— Да, герр капитан? — проронил Ульбрихт, тяжело входя в кабинет на своей деревянной ноге.
Перед тем как начать разговор, Фогель несколько секунд рассматривал Ульбрихта, пытаясь понять, соответствует ли этот человек тем требованиям, которые будут предъявлены к участникам операции, которую он намеревался начать. Ульбрихту было двадцать семь лет, но выглядел он по меньшей мере на сорок. Его коротко подстриженные черные волосы были густо пронизаны сединой. От угла его здорового глаза к виску разбегалась целая сеть морщин, появившихся от постоянной, с трудом переносимой боли. Второго глаза он лишился после взрыва; пустую глазницу прикрывала аккуратная черная повязка. Под горлом висел Рыцарский крест. Верхняя пуговица кителя Ульбрихта была всегда расстегнута, потому что мелкие движения давались ему с таким трудом, что он начинал нервничать, выходить из себя и обильно потел. За все то время, которое они проработали вместе, Фогель ни разу не слышал от Ульбрихта ни слова жалобы.
— Я хочу, чтобы вы завтра ночью отправились в Гамбург. — Он вручил Ульбрихту тексты радиограмм. — Стойте за спиной радиста, пока он будет передавать, чтобы удостовериться, что он не сделал никаких ошибок. Убедитесь в том, что позывные и кодовые отзывы агентов в полном порядке. Если будет хоть что- нибудь необычное, я должен знать об этом. Понятно?
— Так точно.
— Я хочу, чтобы вы перед отъездом разыскали Хорста Нойманна.
— Я уверен, что он находится в Берлине.
— Где он остановился?
— Я не знаю точно, — сказал Ульбрихт, — но думаю, что у некоей женщины.
— Обычно так и бывает. — Фогель подошел к окну и выглянул наружу. — Войдите в контакт с нашим штатом на далхемской ферме. Скажите им, чтобы ожидали нас сегодня вечером. Вы должны будете присоединиться к нам там же, когда завтра вернетесь из Гамбурга. Сообщите им, что мы пробудем там целую неделю. Нам нужно много чего сделать. И не забудьте сказать им, чтобы поставили в сарае батут. Нойманн уже давно не прыгал с самолета. Ему потребуется тренировка.
— Слушаюсь.
Ульбрихт вышел, и Фогель остался один в своем маленьком кабинете. Он долго стоял у окна, снова и снова обдумывая свой план. Речь шла о самой строго охраняемой тайне войны, а он всерьез намеревался раскрыть ее при помощи одной женщины, одного калеки, одного списанного парашютиста и одного предателя-британца. Отличную команду ты собрат, Курт, старина. Если бы на кону не стояла его собственная жизнь, он, возможно, счел бы все это смешной шуткой. Ну, а сейчас Фогель застыл неподвижно, словно статуя, и смотрел, как на Берлин бесшумно опускались снежинки — зрелище, волновавшее его буквально до потери сознания.
Глава 6
Имперская служба противодействия проискам вражеской разведки, больше известная под своим кодовым названием МИ-5, располагалось в маленьком казенном здании под номером 58 по Сент-Джеймс- стрит. Задачей МИ-5 была контрразведка. В словаре разведки и шпионажа понятие контрразведки означает обеспечение сохранения тайны, а также, при необходимости, ловлю шпионов. На протяжении большей части своего сорокалетнего существования эта служба прочно пребывала в тени своей более заметной кузины — Службы тайной разведки, известной как МИ-6. Эта междоусобная конкуренция не имела большого значения для профессора Альфреда Вайкери. Именно в МИ-5 он пришел на службу в мае 1940 года и там же находился мрачным дождливым вечером спустя пять дней после секретного совещания, которое провел Гитлер в Растенбурге.
Верхний этаж, естественно, занимало верховное руководство: генеральный директор, его секретариат, помощник директора и главы подразделений. Вход в кабинет бригадира сэра Бэзила Бутби преграждала пара внушающих благоговейный страх дубовых дверей. Над ними были установлены две лампы. Если горела красная, это значило, что в кабинете происходит что-то, не предназначенное для непосвященных, и вход туда категорически запрещен. Зеленый свет предлагал ожидавшему войти — на свой страх и риск. Вайкери, как всегда, поколебался перед тем, как нажать на кнопку звонка.
