- В тебе что-то хочет выйти. Позволь ему. У меня в голове словно вращался барабан, а на нем наклеены фотографии мест, вещей и людей, которых я разыскиваю. И барабан этот очень быстро вращается, так быстро, что я не могу отличить одну картинку от другой. Я заставил его остановиться, и он остановился на пустом месте. Я снова повернул его и остановил.
- Ничего не получается, - сказал я.
- Бэби три года, - повторил Стерн.
- О, - сказал я. - Это. - И закрыл глаза. Может быть. Может, гложет, позже, по коже. Может, позже гложет по коже. Может, Бэби. Может, Бэби гложет по коже...
***
Иногда ночами я лежал на одеяле, а иногда и нет. В доме Лоуна все время что-нибудь происходило. Иногда я спал днем. Мне кажется, все одновременно спали, только когда кто-нибудь заболевал, как я, когда там появился. В комнате всегда было темно, днем и ночью горел огонь, горели две желтые лампы. Их провода отходили от старого аккумулятора. Когда лампы тускнели, Джейни меняла батарейку, и они снова начинали гореть ярко.
Джейни делала все, что необходимо. Остальные тоже. Лоун часто отсутствовал. Иногда близнецы помогали ему, но их отсутствие не замечалось, потому что они появлялись и пропадали мгновенно. А Бэби всегда оставался в своей колыбели.
Я сам делал многое. Рубил дрова для очага, сделал больше полок. Часто ходил купаться с Джейни и близнецами. И разговаривал с Лоуном. Я ничего не делал такого, чего не могли бы сделать они, зато они делали много недоступного мне. И я злился, все время злился из-за этого. Но не знал бы, что с собой делать, если бы все время на кого-нибудь или что-нибудь не злился. Это не мешало нам слишиваться. Слишиваться - это слово Джейни. Она говорила, что ей его сказал Бэби. Она говорила: это значит, что все вместе, хотя и занимаются разными делами. Две руки, две ноги, одно тело, одна голова - все действуют вместе, хотя голова не может ходить, а руки - думать. Лоун сказал, что, может, это смесь 'сливаться' и 'смешиваться', но не думаю, чтобы он сам в это поверил. В слове было нечто гораздо большее.
Бэби все время говорил. Он походил на радиостанцию, работающую круглосуточно. Ее можно услышать, если настроишься. Но если и не слушаешь, она все равно передает. Когда я сказал, что он говорил, я не совсем это имел в виду. По большей части он просто махал руками и ногами. Можно было подумать, что эти движения руками, ногами, головой бессмысленны, но на самом деле нет. Это была передача значения, но символами служили не звуки, а движения. Они передавали мысли.
То есть протяните левую руку, поднимите правую, топните левой пяткой, и все это означает: 'Всякий, кто считает, что скворец - домашняя птица, просто ничего не знает о скворцах' - или что-то в этом роде. Джейни говорила, что, может, Бэби изобрел этот способ передачи смысла. Она сказала, что раньше слушала мысли близнецов - так и сказала: 'слушала мысли', - а они слушали мысли Бэби. Поэтому она спрашивала близнецов, что ей нужно узнать, близнецы спрашивали Бэби и пересказывали ей, что он говорит. Но когда они начали подрастать, постепенно теряли эту способность. Так происходит со всеми детьми. Бэби пришлось научиться понимать слова и изобрести способ отвечать движениями.
Лоун не понимал его, я тоже. Близнецам было все равно. Зато Джейни не отрывала от Бэби взгляда. Он всегда понимал, о чем его хотят спросить, и отвечал Джейни, а она пересказывала нам. Часть во всяком случае. Всего никто не мог понять, даже Джейни.
Джейни просто сидела, рисовала свои картины и смотрела на Бэби, иногда начинала смеяться.
Бэби не рос. Джейни росла, близнецы тоже, и я с ними. Но только не Бэби. Он просто лежал. Джейни кормила его и каждые два-три дня мыла. Он не плакал и не причинял никаких неприятностей. Никто никогда не подходил к нему.
