– То есть? А чьи же там отпечатки? – Колосову было уже наплевать на то, что ОН слышит эти вопросы.
– Кроме свежих ваших – других нет. Оружие чистое, недавно покрыто смазкой. Если Скуратов и касался пистолета, то только в перчатках. Да и то вряд ли.
Колосов дал отбой. Скуратов откинулся на спинку стула.
– Твой пистолет? – спросил его Колосов. Пора было задавать предметные вопросы.
– Нет.
– Как же он оказался в кармане твоего пиджака?
– Не знаю.
– И даже не догадываешься?
– Сними наручники. Ну?!
– Обойдешься. Не чувствую в твоем присутствии себя в полной безопасности.
– Боишься меня?
– Тебе же нравится, когда тебя боятся.
– А тебе?
Колосов смотрел на фигуранта. Сукин сын…
– Где трупы? – спросил он. – Что ты делал с их телами?
Скуратов вздрогнул. Лицо его исказила судорога.
– С какими телами? – спросил он. – С какими телами?!
Колосов позвонил в соседний кабинет. Попросил, чтобы принесли несколько фотографий из уголовного дела. Пачка снимков – он швырнул ее на стол перед Скуратовым. Отснятые крупным планом останки с Минского шоссе, с водоканала, с Южной улицы в Знаменском. Скуратов привстал. Смотрел на снимки…
– Что это такое? – спросил он хрипло.
– Отрубленные руки. Кисти рук, – Колосов наклонился и ребром ладони чиркнул ему по наручникам. – Вот что это такое. Не узнаешь? Руки ты выбрасывал после того, как отрубал. А тела?
– Я?!
В кабинет, предварительно постучав, заглянул оперуполномоченный Ландышев. Вид у него был настороженный: он знал, что попадет на очень жесткую беседу.
– Насчет списка его собственности, – шепнул он Колосову, косясь на Скуратова. – По данным налоговой сверились: двухкомнатная квартира в Крылатском, квартира его матери на Чистых прудах, их дача на Николиной Горе, там вроде и гараж, потом у него еще участок на Киевском шоссе. Да, именно на Киевском, на сороковом километре. Там тоже гараж, баня и нулевой цикл – ну один фундамент пока еще под коттедж… Никита Михайлович, людей не хватит выехать одновременно по всем адресам с обысками. Договоритесь с дежурным по главку, пусть «Перехват» объявляет, пусть с других отделов к нам подключаются. Королев (это был заместитель Колосова) даже наблюдение приказал снять с Яузской набережной. – Колосов смотрел на Ландышева, пока еще не врубаясь. Он думал об участке Скуратова на Киевском шоссе. Сороковой километр. А тело Алагирова подкинули на сорок восьмом. Что там лейтенант говорит? Оперативники, которые по его распоряжению безотлучно в вечернее время должны были находиться на квартире Мещерского, отозваны…
– Вы что, обезумели тут все, что ли?!!
Скуратов поднялся. Лицо его было страшным. Появление Ландышева – третьего лица в их разговоре словно придало ему сил. Бешенства.
– Да вы что? – Он не мигая смотрел на Колосова. – Вы что?!
И это «вы что?!» эхом отдавалось в кабинете.
Дверь открылась, вошел следователь прокуратуры. Добрый процессуальный гений, бдительно стоящий на страже каждой буквы, каждой запятой закона. Мужественно противостоящий злобному оперативному произволу, бездоказательному наезду, голословному огульному обвинению… По крайней мере вид у следователя сейчас был именно таким.
Скуратов повернулся к нему.
– Да вы что? – словно вне себя повторил он. – Вы…
– Где тела? – с порога спросил «добрый процессуальный гений». – Что вы делали с трупами своих многочисленных жертв, Алексей Владимирович?
Колосову показалось: еще секунда – и в могильной тишине кабинета взорвется атомная бомба.
Сработал мобильный. Дежурный по главку срочно разыскивал начальника отдела убийств.
– Да, Колосов. Что?! – Никита слушал дежурного. Еще не верил, слушал. – Во сколько сообщили? Кто?!
Протянул мобильник прокурорскому.
Бомба взорвалась.
Мещерский взял у Кати трубку.
– Алло…
– Сережка! Слава богу… а я испугался… думал, попал не туда, ошибся…
