готовой расплакаться. Молодая вдова, которая все время, не отрываясь, смотрела в окно. Нойманн вообразил себе, что она видела лицо мужа на фоне тянувшихся за окнами серо-зеленых сельских пейзажей. На Кавендиш-сквер он знал всех завсегдатаев: и обитателей домов, окружавших площадь, и людей, любивших подолгу сидеть на скамейках среди уснувших на зиму растений. Это было монотонное занятие, но оно помогало ему сохранять остроту мышления, а также проводить время.
Толстяк прибыл в три часа — то же самое серое пальто, та же самая шляпа-котелок, тот же самый нервный облик приличного человека, оказавшегося втянутым в преступление. Дипломат отпер дверь и вошел в дом. Нойманн пересек площадь и просунул конверт в щель. Он услышат знакомое пыхтение — это чрезмерно полный дипломат нагнулся, чтобы поднять конверт.
Нойманн вернулся на свое излюбленное место на площади и стал ждать. Дипломат вышел спустя несколько минут, поймал такси и уехал. Нойманн выждал еще несколько минут, чтобы убедиться в том, что за такси не было слежки.
До поезда у него оставалось еще два часа. Он встал и направился в сторону Портмэн-сквер. Проходя мимо книжного магазина, он увидел через окно знакомую девушку. Посетителей в магазине не было, и она сидела за прилавком и читала сборник Элиота — то же самое издание, которое продала ему на минувшей неделе. Она, казалось, почувствовала взгляд, так как внезапно вскинула голову, как будто что-то ее толкнуло. Нойманна она узнала сразу и жестом пригласила его войти в магазин. Нойманн повиновался.
— Сейчас у меня начнется перерыв, — сказала она. — На той стороне улицы есть кафе. Может быть, составите мне компанию? Кстати, меня зовут Сара.
«О, проклятье», — подумал Нойманн и сказал:
— Конечно, Сара, с удовольствием.
По крыше «Хамбера» непрерывно барабанил дождь. В машине было так холодно, что при разговоре изо ртов вылетали плотные клубы пара. Гросвенор-сквер казалась во мраке затемнения необычно тихой, непохожей на себя. Особенно трудно было Вайкери, который вряд ли заметил бы разницу, если бы их машина сейчас оказалась, скажем, в Берлине перед рейхстагом. Вот на площадь выехал американский автомобиль с фарами, прикрытыми маскировочными створками, осветив на несколько секунд мокрый асфальт. Из машины вышли двое мужчин, но ни один не был Джорданом. Вскоре промчался и исчез во тьме курьер на мотоцикле. Вайкери сразу же подумал о Франции.
Он закрыл глаза, чтобы отогнать непрошенные образы, и увидел вместо них лицо мужчины из окна дома в Кенсингтоне. Скорее всего, просто любопытный сосед, сказал он себе. И все же что-то его беспокоило — то, как этот человек стоял, отступив на несколько футов от стекла, и то, что в комнате было темно. Он восстановил в памяти лицо: темные волосы, темные глаза, узкий рот, бледная кожа... Черты, не позволяющие при беглом взгляде определить национальное происхождение. Возможно, немец, возможно, итальянец, возможно, грек или русский.
Гарри достал сигарету и закурил, затем закурил и Вайкери, и через несколько секунд салон «Хамбера» заполнился дымом. Вайкери на дюйм приоткрыл окно, чтобы впустить хоть немного воздуха, вместе с которым ворвался новый, еще более резкий холод.
— Я и представить себе не мог, Гарри, что вы такая звезда, — сказал Вайкери. — Ваше имя, оказывается, знают все полицейские в Лондоне.
— Дело Спенсера Томаса, — не очень понятно пояснил Гарри.
— Как его поймали?
— Этот тупой мерзавец все записал.
— То есть?
— Ему нравилось смаковать подробности убийств, а своей памяти он не доверял. И потому он завел свой кошмарный дневник. Я наткнулся на него, когда обыскивал комнату. Вы, наверно, удивились бы, если бы узнали, какие веши некоторые люди доверяют бумаге.
«Нет, не удивился бы», — подумал Вайкери. Он сразу вспомнил письмо от Элен. «Я доказала тебе мою любовь, поступив так, как ни за что не поступила бы ни с каким другим мужчиной. Но я не желаю ради брака приносить в жертву мои отношения с отцом».
