И в этот момент в бар зашел еще один посетитель, которого Мещерский узнал не сразу, а вспомнил лишь тогда, когда этот крепкий высокий и осанистый мужчина протолкался к стойке и по-хозяйски положил на плечо Марте руку. Марта вздрогнула, оглянулась и сразу же нежно, радостно заулыбалась. Мужчина наклонился и поцеловал ее в щеку. Юлия сразу же приветливо и даже немножко заискивающе закивала гостю и одновременно что-то тихо и быстро затараторила в трубку, то и дело поглядывая на Марту и ее спутника.
Мещерский тут же вспомнил, что это и есть жених, которого Базис именовал Григорием Петровичем, а еще, почтительно и подобострастно, хозяином.
Дергачев на эстраде тренькал струнами, настраивая гитару, а сам мрачно и неотрывно созерцал пару за стойкой. Вид его Мещерскому крайне не нравился. С таким лицом обычно готовят себя если не к суициду, то уж к крупной потасовке с битьем окон и швырянием стульев непременно. Однако пока Дергачев ограничился тем, что взял на гитаре несколько минорных аккордов, пробуя басы. Снова послышался одобрительный свист и хлопки. Юлия в это время протянула телефонную трубку Марте. И тут Мещерский не выдержал. Пулей выскочил из-за стола и под удивленным взглядом Кати устремился к стойке подслушивать, едва не сбив с ног Кравченко, идущего с пивом в руках.
– Куда это он? – спросил тот у Кати, усаживаясь. Та пожала плечами, невозмутимо заметив что-то про броуновское движение. Позже Мещерский сам себе не мог объяснить, что именно заставило его сорваться с места. Было ли то простое любопытство: о чем говорят молодые красивые женщины и кому звонят вечером из бара? Или это было что-то еще, смутно-инстинктивное, подспудное?
– Клим, я же тебе говорю: она приехала одна. Вот и Гриша тебе подтвердит, – услышал он голос Марты, – а номер просила заказать на двоих. Она потому и ехала сюда, что их здесь никто не знает. Они собирались пробыть здесь все выходные.
– Песня о любви, – громко объявил Дергачев с эстрады, взял новый минорный аккорд и запел-захрипел под Высоцкого. Мещерский разом оглох. Марта что-то продолжала говорить по телефону, закрыв ухо ладонью. Ее жених наклонился к ней, потягивал из высокого бокала тоже совсем не дешевый нефильтрованный «Эрдингер» и слушал. Юлия Медовникова, точно породистая гончая, так вся и подалась вперед, стараясь не пропустить ни слова из того, что говорила ее приятельница. А с эстрады неслось: «Над колыбелькою склонясь, земная женщина поет: не знаю я, кто твой отец, в какой сторонке он живет. Вдруг встал в дверях на склоне дня страны неведомый жилец – не бойся, милая, меня. Я сына твоего отец».
Мещерский горько пожалел в душе, что спас этого типа, оказавшегося таким кошмарным, хрипатым и сентиментальным бардом. Только звезд сельской самодеятельности, перекладывающих на доморощенную музыку свои ночные вирши, тут не хватало! А Дергачев пел: «В погожий, ясный день я заберу его с собой. И научу в волнах нырять. И пенный побеждать прибой».
И вдруг Мещерский с удивлением понял – в баре воцарилась мертвая тишина. Большая часть посетителей смотрела на эстраду. «Ты ж выйдешь замуж за стрелка, и меткий будет он стрелок. От первой пули в тот же час погибну я и мой сынок», – спел Дергачев, повернувшись в сторону стойки. Ударил по струнам, словно ставя точку, спрыгнул с эстрады, поставил гитару, прислонив ее к ближайшему столику. Раздались жидкие хлопки. Хлопали, как понял Мещерский, только приезжие (в том числе и сердобольная Катя, решившая поощрить местную звезду). Остальные молчали. Дергачев прошествовал через зал и покинул бар. После его ухода все вроде бы вошло в обычное русло, однако…
– Илья, что такое? – тихо спросил Мещерский Базиса, когда тот подошел к их столику. – Чего это все вдруг воды в рот набрали и уставились на него, когда он пел? Песня, что ли, не по вкусу пришлась или исполнение? Песня ничего, вроде баллады… Правда, голос у него жуткий, пропитой.
– Голос ни при чем. У нас просто не любят этих песен про Водяного, – ответил Базис и как-то странно потупил глаза, словно не хотел встречаться взглядами ни с Мещерским, ни с Кравченко, ни с Катей, – особенно к ночи.
– То есть? – спросил Мещерский. – Как это не любят? Про какого еще Водяного?
– Как-нибудь у Линка спроси, – ответил Базис. – Он у нас тут местный сказочник, Ганс Христиан Андерсен. А ты, кажется, по-немецки шпаришь.
Когда он отошел, Мещерский сердито буркнул:
– Ересь какая-то. Это он так прикалывается, не обращайте внимания. Или бензином в гараже надышался.
Катя посмотрела на Кравченко. За весь вечер он не проронил ни слова. И сейчас курил, невозмутимо смотря в сторону пустой эстрады.
Глава 10
БАЛТИЙСКАЯ НОЧЬ
А потом начались танцы. Из динамиков запела Земфира. А когда вечный, как египетские пирамиды, Том Джонс затянул про «секс-бомб», Катю галантно пригласил на танец участковый Катюшин. Когда, в какой момент он появился в баре, осталось загадкой. Между столиками «Пана Спортсмена» топтались обнявшиеся пары. Двери были распахнуты настежь – гостеприимно и призывно по причине духоты и сигаретного дыма. И праздный субботний народ – отдыхающие и местная молодежь – слетался на Тома Джонса и «секс-бомбу», как мотыльки на огонь.
В этот самый момент всеобщего праздника участковый Катюшин вырос возле их столика словно из-под земли. Сказал Кравченко и Мещерскому «добрый вечер» и потом церемонно и немного натянуто спросил: «Могу ли я пригласить вашу жену на танец?» Обращался он при этом к Кравченко, видимо, угадав именно в нем чутким инстинктом ревнивца своего счастливого соперника.
Кравченко кивнул, а потом лениво (Кате показалось, совершенно равнодушно) наблюдал, как они танцуют. Катя снова ощутила в душе досаду. Драгоценный В.А. вел себя уж как-то слишком тихо, чуть ли не наплевательски. Не спорил с ней, все ей разрешал, на все смотрел словно бы сквозь пальцы. Конечно, она терпеть не могла, когда ей противоречили, когда спорили с ней, запрещая поступать так, как ей хотелось здесь и сейчас. Но когда ей вот так равнодушно-великодушно давали полный карт-бланш на все, когда ни единым словом даже не возражали, это было… Это было ну просто ни в какие ворота!
– Я знал, что найду тебя здесь, – нежно шепнул Катюшин. По случаю сельской дискотеки был он не в форме, а в штатском – белой футболке и джинсах.
– У вас тут по вечерам вроде и делать больше нечего, кроме как в баре сидеть, серенады слушать про Водяного, – сухо ответила Катя, косясь в сторону Драгоценного В.А.
Катюшин посмотрел на нее. В такие моменты, когда он вот так красноречиво и вопросительно взирал на
