продукты ничем не лучше синтетиков. – Калинин рекомендовал мне вас как людей с необычным виденьем городского силуэта. Мы давно говорили о Красноярском проекте…
– Простите, произошло некоторое недоразумение, – прервал я её. – Мы не имеем отношения к Красноярскому проекту.
– Так вы не Денисов и Парамонов из архитектурного союза?
– Не думаю, – сказал я.
– Ох, извините, – она рассмеялась. – Бывает. Так чем обязана?
– Мы из архивного отдела Космофлота, – я представил себя и Шестернева.
На лице Инги Николаевны ничего не отразилось. Она умела владеть собой. Лишь пальцы сжали крепче ложку, которой она накладывала варенье.
– Какое отношение я имею к Космофлоту?
– Время от времени руководство загорается желанием написать наиболее полную историю организации. Тогда и вспоминают о нас, – улыбнулся я как можно беззаботнее. – И мы латаем прорехи и замалёвываем пробелы в истории Космофлота.
– Вы насчёт Тима?
– Да. Неудобно беспокоить вас, но мы были бы благодарны…
– Чего уж… Сколько лет прошло.
– Сорок.
– Да, сорок, – вздохнула Инга Николаевна. – А вы думаете, боль ушла? Она лишь притупилась. Как вчера всё было.
Она положила ложку на розетку.
– Сорок лет, – повторила она. – Сорок лет одиночества.
– Вы живёте одна? – поинтересовали Шестернев.
– Навещают. Валерия – жена Тима. Лариса – внучка. Но редко. Над Ларисой всегда стояла тень отца. Атмосферные исследования Юпитера. Она же с детства раскрыв рот слушала историю, как Тим спас разведбот на Нептуне.
– Полёт «Васко де Гамы», – кивнул я.
– Да. С Тимом тогда обошлись несправедливо. Академик Гамов навещал меня и говорил, что они обязаны жизнью Тиму. Он совершил невозможное.
– Тимур был пилотом с большой буквы, – сказал Шестернев.
– Да, – вздохнула Инга Николаевна – И человеком тоже. С большой буквы.
Она добавила в компот варенья и заболтала ложкой в стакане. Я смотрел на неё. И не мог избавиться от ощущения, что её что-то давит. Притом не только воспоминания прошлых лет и скорбь о погибшем сыне. Я прикрыл глаза, пытаясь войти в резонанс с ней, прощупать её состояние. И ощутил её дикое напряжение. Недоумение. Страх. Причина? Попытаемся узнать.
– Да, Тимур Гиатулин – большая потеря не только для вас, но и для всего Космофлота, – произнёс я. – Но, конечно, с чувствами матери не сравниться ничто.
Она понуро кивнула.
– Представляю, как бы вам хотелось свидеться с ним вновь.
Её плечи будто окаменели.
– Услышать его голос, – продолжил я. Она перестала болтать ложкой в стакане.
– Обнять.
– Почему… Почему вы говорите такое?
– А что я говорю? – приподнял я бровь. – Инга Николаевна, вас что-то тревожит. Она молчала.
– Вы чем-то очень сильно обеспокоены. И я могу попытаться угадать, чем…
Её руки начали трястить, и она начала теребить рукав платья.
– За последнее время в вашей жизни было немало странного.
Нервы у неё не выдержали.
– Нет! – крикнула она.
– Вы считаете, что это нечто принадлежит только вам, – произнёс я. – И свой страх, свои надежды, своё возможное разочарование и отчаянье вы не хотите отдавать никому.
– О чём вы? – обречённо прошептала она.
– Вы прекрасно знаете. И знаем мы, – тут я позволил себя соврать, ибо путь от предположения до знания достаточно велик. – Расскажите. Это очень важно.
– Кто вы такие? Вы не из архива.
– Мы ваши друзья. Мы те, кто призваны защищать. И те, кто верит в чудеса. Расскажите о Тиме, – попросил я.
– Сорок лет прошло.