Каждую свою картину Джейни показывала Бэби, потом очищала картон от краски и рисовала новую. Ей приходилось так делать, потому что у нее было только три куска картона. И хорошо, что она так делала: не хочется думать, во что превратился бы дом, если бы она сохраняла все свои картины. Она рисовала их по пять штук за день. Лоун и близнецы все время таскали ей скипидар. Она без всякого труда сметала краски назад, в маленькие чашечки, просто посмотрев на них, но скипидар - совсем другое дело. Мне она сказала, что Бэби помнит все ее картины, поэтому ей и не нужно их хранить. Это все были рисунки машин, зубчатых передач, механических цепей, чего-то похожего на электрические соединения и тому подобное. Я никогда не думал об этих рисунках.
Иногда я уходил с Лоуном за скипидаром и свининой. Мы шли к железной дороге, проходили по ней несколько миль до того места, откуда становились видны огни города. Потом снова лес, пригороды и боковые улицы.
Лоун как всегда шел молча, все о чем-то думая.
Мы подошли к складу, Лоун направился к двери, посмотрел на замок и вернулся, качая головой. Потом мы отыскали универсальный магазин. Лоун хмыкнул, и мы остановились в тени у двери. Я осмотрелся.
Неожиданно рядом оказалась Бинни, голая, как всегда в таких случаях. Она открыла дверь изнутри. Мы вошли, и Лоун закрыл за нами дверь.
- Возвращайся домой, Бинни, - сказал он, - пока не простудилась до смерти.
Она улыбнулась мне, ответила:
- Хо-хо, - и исчезла.
Мы отыскали два отличных куска ветчины и двухгаллоновую банку скипидара. Я взял еще ярко-желтую шариковую ручку, но Лоун отругал меня и заставил положить ее на место.
- Мы берем только необходимое, - сказал он.
После того как мы вышли, снова появилась Бинни и закрыла дверь изнутри. Я ходил с Лоуном всего несколько раз, когда он один не мог все унести.
Так я прожил три года. Это все, что я могу вспомнить. Лоун был в доме или уходил, но никакой разницы. Близнецы большую часть времени проводили друг с другом. Мне нравилась Джейни, но мы никогда подолгу не разговаривали. Бэби говорил все время, только я его не понимал.
Мы все были очень Заняты. Мы слишивались.
***
Я неожиданно сел на кушетке. Стерн сказал:
- В чем дело?
- Ни в чем. Так я ни к чему не приду.
- Ты так говорил, когда мы еще не начали. Как тебе кажется, мы с того времени ничего не добились?
- О, добились, но...
- Тогда откуда ты знаешь сейчас? - Когда я ничего не ответил, он спросил:
- Тебе понравилась последняя часть? Я сердито ответил:
- Нравится - не нравится. Это бессмысленно. Просто ., просто разговоры.
- Тогда какая разница между последним сеансом и предыдущими?
- Черт возьми, огромная разница! В первый раз я все чувствовал. Все как будто реально со мной происходило. А на этот раз - ничего.
- Как по-твоему, почему это?
- Не знаю. Скажите вы.
- Предположим, - задумчиво сказал он, - существует настолько неприятный эпизод, что ты не смеешь оживлять его.
- Неприятный? А когда я замерз чуть не до смерти, это приятно?
- Ну, неприятности бывают разные. Иногда то, что ты ищешь, то, что способно тебя избавить от всех бед, настолько отталкивающе, что ты не хочешь к нему приближаться. Или пытаешься от него спрятаться. Подожди, - вдруг сказал он, - возможно, 'неприятный' и 'отталкивающий' - неподходящие для объяснения слова. Что-то тебя очень беспокоит. И ты не хочешь выяснить, что это.
- Я хочу выяснить.
Он подождал, как будто размышлял про себя, потом сказал:
- Что-то в этой фразе 'Бэби три года' заставляет тебя отшатываться. Что это?
- Будь я проклят, если знаю.
- Кто это сказал?
- Я не.., ям... Он улыбнулся.
- Гм?
Я улыбнулся ему в ответ.
