возгласы:
— Вот так отзвонил, что колокол святой Марии!:
— Ладно пропел петух святого Павла! Дай ему сигнал к атаке, чтобы этот вояка по ошибке не стал отступать, вместо того чтобы идти на приступ,
— Вы ошибаетесь, джентльмены, — сказал капитан, окинув присутствующих величественным взором. — Я должен выяснить, достаточно ли знатного рода этот кабальеро горожанин, чтобы скрестить шпаги с благородным воином — ибо, поймите меня, джентльмены, не со всяким могу я мериться силами без ущерба для своей репутации, — и тогда я дам знать о себе самым благородным образом посредством письменного вызова на дуэль.
— А я дам знать о себе самым неблагородным образом — посредством дубинки, — сказал горожанин, вскакивая и хватая свою шпагу, которую он, перед тем как сесть за стол, поставил в угол. — Следуйте за мной.
— По всем правилам дуэли я имею право выбрать место для поединка, — сказал капитан. — И я выбираю Мэйз в Тотхилл-Филдсе; в качестве свидетелей я приглашу двух человек, которые смогут быть беспристрастными судьями, а что касается времени — ну, скажем, через две недели на рассвете.
— А я, — сказал горожанин, — в качестве места поединка выбираю кегельбан за домом, в качестве свидетелей — всех присутствующих, а время — настоящий момент.
С этими словами он надел свою касторовую шляпу, ударил бравого вояку по плечу вложенной в ножны шпагой и сбежал вниз по лестнице. Капитан не торопился следовать за ним; но в конце концов, подстрекаемый насмешками гостей, он заверил их, что не раскаивается в своих словах и готов повторить их еще раз, и, надев шляпу с видом старого Пистоля, спустился по лестнице к месту поединка, где его более проворный противник уже поджидал его с обнаженной шпагой. Все гости с радостью предвкушали предстоящий поединок. Некоторые бросились к окнам, выходящим на кегельбан, а другие последовали за дуэлянтами вниз. Найджел не мог удержаться от того, чтобы не спросить лорда Дэлгарно, не собирается ли он вмешаться, чтобы предотвратить несчастье.
— Это было бы преступлением против интересов всех присутствующих, — ответил его друг. — Поединок между двумя такими чудаками может только принести пользу обществу, и в особенности заведению шевалье, как он его называет. За последний месяц мне страшно надоели кожаный пояс этого капитана и его красный камзол, и я надеюсь, что сей бравый торговец полотном выбьет ослиную дурь из этой мерзкой львиной шкуры. Смотрите, Найджел, смотрите, как этот храбрый горожанин занял позицию на расстоянии броска шара в середине дорожки — великолепный образец борова в доспехах. Полюбуйтесь, как он молодцевато выставил ногу, как он размахивает шпагой, словно собирается мерить ею батист. Смотрите, вот ведут упирающегося воина, вот он становится против своего пылкого противника на расстоянии двенадцати шагов. Вот капитан обнажает свое оружие, но, подобно хорошему полководцу, смотрит назад через плечо, чтобы обеспечить отступление на тот случай, если произойдет самое худшее. Посмотрите, как этот доблестный лавочник наклоняет голову, несомненно уверенный в крепости почетной эмблемы, которой супруга украсила его чело. Поистине это редкое зрелище. Клянусь всем святым, он проткнет его словно тараном!
Все произошло так, как предсказывал лорд Дэлгарно: горожанин, охваченный жаждой битвы, видя, что воин не идет ему навстречу, бросился на него, полный отваги и сопутствуемый счастьем, выбил оружие из рук капитана и, казалось, насквозь пронзил шпагой тело своего противника, который с громким стоном растянулся на земле во весь рост. Десятки голосов закричали победителю, который стоял как вкопанный, пораженный своим собственным подвигом:
— Спасайся бегством!.. Через заднюю калитку!.. Беги в Уайтфрайерс или переправляйся через реку на Бенксайд, а мы пока задержим здесь толпу и констеблей.
И победитель, оставив своего поверженного врага, последовал советам и, не теряя ни минуты, обратился в бегство.
— Клянусь всем святым, — сказал лорд Дэлгарно, — никогда бы не подумал, что этот молодец будет стоять, ожидая удара. Несомненно, он оцепенел от ужаса и у него отнялись руки и ноги. Смотрите, его поднимают с земли.
