— Наш агент раздобыл еще один замечательный документ. Он дает нам некоторые дополнительные сведения о природе операции «Шелковица». — Фогель замялся на секунду. — Теперь мы можем с намного большей уверенностью предсказать, какую роль операция «Шелковица» должна будет сыграть во время вторжения.
Гитлер кивнул:
— Прошу вас, продолжайте, капитан Фогель.
— Основываясь на вновь полученных данных, мы полагаем, что операция «Шелковица» — это обеспечение дополнительного зенитного прикрытия. Оно будет развернуто вдоль французского побережья для того, чтобы максимально усилить защиту от атак Люфтваффе в первые, самые опасные для противника часы вторжения. — Фогель снова запустил руку в портфель. — Опираясь на эскизы чертежей, имевшиеся во вражеских документах, наши аналитики набросали возможную схему этого сооружения. — Фогель выложил чертеж на стол. Шелленберг и Гиммлер с видимым интересом уставились на лист бумаги.
Гитлер отошел к окну и стоял там, глядя на горы. Он считал, что здесь, в Бергхофе, где он был возвышен над миром, ему лучше всего думается.
— И где же, по вашему мнению, враг намерен разместить эти свои зенитные комплексы, капитан Фогель?
— В планах, добытых нашим агентом, определенных указаний на это не имеется, — ответил Фогель. — Но, исходя из прочих сведений, собранных абвером, было бы логично предположить, что «Шелковица» предназначена для Кале.
— А как же ваша прежняя теория об искусственной гавани в Нормандии?
— Она была, — Фогель снова замялся, подбирая верное слово, — предварительной, моей фюрер. Я поторопился с выводами. Вынес приговор, не располагая полным комплектом доказательств. Я юрист по образованию, мой фюрер, и надеюсь, что вы простите мою метафору.
— Нет, капитан Фогель, я уверен, что вы были правы именно в первый раз. Я уверен, что «Шелковица» — это искусственная гавань. И я уверен, что она предназначена для Нормандии. — Гитлер отвернулся от окна и посмотрел на свою внимательную аудиторию. — Это как раз в духе Черчилля, этого безумца! Грандиозное и столь же грандиозно глупое изобретение, которое выдает его намерения, потому что однозначно говорит нам, где он и его американские друзья собираются нанести удар. Этот человек мнит себя великим мыслителем, великим стратегом! Но, когда доходит до военных вопросов, становится ясно, что он просто дурак! Это подтвердят хотя бы души тех юношей, которых он отправил на убой в Дарданеллы. Нет, капитан Фогель, в первый раз вы нисколько не ошиблись. Это искусственная гавань, и она предназначена для Нормандии. Я знаю это, — Гитлер кулаком стукнул себя в грудь, — здесь.
Вальтер Шелленберг осторожно кашлянул.
— Мой фюрер, у нас имеются дополнительные свидетельства, которые могут служить подтверждением данных, полученных капитаном Фогелем.
— Так давайте послушаем их, герр бригадефюрер.
— Два дня назад в Лиссабоне я допрашивал одного из
«О, господи, опять эти штуки!» — воскликнул про себя Фогель.
Шелленберг извлек из портфеля документ.
— Это текст меморандума, написанного оперативным сотрудником МИ-5, офицером по имени Альфред Вайкери. Кто-то с инициалами «ББ» завизировал его и направил Черчиллю и Эйзенхауэру. В этом документе Вайкери предупреждает о появлении новой угрозы безопасности страны и предлагает принять дополнительные предосторожности, пока положение не прояснится. Вайкери также предупреждает, что все офицеры союзников должны быть особенно осторожны в отношениях с женщинами. Ваш агент в Лондоне случайно не женщина, капитан Фогель?
— Могу я взглянуть на этот документ? — спросил Фогель вместо ответа.
Шелленберг протянул ему бумагу.
— Альфред Вайкери, — задумчиво сказал Гитлер. — Почему это имя кажется мне знакомым?
— Вайкери личный друг Черчилля, — пояснил Канарис. — Он входил в группу советников, собранную Черчиллем в тридцатых годах. Черчилль направил его в МИ-5, когда в мае 1940 года стал премьер- министром.
— Да, теперь я вспомнил. Это ведь он в тридцатых годах написал целую серию омерзительных статей, направленных против национал-социализма?
«И все, что он тогда писал, оказалось верным до последней запятой», — подумал Канарис.
— Да, тот самый, — произнес он вслух.
— А кто такой ББ?
— Бэзил Бутби. Он возглавляет один из отделов МИ-5.
Гитлер снова зашагал по просторному помещению, но на сей раз намного медленнее. Спокойствие безмолвных Альп всегда оказывало на него умиротворяющее воздействие.
— Что ж, Фогель, Шелленберг и Канарис убеждены. Ну, а я — нет.
— Интересный поворот событий, вам не кажется, герр рейхсфюрер? — Снегопад прекратился. Гитлер смотрел из своего панорамного окна, как солнце на западе сползало за горизонт; высокогорные сумерки окрашивали пики фиолетовым и розовым цветами. Из всех присутствовавших на совещании остался один Гиммлер. — Сначала капитан Фогель убеждал меня, что операция «Шелковица» — это создание искусственной гавани, а теперь говорит, что зенитный комплекс.
— Очень интересно, мой фюрер. Хотя у меня есть свои теории.
Гитлер отвернулся от окна.
— Так, поделитесь ими со мной.
— Согласно первой теории, он говорит правду. Он получил новую информацию, которой он доверяет, и искренне верит в то, что сказал вам.
— Возможно. Продолжайте.
— Вторая теория основана на том, что те сведения, которые он только что представил вам, полностью сфабрикованы, и Курт Фогель, как и его начальник Вильгельм Канарис, является предателем, преследующим цель погубить фюрера и Германию.
Гитлер скрестил руки на груди и склонил голову в сторону собеседника.
— Но зачем им вводить нас в заблуждение насчет вторжения?
— Если врагу удастся преуспеть во Франции и немецкий народ увидит, что война проиграна, Канарис и другие мерзавцы, сбившиеся в Schwarze Kapelle, выступят против нас и попытаются нас уничтожить. Если заговорщики смогут прийти к власти, они тут же запросят мира, и Германия снова станет такой, какой была после Первой мировой войны — превратится в бессильного кастрата, европейского попрошайку, живущего за счет крошек со столов британцев, французов и американцев. — Гиммлер сделал многозначительную паузу. — И большевиков, мой фюрер.
Глаза Гитлера ярко вспыхнули: сама мысль о том, что немцам, возможно, придется жить, подчиняясь диктату большевиков, казалась ему слишком болезненной для того, чтобы ее можно было допустить.
— Мы никогда не допустим, чтобы такое случилось с Германией! — воскликнул он и добавил, пристально всмотревшись в лицо Гиммлера: — Я вижу по вашим глазам, что у вас есть еще одна теория, герр рейхсфюрер.
— Да, мой фюрер.
— Давайте выслушаем и ее.
— Фогель верит в истинность той информации, которую представляет вам. Но, к сожалению, он почерпнул ее из отравленного источника.
На лице Гитлера вновь появилось заинтересованное выражение.
— Продолжайте, герр рейхсфюрер.
— Мой фюрер, я всегда откровенно говорил вам о своем отношении к адмиралу Канарису. Я убежден в том, что он предатель. Я знаю, что у него были контакты с британскими и американскими агентами. Если мои подозрения насчет адмирала верны, то не будет ли логичным предположить, что он выдал противнику немецкие сети в Великобритании? И столь же логичным будет предположение, что информация,
