«Генрих IV», часть 1, акт II, сцена 2 note 198
Солнце стояло высоко в небе, ярко освещая прогалины Энфилдского леса, и олени, водившиеся там в изобилии, резвились среди древних дубов, собираясь в живописные группы. В конце одной из длинных аллей, прорубленных для удобства охотников, показались кавалер и дама; они медленно шли пешком, хотя на них были костюмы для верховой езды. Их сопровождал лишь один паж, следовавший на почтительном расстоянии верхом на испанском жеребце, который, видимо, был навьючен тяжелой поклажей. Женщина, одетая с причудливой пышностью, чрезмерной даже для той эпохи, вся в бисере, оборочках и прошивках, в одной руке держала веер из страусовых перьев, в другой — черную бархатную маску и с помощью всех испытанных кокетливых приемов старалась привлечь внимание своего спутника, который иногда нехотя отрывался от серьезных размышлений, чтобы ответить ей, а чаще даже не давал себе труда вслушиваться в ее беспечный лепет.
— Ах, милорд, милорд, вы идете так скоро, что я не поспеваю за вами. Постойте, я возьму вас под руку, но только как быть тогда с маской и веером? Почему вы не позволили мне взять с собой камеристку: она несла бы мои вещи. Хотя смотрите, милорд, я заткну веер за пояс, вот так! Теперь одна рука у меня свободна, чтобы удержать вас, вы от меня не убежите.
— Идем же, — проговорил кавалер, — не отставай от меня, если уж ты не захотела остаться с камеристкой, как ты ее называешь, и с багажом. Может быть, ты кое-что увидишь; впрочем, это зрелище вряд ли тебе понравится.
Она взяла его под руку, но так как он продолжал идти не убавляя шага, то скоро отпустила его и воскликнула, что он сделал ей больно. Кавалер остановился и взглянул на прекрасную ручку, которую она показывала ему, жалуясь на его жестокость.
— Смею вас уверить, — сказала она, отогнув рукав, — она в синяках до самого локтя.
— Смею тебя уверить, ты совершенная дурочка, — ответил кавалер, небрежно поцеловав пострадавшую руку, — я вижу прелестное розовое пятнышко, которое оттеняет голубые жилки.
— Ах, милорд, это вы говорите глупости, — возразила она, — однако я очень рада, что хоть как-то заставила вас наконец заговорить и засмеяться в первый раз за сегодняшнее утро. Право, если я и настояла на том, чтобы пойти вместе с вами в лес, то лишь для того, чтобы развлечь вас. Мне кажется, со мной должно быть приятнее, чем с пажом. А теперь скажите, милорд, те красивые зверьки с рогами — не олени ли это?
— Они самые, Нелли, — ответил невнимательный спутник.
— Не пойму, что знатные люди могут делать с таким множеством оленей?
— Они отсылают их в город, Нелл, где умные люди приготовляют из них паштеты и украшают их рогами свои лбы, — ответил лорд Дэлгарно, которого читатель уже, вероятно, узнал.
— Да вы смеетесь надо мной, милорд! — воскликнула его спутница. — Про оленину я и сама все знаю, не думайте. Я всегда отведывала оленье мясо раз в году, когда мы обедали у городского советника; но нынче, — продолжала она печально, ибо в ее затуманенной тщеславием и безрассудством головке мелькнула мысль о позоре, — нынче он не захотел бы и говорить со мной, даже если бы мы и повстречались в самом узком переулке нашей округи.
— Разумеется, он не заговорил бы, потому что ты уничтожила бы его одним взглядом, Нелл. Надеюсь, у тебя хватит ума не тратить напрасно слов на такого болвана?
— У кого — у меня? — спросила миссис Нелли. — Конечно, я презираю этого надутого гордеца. Вообразите, милорд, он заставлял всех жителей округи снимать перед ним шапки — и моего бедного старичка Джона Кристи и всех других.
И тут воспоминания увлажнили ее глаза.
— Черт побери твое хныканье! — довольно грубо сказал Дэлгарно. — Ну, не пугайся и не бледней, Нелл. Я не сержусь на тебя, глупенькая. Но что прикажешь делать, если ты без конца вспоминаешь свою темницу возле реки, пропахшую дегтем и затхлым сыром сильнее, чем уэльсец луком, и вспоминаешь ее тогда, когда я везу тебя в прекрасный замок, какие бывают только в сказке?
— Мы будем там сегодня к вечеру, милорд? — спросила Нелли, вытирая глаза.