Окоченевшим и неподвижным казалось тело воина, когда двое гостей подняли его. Но едва они начали расстегивать ему жилет, чтобы найти рану, которой нигде не было, храбрый воин собрался с духом и, сознавая, что ресторация перестала быть сценой, на которой можно было блеснуть своей храбростью, принялся улепетывать во все лопатки, провожаемый насмешками и криками всей компании.
— Клянусь честью, — сказал лорд Дэлгарно, — он избрал тот же путь, что и победитель. Я уверен, он догонит его и доблестный горожанин подумает, что его преследует дух убитого им воина.
— Despardieux, milor, note 95 — сказал шевалье, — если бы он остался здесь на один момент, к нему вместо савана прикололи бы torchon, или, по-вашему, кухонное полотенце, чтобы показать, что это дух grand fanfaron. note 96
— Тем не менее, — сказал лорд Дэлгарно, — вы очень обяжете нас, monsieur le chevalier, а также сохраните свое доброе имя, если прикажете своим слугам встретить этого вояку дубинками, как только он осмелится снова показаться здесь.
— Ventre saint gris, milor! note 97 — сказал шевалье. — Предоставьте это мне. Черт возьми, я прикажу судомойке вылить помои на этого grand poltron! note 98
Вдоволь посмеявшись над этим комичным происшествием, гости разбились на маленькие группы. Некоторые завладели недавним местом поединка и стали готовить кегельбан для его настоящего назначения; и вскоре послышались возгласы играющих: «Катись, катись!.. Задень, задень!.. Мимо!.. Будь ты проклят, шар несчастный!», оправдывая поговорку, согласно которой при игре в кегли бросают на ветер три вещи, а именно — время, деньги и ругань.
В доме некоторые джентльмены занялись игрой в карты или в кости, составив партии в ломбер, фараон, брелан, примеро и другие модные в то время игры. Кости тоже применялись для различных игр, с досками и без досок, как-то: азарт, пассаж и так далее. Однако игра велась, видимо, не очень крупная, несомненно с соблюдением всех правил приличия и добропорядочности, и в ней нельзя било заметить ничего, что могло бы заставить юного шотландца хоть сколько-нибудь усомниться в правдивости слов своего спутника, уверявшего, что это заведение посещали лишь люди высокого звания и знатного рода, не отступавшие в своих развлечениях от правил чести.
Лорд Дэлгарно не предложил своему другу принять участие в игре и сам не присоединился к играющим, а лишь переходил от стола к столу, наблюдая за счастьем игроков, а также за их умением ловить его и беседуя с самыми знатными и уважаемыми гостями. Наконец, устав от того, что на современном языке мы назвали бы фланированием, он внезапно вспомнил, что в тот день после обеда в «Фортуне» Бербедж должен был играть шекспировского короля Ричарда и что он не мог бы доставить большего развлечения лорду Гленварлоху, впервые приехавшему в Лондон, как пригласить его на это представление.
— Если только, — добавил он шепотом, — отеческий запрет не относится к театру, так же как и к игорным домам.
— Я никогда не слышал, чтобы мой отец говорил о театральных представлениях, — сказал лорд Гленварлох, — ибо в Шотландии такие новшества неизвестны. Однако если верно то дурное, что я слышал об этих зрелищах, я очень сомневаюсь, чтобы он одобрил их.
— Одобрил их! — воскликнул лорд Дэлгарно. — Но ведь Джордж Бьюкзнан писал трагедии, и его ученик, такой же просвещенный и мудрый, как он сам, ходит смотреть их, так что пренебрежение театром почти равносильно государственной измене; самые умные люди Англии пишут для сцены, и самые красивые женщины Лондона посещают театры. У крыльца нас ждет пара коней, которые молнией промчат нас по улицам, и верховая езда поможет нам переварить оленину и ортолана и развеет винные пары. Итак, на коней! Прощайте, джентльмены! Прощайте, chevalier de la Fortune! note 99
Грумы лорда Дэлгарно ждали их с двумя лошадьми; их владелец вскочил на великолепного берберийского скакуна, а Найджел сел на едва ли менее красивого низкорослого испанского коня с роскошной сбруей. По дороге в театр лорд Дэлгарно пытался узнать мнение своего друга о компании, в которую он ввел его, и рассеять его сомнения.