Вайкери сообщили о вызове к начальству в девять часов, когда он складывал документы в несгораемый шкаф из пушечной стали и убирал клетку, как он обычно называл свой крохотный кабинетик. Когда в начале войны численность сотрудников МИ-5 стала стремительно расти, помещения обрели статус величайшей драгоценности. Вайкери отвели каморку без окон размером с те чуланы, в которых в обычное время уборщицы хранят свои ведра. На полу там лежал истоптанный до основы кусок ковровой дорожки, какие можно увидеть во всех официальных учреждениях, на нем стоял небольшой, но крепкий и непритязательный письменный стол, глядя на который посетитель мог бы представить себя нерадивым учеником, вызванным к директору школы. Напарник Вайкери, бывший офицер лондонской полиции Гарри Далтон, устроился вместе с остальными младшими сотрудниками в общем помещении, занимавшем центральную часть этажа. Там царила та же бесцеремонность и невоздержанность на язык, что и в репортерских комнатах крупных газет, и Вайкери рисковал появляться там только в случаях крайней необходимости.
Официально Вайкери носил звание майора Разведывательного корпуса, хотя в отделе военные звания не значили ровным счетом ничего. Большая часть сотрудников обычно именовала его Профессором, а военную форму он надевал лишь дважды за все это время. Впрочем, стиль одежды Вайкери изменился. Он отказался от той имитации твида, которую носил, когда работал в университете, и теперь ходил в элегантном сером костюме — он успел купить два перед тем, как одежда, вместе с почти всем остальным, стала нормированной. Иногда он сталкивался на улицах с кем-нибудь из знакомых или бывших коллег по Университетскому колледжу. Несмотря на непрерывные предупреждения в прессе и по радио об опасности болтовни, они, как правило, в лоб спрашивали Вайкери,
Скучно иногда, конечно же, бывало, но очень нечасто. Черчилль был прав — для Вайкери настала пора вернуться к нормальной жизни. Приход на службу в МИ-5 в мае 1940 года стал для него началом возрождения. Он буквально расцвел в атмосфере управления военной разведки: ничем не ограниченный срок пребывания на службе, непредсказуемые кризисы, крепкий и невкусный чай в столовой. Он даже снова начал курить, хотя отказался от сигарет год назад. Ему понравилось выступать в качестве актера в театре реальности. Теперь он всерьез сомневался в том, что, когда у него вновь появится возможность вернуться в святилище академической науки, он снова будет удовлетворен той жизнью.
Конечно, напряженная, порой круглосуточная работа утомляла его, и все равно он никогда еще не чувствовал себя лучше. Он мог теперь работать гораздо больше и обходился меньшим количеством сна. Когда же он ложился спать, то засыпая сразу. Как и другие сотрудники МИ-5, он часто ночевал на рабочем месте, на маленькой раскладушке, которую держал сложенной рядом со своим рабочим столом.
Лишь привычка к очкам в форме полумесяца прошла без потерь пережитый Вайкери катарсис. Очки с захватанными до почти полной непрозрачности стеклами сделались одним из привычных предметов для шуток в отделе. В моменты затруднения он, как и в былые годы, рассеянно хлопал себя по карманам, отыскивал их и криво водружал себе на нос. Этот ритуал помогал ему успокоиться.
Именно так он и поступил, когда над дверью Бутби внезапно вспыхнул зеленый свет. Вайкери тяжело вздохнул, нажал, со скорбным видом человека, пришедшего на похороны друга детства, кнопку звонка, звонок мягко замурлыкал, дверь открылась, и Вайкери вошел внутрь.
Кабинет Бутби был большим, длинным, с прекрасными картинами, газовым камином, роскошными персидскими коврами и великолепным видом из высоких окон. Сэр Бэзил продержал Вайкери положенные десять минут в приемной, относящейся к секретариату генерального директора, и лишь после этого позволил ему войти во вторую дверь, отделявшую хозяйство секретарей от его личных владений.
Бригадир сэр Бэзил Бутби был высок ростом, как и подобает классическому англичанину из высших слоев общества. Широченные плечи и осанка напоминали о той редкой одаренности силой и ловкостью, благодаря которым он в школе и колледже был звездой спорта. Спортивный талант бригадира был виден и в том, как его сильная рука держала стакан с виски или коктейлем, и в развороте плеч, в мощной шее, в узких бедрах, в той изящной геометрической фигуре, которую образовывали его брюки, жилет и пиджак. Молодые