— Сегодня, Нелли? Что ты, мы не будем там к вечеру и через две недели.
— Господи, не оставь и сохрани нас! Разве мы не поедем туда морем, милорд? Я думала, что все приезжают из Шотландии морем. Я наверно знаю, что лорд Гленварлох и Ричи Мониплайз прибыли в Лондон на корабле.
— Одно дело ехать в Англию, Нелли, а другое — покидать ее.
— Да, это правда, — согласилась его простодушная спутница. — Однако мне помнится, говорили, что и в Шотландию можно ехать водою. Хорошо ли вы знаете дорогу? Вы уверены, что туда можно добраться сушей, мой возлюбленный лорд?
— А это мы увидим, моя возлюбленная леди, — ответил лорд Дэлгарно. — Утверждают, будто Англия и Шотландия расположены на одном острове, а если так, то можно надеяться, что их соединяет сухопутная дорога.
— Мне ни за что не проделать верхом такого длинного пути! — А мы подобьем помягче твое седло. Обещаю тебе: как только ты сбросишь свой невзрачный кокон, ты превратишься из гусеницы с жалких городских задворок в бабочку из королевского сада. У тебя будет столько платьев, сколько в сутках часов, столько горничных, сколько дней в неделе, а всякой челяди столько, сколько недель в году; и будешь ты выезжать с лордом на оленью и соколиную охоту, вместо того чтобы прислуживать старому лавочнику, который только и делает, что харкает да сплевывает.
— Это хорошо, но сделаете ли вы меня госпожой, милорд?
— Конечно, как же иначе — ты будешь госпожой моего сердца.
— Я думала, что буду госпожой в вашем замке.
— По правде говоря, Нелл, этого я не могу обещать тебе. Жена совсем не то, что возлюбленная.
— Я слыхала от миссис Садлчоп, у которой вы меня поместили после того, как я оставила моего бедного Джона Кристи, что лорд Гленварлох собирается жениться на дочке часовщика Дэвида Рэмзи.
— Чашу надо еще донести до рта, Нелли. Я везу с собой нечто такое, что может расстроить сей многообещающий союз, прежде чем год постареет на один день.
— Да, но мой отец был нисколько не хуже старого Дэвида Рэмзи, милорд, и уважали его не меньше; стало быть, отчего бы вам на мне и не жениться? Смею сказать, вы причинили мне немало зла; почему бы вам не загладить теперь свою вину?
— По двум важным причинам, Нелли: судьба наградила тебя супругом, а король навязал мне жену.
— Ах, милорд, они ведь останутся в Англии, а мы уедем в Шотландию! — воскликнула Нелли.
— Твой довод разумнее, чем ты думаешь, — сказал лорд Дэлгарно. — Я слышал от шотландских законоведов, что в нашем благословенном отечестве супружеские узы можно развязать, прибегнув к обычному судебному разбирательству, между тем как в Англии они могут быть расторгнуты только специальным актом парламента. Что ж, хорошо, Нелли, мы еще обдумаем этот вопрос, и поженимся мы или нет, во всяком случае, мы сделаем все, чтобы развестись.
— Правда, мой миленький лорд? Ну, тогда я меньше буду думать о Джоне Кристи, потому что он женится опять, я в этом не сомневаюсь — он человек зажиточный. Я буду рада знать, что кто-то заботится о нем, как, бывало, я заботилась о бедном доверчивом старике! Он был мне добрым мужем, хоть он и старше на двадцать лет. От всего сердца надеюсь, что впредь он не пустит на свой честный порог молодых лордов!
Тут миссис Нелли снова выказала намерение дать волю слезам. Но лорд Дэлгарно укротил надвигавшуюся бурю чувств, сказав ей резко:
— Послушай, моя драгоценная возлюбленная, мне уже надоели эти весенние ливни, я бы посоветовал приберечь слезы для более важного случая. Кто знает, не заставит ли тебя неожиданный поворот колеса фортуны через несколько минут проливать слезы и хватит ли тогда их у тебя?
— Сохрани бог, милорд! Что значат ваши слова? Джон Кристи, добрая душа, ничего от меня не утаивал; я надеюсь, что и ваша светлость не станете ничего от меня скрывать.
— Присядем на этом пригорке, — сказал лорд Дэлгарно. — Я должен здесь ненадолго задержаться. Если ты согласна помолчать короткое время, я, пожалуй, использую его на обдумывание того, в какой мере я могу последовать похвальному примеру, о котором ты говоришь.
