– Слушай, а они допрашивали его мать?
Катя оторвалась от созерцания цветочной смерти. Кравченко сидел, закрыв глаза, подставив лицо заходящему солнцу. Казалось, просто дремал, загорая. Но нет. После разговора по телефону с Мещерским оба они, оказывается, думали об одном и том же.
– Да, допрашивали.
Катя вспомнила, как однажды, зайдя к Колосову, увидела в его кабинете пожилую интеллигентного вида женщину. Прекрасно, дорого, хоть и старомодно одетую для своего возраста. Женщина плакала не переставая. Колосов то и дело подавал ей воды в стакане. Лицо женщины показалось Кате смутно знакомым. Но она никак не могла вспомнить, где она видела ее. Да и видела ли?
– Я чувствовала, я давно чувствовала – что-то с ним не так, – рыдала женщина. – Я столько раз просила его быть со мной откровенным… Но он ничего мне не говорил. Никогда ничего не рассказывал. Его жизнь была закрытой для меня. Он даже не хотел, чтобы я жила с ним, – купил мне отдельную квартиру. Так, в быту он был самым заботливым сыном – приезжал, привозил продукты, дарил цветы на Восьмое марта, но… Но я сердцем чувствовала! Что-то с ним происходит. Мой мальчик, мой бедный мальчик… Я думала: возможно, это все оттого, что он так долго не женится. Сколько раз просила – найди себе хорошую, добрую женщину, женись. Я так мечтала, что у него будет семья, у меня – внуки… Но что мы можем поделать, когда наши сыновья взрослеют?! Становятся мужчинами? Мы ничего уже не можем изменить. Мы только можем любить их… Наших детей…
Астраханова обернулась к Кате: залитое слезами, искаженное горем лицо. Она смотрела на Катю и не видела ее. Она вообще ничего уже не видела, не различала.
– Я знаю только, что наши все это время пытались выяснить, не страдал ли Астраханов каким-либо душевным заболеванием, – продолжила Катя после паузы. – Но здесь на него ничего не нашли. Он и к врачам-то почти не обращался. Вроде всегда был абсолютно здоров. Но мать его показала, что, когда они еще жили в Азербайджане, он призывался в армию через военкомат Ленкорани. Так вот, медкомиссию он там не прошел. Был комиссован по состоянию здоровья. И опять же непонятно: документы сейчас оттуда не запросишь, да и времени сколько прошло. Это больше шестнадцати лет назад было, тогда в армию не особо рвались, Афгана боялись. Возможно, Астраханову просто сделали соответствующее заключение за деньги, чтобы он уклонился от службы. Но, возможно, и… Впрочем, какая мать признается, что ее сын – сумасшедший?
– Был бы он жив – призналась бы. Чтоб вместо пожизненного в лечебницу его запихнуть. – Кравченко вздохнул. – И все же зря ваши поторопились грохнуть его при задержании. Сколько тайн он, подонок, с собой унес в могилу.
– Его убил Скуратов. По крайней мере, так значится в рапорте Колосова. У них другого выхода не оставалось. – Катя говорила тихо, неохотно. Умом она сознавала: своим метким выстрелом Скуратов, быть может, спас Сережку. Быть может… Но ей все равно больно было думать, что в НЕГО разрядил пистолет именно Скуратов.
– Насчет тайн, что конкретно тебя интересует, Вадя?
– Ну, например, видеокассета. – Кравченко хмыкнул. – Я так и не понял, как же она попалась на глаза Сережке? Ведь Астраханов даже еще знаком с ним не был!
