давал показания об отношениях Алагирова с женщиной по имени Янина, словно намекая… Или, быть может, отводя внимание от…
– Но приехал я не только за тем, чтобы спрашивать вас об Алагирове. – Колосов извлек из кожаной папки, привезенной с собой, запакованную в пакет каменную пирамидку с увесистым основанием и просверленным верхом. – Вот это было найдено нами на месте преступления возле трупа. Что это за предмет и каково его назначение, нам неясно. Посоветовали обратиться за консультацией в ваш музей.
Белкин вздрогнул. Или… Колосову так показалось, но реакция была… Осторожно, очень осторожно взял вещдок в руки и…
– Слава богу… а я подумал… – Он быстро перевернул пирамидку, впившись взглядом в основание. – Черт, ну надо же… Никита Михайлович, я подумал, это из нашей коллекции. Даже в жар бросило. Идемте со мной, вот этот стенд. – Он стремительно увлек за собой Колосова к музейной витрине, на которой Никита поначалу увидел лишь разбросанные по черному бархату древние монеты, а затем и…
Они с Белкиным стояли возле стенда одни. «Референт» остался на банкетке, казалось, он потерял к разговору всякий интерес.
– Что это? – тихо спросил Колосов. Перед ним на стенде было множество пирамидок и столбиков из темного камня, точно таких же, как и изъятый вещдок.
– Это каменные печати, Никита Михайлович. Шумерские, ассирийские. Эти вот из Вавилона, эти из Ашшура, Ниневии, из Ура – древнейшие и ценнейшие. Найдены при археологических раскопках в разные периоды на территории современного Ирака и Сирии. Один из самых часто встречающихся наряду с нововавилонской нумизматикой артефактов ассиро-шумерской материальной культуры. Использовались в древности в качестве личных печатей владельцев. Они ведь писали на глиняных табличках. – Белкин улыбнулся, словно говорил о ком-то из своих близких знакомых. – А в качестве своей личной подписи прикладывали такую вот печать. Видите отверстие? – он указал на просверленную дыру. – Это для шнурка. Они носили печати на поясе или на груди, как медальон.
– Древние? Ничего себе медальон! Увесистая болванка, – Колосов смотрел на печать. – Убить такой гирькой можно.
– И это тоже случалось. Во время дворцового мятежа один из древних правителей Месопотамии был убит восставшей знатью этими вот, как вы выразились, «болванками». Использованными в роли кастетов. В его личные покои запрещено было входить с оружием, мечи сдавали дворцовой страже. Но на печати запрет не распространялся.
– Использовали в роли кастетов? – Колосов поднял глаза на Белкина, а тот смотрел на стенд. – Неужели, Валентин Александрович?
Воцарилась звенящая пауза.
Он слышал дыхание собеседника. А затем тот резко, громко сломал это молчание – как печать.
– Да, эти предметы использовались не только как идентификаторы подписи или как оружие. Но и как амулеты, обереги, личные талисманы. Это была вещь, с которой человек с берегов Тигра и Евфрата практически не расставался на всем протяжении жизни, ну как мы с паспортом. И в этой связи чрезвычайно интересны рисунки, вырезанные на печатях. – Белкин отключил сигнализацию, открыл стенд, положил вещдок на черный бархат рядом с другими. – Замечаете сходство? Среднеассирийский период. Расцвет глиптики в ассиро-вавилонском искусстве. Глиптика – это резьба на печатях. На основании, вдавливаемом в мятую глину, в глубоком рельефе вырезалось изображение – отдельная фигурка или какая-то сценка, которую владелец печати избирал своей подписью, если хотите, своим личным девизом.
– И какой же личный девиз изображен здесь? – Колосов указал на вещдок.
– ШЕДУ, – ответил Белкин. – Тот, кто около двух с половиной тысяч лет назад заказал резчику по камню эту печать, выбрал для себя символ ШЕДУ.
– Вы хотите сказать, этой штуке две с половиной тысячи лет?! – Никита не верил ушам своим.
– Я отнес бы ее, как и вот эти, к временам ассирийского царя Тиглатпаллассара III, это примерно конец восьмого века до нашей эры. И это не слишком древний артефакт для культуры Междуречья. – Белкин улыбнулся.
– ШЕДУ – это что еще такое?
– Крохотная копия большого оригинала. Оглянитесь. Он позади вас.
Колосов оглянулся. Пятиногий крылатый человек-бык, украшенный царской тиарой, взирающий с высоты с холодной каменной усмешкой.
– Этот крылатый изображен вот здесь? – Никита перевел взгляд на крошечную печать и… Черточки рельефа сливались в…
– Черт, а действительно, пять ног, и крылышки, как у ангелочка, а это вот голова… Но все так схематично. Я подумал, что это просто какие-то насечки, а тут и точно контуры фигурки просматриваются. Ну и глаз у вас, Валентин Александрович.
– Пристрелянный. – Белкин хмыкнул. – Как у снайпера.
– А вам ведь сначала показалось, что это экспонат из вашего музея. – Колосов тоже хмыкнул. – О пропаже, наверное, подумали. Хотя невозможно даже предположить, что из этих стен, – он покосился на «референта», – что-то может исчезнуть без ведома сотрудников. И еще я заметил, что вас абсолютно не удивил тот факт, что мы нашли эту вещь на месте убийства возле тела Алагирова. Другой бы человек вашей ученой профессии всполошился: как попал древнейший артефакт на место преступления? А вы… Вас ведь это не удивляет, правда, Валентин Александрович?
– Нет, меня это не удивляет.
– Интересно почему?
– Потому что я уже видел этот предмет раньше. И неоднократно.
– У кого вы видели этот предмет?
Колосову показалось, что Белкин медлит с ответом намеренно.
