деловых, так и чисто личных. Да, чисто личных…
Но вот прошло два дня, отшумела «Россия», Кирилл Боков давно уже был в «Рождественском» – отдыхал, читал о себе и о своем концерте в газетах, а его менеджер и технический директор в одном лице в «Рождественское» не торопился. Более того – была такая горькая минута, когда Олег Свирский решил для себя на будущее вообще разорвать партнерские и деловые отношения с Кириллом Боковым.
Нет, не скандал в антракте явился тому причиной. Конечно, явления в виде «Те же и пьяный Жданович» они в тот поистине триумфальный вечер для себя не ждали. Но ничего фатального в принципе там, на глазах журналистов не произошло. Ждановича и его наглого охранника служба безопасности, нанятая Свирским, быстро привела к нужному знаменателю и выдворила вон. А скандал лишь подогрел интерес прессы к концерту и частной жизни Кирилла Бокова. Об инциденте написали все московские газеты, трубили все музыкальные радиостанции. Навалом весьма пикантной информации было и в Интернете – грех, в общем, было жаловаться на такой масштабный рекламный «промоушн». Да и сам Боков после банкета быстро обрел утраченное душевное равновесие и уже вспоминал о скандале, как о чем-то хоть и не очень приятном, но малосущественном, никак не влияющем на отношение к нему Москвы, для которой он пел целых два отделения концерта с полной отдачей, не жалея своего таланта и голоса.
И все же Олег Свирский не мог уже сказать себе, что его собственное отношение к Бокову – прежнее. Кое-что изменилось кардинально. Так что в какой-то момент он даже решил все порвать – причем без всяких лишних объяснений.
Но то была минута гнева и прозрения. И она прошла. Вмешался разум, нахлынули сомнения, здравый смысл настойчиво нашептывал на ухо – о грядущем коммерческом успехе, о партнерских обязательствах, о материальной выгоде, о перспективе многое, если не все, потерять в шоу-бизнесе при таком разрыве. Свирский испугался перемен и решил не пороть горячки. Не возникать. И, боже сохрани, не читать своему партнеру нудных прописных истин – все равно бесполезно…
Но в душе он чувствовал себя обманутым – из его собственного отношения к Бокову в мгновение ока улетучилось самое главное – то, что привязывало его, Олега Свирского, к своему партнеру и протеже крепче любых деловых обязательств – симпатия, нежность, влюбленность, если хотите – без пяти минут тайная страсть.
Свирский подозревал, что Кирилл Боков знал о нем то, что никогда не озвучивалось, не произносилось вслух. Он знал, что небезразличен Свирскому. И милостиво позволял себя желать. Позволял заботиться о себе, и воспринимал это как должное. Они никогда между собой не обсуждали эту тему. Но и запретной она не была – и это вселяло в Свирского определенные надежды. В том числе и на совместный отдых в «Рождественском» – в уединении, на лоне природы, без баб, без многочисленных боковских пассий, без полоумных фанаток с периферии…
И вот один телефонный звонок разрушил все надежды. Убил желание. Свирский ощущал, что ему сейчас, после этого звонка, не только не хочется видеть, говорить, общаться со своим партнером – ему не хочется видеть его никогда.
Самое смешное было то, что прежде Олег Свирский считал себя человеком современным, разумно- эгоистичным, мало склонным к сантиментам, тем более к осуждению ближнего своего за какие-то там его семейные, домашние проблемы, дела…
Он не ожидал, что его настолько потрясет тот звонок, разговор Бокова с сестрой о матери, о деньгах на ее лечение. Но это было именно потрясение. Удар по нервам. И влюбленность, желание – умерли. Умерла и самая обычная дружеская, человеческая симпатия. Родилась антипатия. Настолько сильная, что Олег Свирский испугался последствий.
Они с Боковым еще двое суток назад планировали уехать в «Рождественское» вместе сразу после банкета. Причем Свирский был инициатором этой идеи. Банкет прошел грандиозно. Под утро уже утомленный, пьяный и страшно счастливый Боков, опекаемый водителем Николаем, отбыл за город. Свирский в «Рождественское» не поехал, прямо в разгаре банкета изобретя себе сразу несколько вполне благовидных предлогов – пресса, финансовые расчеты с устроителями концерта, изучение откликов на рекламу…
Не поехал он в «Рождественское» и на следующий день. Провел его в стенах офиса, притворяясь страшно загруженным работой, занятым.
В обед он заехал на Центральный телеграф и от своего имени перевел на читинский адрес семьи Боковых, найденный через справочную эстрадного агентства, шестьсот долларов. Адрес был давний, и Свирский даже сомневался, что деньги дойдут. Но перевод дошел.
Утром его разбудил звонок секретаря из офиса – звонили из Читы, секретарь спрашивал – можно ли переадресовать вызов? Со Свирским уже во второй раз разговаривала сестра Бокова Надежда:
– Спасибо вам. Мне с почты позвонили, только деньги уже не нужны… Я их назад попросила отослать. Адреса вашего вот только не знаю, послала на его.
– Как же не нужны, почему? – заволновался Свирский. – Деньги никогда не помешают в такой ситуации…
– Спасибо. Теперь ничего уже не нужно. Вы скажите ему – Серафима Васильевна умерла. Если он, конечно, помнит еще, кто ему Серафима Васильевна… Сегодня ночью умерла, скоропостижно. Похороны в субботу…
– Боже… Примите мои соболезнования, – Свирский почувствовал, что ему трудно говорить с этой незнакомой, по сути, женщиной – сестрой Бокова. – Я передам, я немедленно позвоню. Нет, я сейчас же поеду к нему.
Спустя час он уже мчался на машине по Дмитровскому шоссе. Он думал о том, как увидит Кирилла Бокова там, в «Рождественском». Как сообщит ему о смерти матери. «Ведь не полное же он… – размышлял он в смятении. – Может быть, мне надо прямо сейчас забронировать ему билет на самолет до Читы? Может быть, два билета? Если он попросит лететь туда, на похороны вместе с ним?»
День как назло был солнечный, легкомысленно-праздничный какой-то. И небо казалось чересчур уж голубым, ярким. И золотая осень как ни в чем ни бывало шумела листвой, радовала глаз пестротой красок. Даже вода в канале переливалась мерцающей рябью. А когда Свирский доехал до водохранилища, у него невольно захватило дух – все было пронизано солнцем, покоем и умиротворением. А где-то там, вдалеке, точно пряник, плыл белый теплоход…
VIP-комплекс «Рождественское» на берегу водохранилища был защищен от нескромных взоров высоченным бетонным забором. Монолитная стена на фоне осеннего леса после водного простора производила удручающее, однако сильное впечатление.