– Он впервые увидел Сережку и тебя на юбилейном вечере в институте. – Катя покосилась на Кравченко. – Он сам в этом признался Мещерскому. И что-то в вас обоих… Вадя, я не знаю, как сказать, мне трудно об этом говорить. Мещерский упоминал, что там, в ангаре, Астраханов говорил с ним… Возможно, чувство, природа которого мне до конца неясна, чувство, притягивавшее его к Сережке, уже давно зрело в нем. Подспудно, подсознательно Астраханов искал себе жертву… Нет, не жертву – возможного соучастника, человека, с которым можно поделиться всем тем… тем ужасом, в котором он существовал последние годы. Астраханов принес с собой видеокассету с записанной на ней сценой убийства, зная, что в суете юбилейного праздника ее можно будет продемонстрировать без риска быть пойманным… Я не знаю, кого бы он выбрал: может, остановился бы на Скуратове. Они ведь были дружны. Или, возможно, на Абдулле, который позже стал его жертвой. Но вдруг случайно он увидел там вас – Мещерского и тебя. И… Я не знаю, что произошло дальше. Но он остановил свой выбор на Сережке. Видимо, он искал кого-то слабее себя. Я не хочу сказать, что Мещерский слабак, но ты же знаешь, какой у него характер – мягкий… – Катя смотрела на Кравченко. – Тебя Астраханов не выбрал. Потому что ты ему был не по силам. Для роли жертвы-соучастника, а именно соучастия в своих преступлениях и добивался Астраханов, затевая эту свою жуткую игру, ему нужен был кто-то… Кого можно было подчинить своей воле.
– Туманно. – Кравченко хмурился. Умозаключения Кати ему совсем не пришлись по вкусу. – Ну, ладно. Тогда второй вопрос: все прежние жертвы Астраханова – молодые парни. Короче – мужики. И этот студентик с Варшавки, и Алагиров. Для чего же ему потребовалось убивать Мелеску?
– Когда Астраханов назначил Мещерскому встречу в институте и убедился, что тот его сдал милиции – «предал», он решил одновременно и отомстить ему за «предательство», и еще крепче привязать к себе, превратив в «соучастника». Убийство Алагирова – демонстрационный, хорошо продуманный жест. Астраханов даже подбросил вместе с трупом печать – ту, другую, принадлежащую самому Абдулле, которую он использовал лишь однажды. И Сережка оказался в роли фактического подозреваемого. То есть в роли – это очень важно понять – в роли самого Астраханова, в роли убийцы. Это Астраханову и было нужно, он же добивался именно соучастия. На какой-то момент они стали с Мещерским равны. Но смерть Алагирова сразу же резко сузила круг подозреваемых. И это Астраханов тоже отлично понимал, убедившись, что за всеми ними милиция уже наблюдает. Для того чтобы довести до конца игру, которую он вел, – а он ведь играл не только с Мещерским и Колосовым, но и со всеми остальными – со Скуратовым, Белкиным, Вороном, умело используя подмеченные детали их жизни, привычки, факты, – для того, чтобы довести все до конца и выиграть время, он решил навести подозрение на другого. На Скуратова. Ему было отлично известно о любовном треугольнике: Скуратов – Янина – Абдулла. Он прикинул: если после Алагирова умрет Мелеску – кого первым по логике вещей милиция заподозрит в их смерти? Конечно, Скуратова. Примечательно, что убийство Янины в деталях совершенно отличается от прочих его преступлений. Он не рассматривал ее как «серийную жертву», это был не тот объект.
– А что же произошло между Скуратовым и Мелеску? Почему они расстались?
– Никита допрашивал Скуратова. Особо при мне, правда, не распространялся. Обмолвился лишь, что Скуратов сказал: да, они жили с Мелеску несколько лет. Потом расстались. Иногда, мол, такое случается между мужчиной и женщиной, когда все кончается.
– А история с подброшенным пистолетом «ТТ»? Как Астраханов догадался, что Скуратова вызывают в прокуратуру?
– Очень просто. Случай помог. Колосов ведь сначала поехал за Скуратовым в штаб-квартиру АЮР. Того там не оказалось, он был в Берсеневке. Наши допрашивали «югоармейцев». Те показали, что сразу же
