вот лопнут, вылетят черными брызгами, испачкав светлый ковер. Он что-то мычал, мотал головою, потом начал биться лбом об пол; господи, какой страшный звук, подумал Штирлиц, удары молотком о ствол свежеобструганной сосны.
- Я не попаду, - сказал, наконец, Росарио. - Рука трясется.
- Что ты предлагаешь? - спросил Штирлиц, стараясь говорить спокойно, хотя тело его била дрожь, пальцы сделались ледяными, как раньше, в Мадриде, до Канксерихи.
- Подвинь его ко мне.
Штирлиц легко взял браунинг из рук Росарио, подтащил к нему шофера, тот пытался кричать что-то, из глаз его катились слезы, казалось, что это и не слезы - так их было много, - а капли пота; они струились по его мертвенно-бледному лицу; лицо, действительно, было мокрым и от пота, таким мокрым, как у гимнаста, который весело делает упражнения под лучами палящего солнца, и весь он бронзово-коричневый, ж и в о й, излучающий здоровье, а шофер белел с каждой секундой все больше и больше, печать животного ужаса изменила его до неузнаваемости, морщины сделались такими глубокими, что лоб, виски и щеки стали походить на печеные яблоки...
- Так лучше? - спросил Штирлиц. - Тебе удобно, Росарио?
- Да, - ответил тот.
Штирлиц снова вложил ему в руку браунинг, намеренно з а б ы в придержать плечо франкиста.
- Давай, - сказал он. - Бей.
Росарио отбросился назад, выгнул руку и нажал на спусковой крючок, как только ствол поравнялся с лицом Штирлица; сухо лязгнуло, а потом стало так тихо, что казалось, все звуки вокруг исчезли и растворились.
- Ну и что? - спросил Штирлиц. - Поигрался?
- Спусти меня с кресла, - сказал Росарио.
- Зачем?
- Дашь нож. Я его зарежу.
- А вдруг ты метнешь нож, как индеец из Голливуда?
- Поставь меня перед ним на колени.
- Зарежешь?
- Да.
- Вынуть у него кляп? Пусть орет?
- Если не боишься воплей - сними.
Штирлиц вынул кляп у шофера:
- Ну, помолился?
- Развяжи меня, развяжи, - прошептал шофер, - я буду говорить тихо, я расскажу тебе, как он мне велел привезти твою бабу, я скажу, кто ее убивал, я все видел, я ездил в Хенераль Бельграно к Блюму, я один знаю тот дом, куда он меня отправлял...
- Где он? - спросил Штирлиц.
Росарио откашлялся:
- Штирлиц, вы будете слушать либо его, либо меня.
- Я буду слушать обоих. Мне интересно, когда вы говорите дуэтом.
- Этот особняк на окраине Бельграно, - сипел шофер. - Там немцы... Около аэродрома... Это как замок, туда не пройдешь просто так, там три системы охраны, там...
- Послушайте, Штирлиц, - сказал Росарио, - мои контакты по линии ИТТ заинтересуют вас больше, чем фантазии этого придурка... Дайте нож...
- Но ведь ты начал с того, как комендант Алькасара дал расстрелять своего сына, пожертвовав жизнью мальчика во имя торжества Франко... Допустим, я позволю тебе зарезать этого подонка, а ты скажешь: <Все, теперь я спокоен, он молчит, а уж я тем более не скажу ни слова>... Может быть такое?
- Я открою все, - хрипел шофер, - все, до конца! Я скажу тебе, красный, как они убили твою женщину, я не трогал ее, я только привез ее к ним, но я видел, что они с ней делали!
- Верно, он привез ее по моему приказу, - сказал Росарио. - А вот кто сообщил мне о ней, я могу сказать, только я...
Штирлиц полез за сигаретами:
- Кто?
Росарио как-то странно, словно горбатый (хотя сейчас он так сидит, я же привязал ему руку к шее),
