– Тю, сдурели, что ли? Вам по-русски же говорят: ничего я не знаю, – долетело до Кати.
Тростенюк обернулась, глаза ее сверкнули:
– Ага! – протянула она, увидев Катю рядом с участковым. – Вот значится как оно тут. Что, сестричка, выходит и тут подрабатываешь?
– Я капитан милиции, – сказала Катя, скрывать уже не было смысла.
– Ну, так и катись от меня к черту!
– Но-но, – участковый Кукушкин погрозил пальцем. – Гражданка, держите себя в рамках. Не усугубляйте. Привод-то в отделение какой у вас по счету – пятый или уже седьмой?
– Какой седьмой? Ты что спятил, мужик? – разозлилась Тростенюк.
– Я при исполнении. Делаю вам вторичное замечание. Какой информацией располагаете по гражданке Блохиной Валерии Борисовне?
– Пошел ты!
– Больше предупреждений делать не буду, – сказал Кукушкин вроде даже с сожалением: – Все, ребята, давайте оформлять ее по указу.
– По какому указу? – насторожилась Тростенюк.
– Как по какому? – искреннее изумился Кукушкин. – А вы, гражданка не в курсе? Указ вышел. Вот сейчас согласно его букве и духу оформим вас по статье как незаконного мигранта, не имеющего регистрации и определенного места жительства и в спецприемник. Там ночь переночуешь, санобработку пройдешь на вшивость и в автобус до госграницы под конвоем. Депортация.
– Да я чище тебя, я, может, каждый день в джакузи моюсь с миндальным мылом! – вскипела Тростенюк. – И комнату я тут в городе снимаю. Какая, к черту, депортация?!
– Подлежите как персона нон-грата, злостно нарушающая общественный порядок путем разврата и оскорбления морали. – Кукушкин был невозмутим и вполне убедителен. – А в случае неподчинения – тюрьма. Давно мы такой указ ждали, – он хищно потер руки. – Прямо на душе полегчало, а то замучались вас, заспинных ранцев собирать, штрафовать, отпускать, потом опять собирать. Седьмой привод…
– Какой седьмой? – Тростенюк вскочила, топнула каблучком. Лед в ее глазах сменился тревогой.
– Мы вот сейчас по банку данных проверим, – зловеще пообещал Кукушкин. – Сейчас проверим и сразу на депортацию карточку выставим. Сил нет больше нянькаться. Сейчас проверим, да и с плеч долой. Одну вон вашу, слава богу, прибили уже – нам работы меньше. А тебя – геть отсюда, в родные края.
– Да если в Лерке загвоздка вся, так бы сразу и сказал. Чего орешь-то? – Тростенюк живо обернулась к Кате: – Ну скажи ему, что молчишь-то? То все выпытывала, а то вдруг рыба рыбой молчит!
– Если расскажешь все, что знаешь о Лерке Шестипалой, обойдемся восьмым приводом, – пообещала Катя. – По этому указу за активное содействие правоохранительным органам – значительное смягчение превентивных мер… Так, Иван Захарович, правильно?
– Я еще до этого пункта указ не дочитал. Длинный указ-то вышел на десять страниц. – Кукушкин извлек из кармана кителя неожиданно модные очки, надел. – Ну, Клавдия, содействовать будешь?
– Камилла я, – огрызнулась Тростенюк. – В самом деле, чего это я из-за Лерки, суки рваной, всякие…. от вас терпеть должна? Прибили ее – ну и скатертью дорожка ей на тот свет. Я-то при чем?
– Что вы знаете об убийстве? – спросила Катя.
– Я? Об убийстве? Я тебе об этом хоть слово говорила? Говорила, а?
– Нет, но вы сказали…
– Да помню я что сказала, не пьяная ж я, не занюханная. Помню. Ты тоже змея хитрая. Подобралась, – Камилла покачала головой. – Все вы здесь змеи, гадюки. Я тебе что сказала? Что плакать из-за того, что Лерка Шестипалая сдохла, не буду.
– Она что же, такая… вот такая тоже проституцией, что ли, занималась? – недоверчиво спросил Кукушкин.
– Она? Да ты ее видал – нет? – Камилла хмыкнула, крепче уселась на стуле.
– Тогда откуда же ты ее знаешь?
– Откуда знаю? Спросите вон у них, – Тростенюк кивнула в сторону дежурки, где вовсю еще шел разбор результатов рейда: ночные бабочки высказывали свое крайнее недовольство задержанием, виртуозно матерясь. – Спросите, сколько из них через руки этой стервы шестипалой в свое время прошли!
– Я не понимаю, – Катя придвинула стул и села рядом с Камиллой Тростенюк. – Ты толком давай, без крика.
– Да чего понимать-то? Она бабки на них зарабатывала, клиентам продавала чохом, не глядя. Поинтересуйся сколько матрешек, сколько целок так вот лопухнулось по-крупному. Все вроде внешне солидно, доверие внушает – объявление в газете, в Интернете, телефон, реклама. Агентство по найму обслуги – так это у них называлось – горничных в отели, официанток в ночные клубы. Какие к сучьим чертям официантки? Что разносить-то, сперму, что ли, донорскую в пробирках? – Камилла усмехнулась. – Вы вон Ляльку-Барби как-нибудь где-нибудь разыщите и спросите у нее, как она от Лерки Шестипалой на волю вырвалась? Тоже вот так клюнула дура с периферии – объявление насчет набора танцовщиц в ансамбль на Кипре. Позвонила, уши развесила, приехала, паспорт отдала. Потом смекнула, что к чему, деру хотела дать. А Лерка ее дубинкой резиновой сразу по почкам – ша-рах! Почки сука отвязанная девчонке все отбила! Я знаю, я Ляльку тогда в больнице навещала. Она и сейчас все по больницам таскается, лечится, вместо того чтобы работать, деньги получать.
– Постой, не тарахти, давай по порядку разбираться, – прервал ее Кукушкин. – Значит, что же получается? Блохина, проходившая у вас под кличкой Лерка Шестипалая, занималась незаконным и насильственным вовлечением обратившихся к ней гражданок в занятие проституцией?
