Камилла Тростенюк хмыкнула:
– Ну? А я о чем толкую?
Старенькие часы на стене кабинета пробили девять раз. В половине десятого вечера Катя позвонила домой предупредить «драгоценного В.А.», что в общем… опоздает капитально – в Химках все только-только начиналось. Но телефон в квартире молчал. «Драгоценного» тоже где-то носило. Катя подумала: ну и к лучшему, меньше претензий будет. Она собиралась позвонить позднее, но в горячке последующих событий совершенно об этом забыла.
Они с Кукушкиным закончили допрос Тростенюк. Участковый по результатам допроса тут же связался со своим непосредственным начальством. Информация была такой, что по ней следовало предпринимать безотлагательные меры.
Катя мысленно поздравляла себя с тем, что догадалась привлечь к розыскам именно Кукушкина. Вообще-то, если честно, она давно удивлялась – как это он со своей энергией, опытом, смекалкой и решительностью до сих пор все еще участковый, а не начальник УВД. Видно, права поговорка – везет воз лошадка, ей и подкладывают…
В начале двенадцатого к отделу прибыл автобус с ОМОНом, спешно поднятым по тревоге.
– Ну, если девка нам не соврала, накроем мы это их гнездо паучье теплым, нынешней же ночью, – Кукушкин горел энтузиазмом. Однако изъяснялся до поры до времени туманно. Конспирация!
После короткого инструктажа ОМОН выдвинулся в поселок Красный Пролетарий, расположенный по соседству – на территории совсем недавно отошедшей к Москве. Вместе с ОМОНом туда же спешно были направлены и несколько патрульных машин. В воздухе пахло крупной операцией. И то, что ее организовали вот так споро – было отрадно.
Хотя все же сомнения терзали… Катя ехала вместе с Кукушкиным на его старенькой «Ниве». Свет фар тщетно боролся с ночной темнотой. Ехали какими-то задворками, минуя Ленинградское шоссе. И все мимо каких-то пустырей, косогоров, оврагов.
– Сейчас Сходня будет, – оповестил Кукушкин.
– Тут, кажись, направо, – буркнула Камилла Тростенюк. Она ехала вместе с ними, показывала дорогу – то и дело путалась.
– Как же направо? Мы еще до поселка не доехали вон сколько, – Кукушкин прикурил. – Ты ж сказала – в Пролетарии хаза у них была.
– Там. Мне Лялька место это точно описала на всякий пожарный. Мало ли что… Дом, говорила, кирпичный. Двухэтажный за серым забором. Поверху забора проволока колючая. Собаки во дворе – кавказские овчарки. Дом в тупике, в самом конце улицы. А в начале улицы – остановка автобусная и палатка хлебная.
– Это Новаторов улица в Красном Пролетарии, – определил с ходу Кукушкин. – И тупик там есть, и палатка. Все сходится. Какой же это у нас номер дома будет?
На темном шоссе их обогнала еще одна патрульная машина. Участковый посигналил фарами, и она куда-то послушно свернула.
Остановились в ночи.
– Значит, так, Клавдия, – Кукушкин снова погрозил пальцем. – Сиди тут, носа из машины не высовывай. Светиться тебе там с нами ни к чему, сама понимаешь.
– Да я и так уж засветилась, – Тростенюк закуталась поплотнее в куртку-бомбер. Откинулась на спинку сиденья.
Вслед за участковым Катя шагнула в темноту. Это и есть поселок Красный Пролетарий? Хоть бы один фонарь повесили! И вроде не так уж и поздно, а ни в одном окне нет света.
– Тут что, совсем никто не живет? – отчего-то шепотом спросила она.
– Дачники сплошные, разъехались все. По выходным наведываются, а сегодня у нас только среда, – Кукушкин оглядывался. – Старики одни остались – местные, эти спят давно.
Где-то впереди в конце темной улицы глухо, злобно залаяли собаки.
– А вдруг Тростенюк что-то напутала или ошиблась? – Катю все же точило беспокойство. Все как-то слишком уж быстро выходило в этот вечер, как-то спонтанно. – Что тогда, а, Иван Захарович?
– Тогда не знаю, что я с ней сделаю, с поганкой, – вздохнул Кукушкин. – И не знаю, что со мной начальство сделает. Расплющит. Всех перебаламутил ночью, на ноги всех поднял – притон вознамерился с поличным накрыть… Эх-ма, кто не рискует, тот этого не пьет… как его… Тихо, вон он дом в тупике. Хлопцы уже позиции заняли. Ты что же, Екатерина Сергеевна, с нами туда пойдешь, внутрь?
– Конечно, – Катя постаралась ответить бодро.
– Тогда вот что. Держись плотнее ко мне. А то в неразберихе звезданут, не ровен час. В таких клятых местах – я по опыту знаю – кроме девок, секс-рабынь этих самых – еще и лбы здоровенные, охрана. Да еще собаки. Слышь, опять гавкают? – Кукушкин прислушался. – Особо-то мы с тобой спешить не будем. Сначала ОМОН туда войдет, сопротивление подавит.
И словно вторя его словам, впереди что-то грохнуло. Залились лаем собаки. Опять что-то грохнуло, затрещали какие-то доски. Послышалась отрывистая команда, топот, удары по железу чем-то тяжелым.
– Ворота штурмуют, – Кукушкин действительно туда, в конец таинственного тупика не торопился. – Ага, собаки… Ну, сейчас их там успокоят… Ну все, теперь пошли и мы. Все поняла?
– Вроде все. Только не видно ни черта.
– Ничего, сейчас все увидишь.
В глаза Кати внезапно ударил свет мощного прожектора. Его белый луч выхватил из мрака кроны деревьев, высокую двускатную крышу, окно второго этажа, кирпичную кладку стены. В окне вспыхнул свет. Погас. Снова вспыхнул.
