— Вообще-то это не так трудно устроить.
— Вы серьезно?
— У линкольнширской полиции есть на реке собственный небольшой катер — «Ребекка». Сейчас «Ребекка» как раз находится в Гримсби. Она не предназначена для открытого моря, но вполне выдержит несколько часов плавания в шторм. Кроме того, она намного быстроходнее, чем та старая рухлядь, которую украли преступники. Если мы отплывем немедленно, то должны успеть перехватить их.
— На «Ребекке» есть радио?
— Так точно. Вы сможете переговариваться с ней прямо отсюда.
— Как насчет оружия?
— Я могу взять несколько старых винтовок из управления полиции Гримсби. У них оружие всегда в хорошем состоянии.
— Теперь вам не хватает только команды. Возьмите с собой моих людей. Я останусь здесь, чтобы поддерживать контакт с Лондоном. Трудно придумать что-нибудь, что было бы вам меньше нужно на борту лодки, чем я. Тем более в такую погоду.
Локвуд криво улыбнулся, хлопнул Вайкери по спине и вышел. Клайв Роач, Гарри Далтон и Питер Джордан последовали за ним. Вайкери поднял трубку, чтобы сообщить последние новости Бутби.
Нойманн вел «Камиллу» между бакенами, отмечавшими фарватер в своенравных водах устья Хамбера. Лодка была около сорока футов в длину, казалась чрезмерно широкой и отчаянно нуждалась в покраске. В корме имелась маленькая каюта, куда Нойманн положил Дженни. Кэтрин стояла рядом с ним в рулевой рубке. Небо на востоке начало понемногу светлеть. Дождь барабанил в стекло. С левого борта он видел, как волны разбиваются о мыс Сперн-Хед. Маяк на мысе не горел. Компас помещался на заменявшей нактоуз тумбе рядом со штурвалом. Нойманн повернул нос лодки точно на восток, дал полный газ, и суденышко устремилось в морской простор.
Глава 60
Подводная лодка немецкого военно-морского флота U-509 держалась возле самой поверхности моря. Хронометр показывал 5:30 утра. Капитан-лейтенант Макс Хоффман стоял в боевой рубке, смотрел в перископ и прихлебывал кофе. Он всю ночь разглядывал черную морскую воду, и сейчас у него ужасно болели глаза и раскалывалась голова. Ему было необходимо несколько часов сна.
На мостик поднялся первый помощник:
— У нас остается всего тридцать минут, герр калой.
— Я слежу за временем, первый.
— Мы больше не получали никаких сигналов от агентов абвера, герр калой. Я думаю, что нам следует считать их попавшими в плен или убитыми.
— Я подумал о такой возможности, первый.
— Скоро будет светло, герр калой.
— Да, первый. Это явление происходит постоянно — каждый день и в одно и то же время. Причем даже в Великобритании.
— Я просто думаю, что для нас небезопасно оставаться так близко к английскому побережью. На таких малых глубинах нам будет очень трудно укрыться от английских wabos. — Первый помощник командира подлодки явно нервничал; обычно он в разговоре с командиром избегал употребления матросского жаргона и, в частности, этого слова, которым немецкие моряки называли глубинные бомбы.
— Я очень хорошо представляю себе риск, с которым связано наше положение, первый. Но мы останемся здесь, в точке встречи, до тех пор, пока не истечет условленный срок. А потом, если я сочту, что нам не угрожает опасность, мы задержимся еще немного.
— Но, герр калой...
— Они подали совершенно определенный радиосигнал, сообщив нам о том, что производят выход из страны. Мы должны исходить из того, что они выйдут на каком-нибудь украденном суденышке, вероятно, не слишком мореходном. Можно также ожидать, что они сильно измучены или даже ранены. Мы останемся здесь, пока они не прибудут или пока у меня не появится уверенность в том, что ждать их бесполезно. Вам понятно?
— Так точно, герр калой.
Первый помощник спустился по трапу и покинул рубку. «Ну, не офицер, а просто заноза в заднице», — подумал Хоффман.