— А как дела у Грейс Кларендон? — спросил Вайкери. Он никогда прежде не спрашивал о ней, и потому вопрос прозвучал еще более неестественно, чем если бы он спросил Гарри о регби или крикете.
— В полном порядке, — ответил Гарри. — А почему вы о ней спросили?
— Я видел ее перед кабинетом Бутби вчера поздно вечером.
— Бутби всегда просит, чтобы именно Грейс приносила дела ему в кабинет. Грейс считает, что ему просто нравится разглядывать ее ноги. А половина управления считает, что она спит с ним.
Вайкери и сам слышал такие пересуды, дескать, Бутби трахает все, что шевелится, и Грейс Кларендон — это одно из его главных завоеваний.
«...Так поступить со мной! Мерзавец! Проклятый ублюдок!»
Вайкери тогда решил, что Бутби устраивает Грейс нагоняй из-за досье Фогеля. Но было вполне возможно, что он всего лишь подслушал ссору любовников. Он решил, что не стоит посвящать Гарри во все детали этого происшествия.
В следующее мгновение на площадь въехал еще один автомобиль.
Впечатлению о первой встрече с Джорданом предстояло остаться в памяти Вайкери очень надолго и вызывать хоть и слабое, но постоянное раздражение, как это бывает с запахом стряпни, впитавшимся в одежду. Он услышал басовитый рокот приближающегося штабного автомобиля и повернул голову как раз вовремя для того, чтобы увидеть промелькнувшее совсем рядом с его окном лицо Джордана. Он видел его короткую долю секунды, но это лицо отпечаталось в его памяти, как фотоснимок запечатлевается на пленке. Он разглядел глаза, смотрящие на площадь так, будто выискивали на ней спрятавшихся врагов. Он разглядел линию подбородка, резко очерченного и выдвинутого вперед, как будто его обладатель настраивался на ожесточенное соревнование. Он заметил фуражку, надвинутую до самых бровей, и форменную шинель, застегнутую на все пуговицы, даже самую верхнюю.
Автомобиль, доставивший Джордана, остановился перед входом в дом 47. Мотор их машины заработал, и они быстро поехали следом. Гарри еще на ходу выскочил из автомобиля и бегом догнал Джордана на тротуаре.
Все остальное Вайкери видел, как пантомиму: как Гарри предложил Джордану сесть во второй «Хамбер», который, казалось, возник здесь из ничего, как Джордан смотрел на Гарри с таким видом, как будто тот был пришельцем из космоса, как Гарри представился ему в чрезвычайно вежливой манере, которой славятся лондонские полицейские, как Джордан напрямик потребовал, чтобы от него отвязались. Тогда Гарри немного крепче, чем это было необходимо, взял Джордана за руку и, наклонившись, что-то прошептал ему на ухо.
Все краски сразу же сошли с лица Джордана.
Глава 37
Выстроенный из красного кирпича викторианский особняк не был виден с шоссе. Он стоял на самой вершине холма, и к нему вела не очень-то ровная щебеночная дорога. Когда машина свернула на эту дорогу, Вайкери, расположившийся на заднем сиденье «Хамбера», где было не теплее, чем в холодильнике, выключил свет. На протяжении всей поездки он читал содержимое портфеля Джордана. Его глаза жгло, словно в них насыпали песку, а голова раскалывалась от пульсирующей боли. Если этот документ оказался в руках немцев, то, значит, абвер получил реальную возможность разгадать с его помощью тайну. С его помощью они могли заглянуть сквозь дымовую завесу «двойного креста» и операции «Сила духа». С его помощью они могли выиграть войну! Вайкери представил себе, как Гитлер в своем берлинском кабинете пляшет на столе, громко топая каблуками сапог.
Вайкери ладонью протер окошечко в запотевшем окне. Весь особняк был темным, лишь у входа маленькой точкой горела ничего не освещавшая слабая желтая лампочка. МИ-5 купила его перед войной у разорившихся родственников первого владельца. Дом предполагали использовать для секретных совещаний и в качестве пристанища для тех гостей, которым было ни к чему афишировать свое появление. Однако использовали его довольно редко, и к настоящему времени у него был весьма запушенный, если не заброшенный вид. Так мог бы выглядеть помещичий особняк, который по каким-то причинам пощадила