«Ребекка», полицейский катер, а вернее, лодка с неглубокой осадкой, со стационарным мотором и крошечной рулевой рубкой посреди палубы, в которой едва-едва могли поместиться плечом к плечу два человека, имела в длину около тридцати футов. Локвуд заранее предупредил персонал на причале, и ко времени приезда команды мотор «Ребекки» уже успел как следует прогреться.
На борт поднялись четверо: Локвуд, Гарри, Джордан и Роач. Мальчик, выполнявший обязанности швартовщика, отдал чалку, и Локвуд направил судно на фарватер.
Он сразу дал полный газ. Мотор быстро стучал, стройный нос поднялся из воды и бодро разрезал волны, которые ветер поднял даже здесь, в защищенном доке. Небо на востоке начало светлеть. С левого борта отчетливо вырисовался силуэт маяка на мысе Сперн-Хед. Море впереди было пустынно.
Гарри наклонился, схватил трубку радиотелефонного аппарата и сообщил Вайкери, который оставался на своем командном пункте в Гримсби, о начале нового этапа операции.
На пять миль восточнее нынешнего положения «Ребекки» штормовую волну резал корвет с бортовым номером 745. Капитан и первый помощник стояли на мостике и озирали в бинокли море, затянутое пеленой дождя. Впрочем, толку от биноклей не было никакого. К темноте и дождю прибавился предутренний туман, который еще сильнее уменьшил видимость. В таких условиях можно было пройти в ста ярдах от субмарины, так и не заметив ее. Капитан шагнул к столику, за которым штурман сделал на карте прокладку следующей перемены курса. По приказу капитана корвет, увалившись на левый борт, повернул на 90 градусов и устремился в сторону открытого моря. Одновременно радист отбил в Отдел слежения за подводными лодками радиограмму, в которой капитан извещал об очередном маневре.
В Лондоне Артур Брэйтуэйт, тяжело опираясь на трость, стоял около стола с картой-макетом. Он дополнительно приказал всем кораблям и самолетам, привлеченным к охоте на беглых шпионов, как можно чаще информировать его о своих действиях. Ему было совершенно ясно, что шансы на обнаружение субмарины при такой погоде и при такой освещенности не так уж велики, даже если лодка находится в надводном положении. Если же она уйдет под воду, то заметить ее перископ будет почти невозможно.
Адъютант принес ему очередную радиограмму. Корвет номер 745 только что изменил курс и двигался теперь точно в восточном направлении. Второй корвет, под номером 128, находился в двух милях от него и направлялся на юг. Брэйтуэйт склонился к столу, закрыл глаза, и попытался мысленно представить себе эту картину. «Будь ты проклят, Макс Хоффман! — воскликнул он про себя. — Куда же ты, черт тебя возьми, запропастился?»
Хотя Хорст Нойманн и не знал об этом, «Камилла» находилась на расстоянии ровно в семь миль к востоку от мыса Сперн-Хед. Погода, похоже, ухудшалась с каждой минутой. Дождь уже не просто лил, а низвергался с небес целыми водопадами, то и дело полностью закрывая видимость во всех направлениях. Ветер и течение, оба направленные на юг, дружно старались сбить лодку с курса. Руководствуясь показаниями плохонького компаса, Нойманн изо всех сил старался держать точно на восток.
Самой большой проблемой для него являлось море. Последние полчаса представляли собой непрерывное повторение одного и того же коротенького и в самом буквальном смысле тошнотворного цикла. Лодка взмывала на гребень волны, балансировала мгновение на вершине, а затем ныряла в очередную ложбину между двумя валами. Пока суденышко находилось в нижней точке, Нойманну каждый раз казалось, что «Камилла» вместе со всеми находившимися на борту сейчас будет поглощена зеленовато-серой пастью моря. По палубе постоянно перекатывалась вода. Ноги Ной-манна успели так закоченеть, что он почти не чувствовал их. Когда же он впервые взглянул вниз, то оказалось, что он стоит больше, чем по щиколотку, в ледяной воде.
