Катя взглянула на Колосова: то, что он рассказывал ей по пути к дому Чибисовых — что это за история?! Впервые она услышала про Жанну Зарубко, про «Пингвин» и про эту несчастную Зою Копейкину, замерзшую в поле в февральскую вьюгу. И эта история, похожая на трагифарс, неожиданно связала то, что до этого никак не связывалось, — две смерти, два убийства. Теперь они знали больше. Но что это меняло сейчас, при новом мертвеце в Славянолужье?
— Елизавета Максимовна, мне надо задать вам несколько важных вопросов, — сухо сказал Колосов. — Вы в состоянии сейчас говорить?
Кустанаева оторвалась от отца Феоктиста. Лицо ее было красным и заплаканным. Катя подумала: о чем, интересно, больше жалеет эта женщина — о смерти богатого любовника или о гибели любимой лошади? А может, так горько она оплакивает свои рухнувшие надежды?
Кустанаева вытерла глаза ладонью, сказала хрипло:
— Пойдемте в дом.
— Я буду здесь, — мягко сказал ей отец Феоктист. — Лиза, если вам что-то понадобится, знайте, я здесь.
— У нас к вам тоже будут вопросы, — обратилась к нему Катя. — Пожалуйста, помогите и нам.
Священник посмотрел на нее, на Колосова:
— Помогу, если смогу.
С Кустанаевой они беседовали снова на той самой веранде, отведенной под зимний сад. Никита начал без предисловий:
— Елизавета Максимовна, почему вы скрыли от меня тот факт, что Чибисда и убитый здесь, в Борщовке, в прошлом году Богдан Бодун были давно знакомы? — спросил он резко.
— Вы этот вопрос задавали не мне, а Михаилу Петровичу, — ответила Кустанаева.
— Чибисов солгал, Вы при этом присутствовали. Почему вы сами умолчали? Он что, приказал вам не говорить этого?
— Не приказал… точнее, прямо не высказывался, но… Это было в прошлом году. Миша… Михаил Петрович и Антон Анатольевич Хвощев узнали, что Бодун убит. И во избежание неприятностей, допросов в милиции они решили, что будет лучше не лезть в это темное дело. Бодун имел ночной клуб в Москве, и у него были деловые связи с Хвощевым. Он закупал у него на заводе алкоголь. Потом, я знаю это со слов Миши, Бодун был раньше судим. Когда в прошлом году его так зверски прикончили, я подумала, что это какие-то тюремные мафиозные разборки: И желание Миши и Хвощева быть от всего этого, подальше мне было по-человечески понятно.
— Тогда, в прошлом году, Бодун ехал из Тулы сюда в Славянолужье к Чибисову? — спросил Никита.
— Нет, нет, Миша давно уже с ним не общался. Бодун ехал к Хвощеву, они должны были утром вместе осматривать завод. Сам Антон Анатольевич впоследствии при мне говорил: мол, вот жизнь какая пошла — едет старый знакомый к тебе в гости, а по дороге братва из него кишки выпускает.
— Братва?
— Ну да, уголовники, мафия, — Кустанаева поморщилась. — Я же говорю — он был судим, сидел в тюрьме.
— А Чибисов не говорил вам, что его, всеми уважаемого человека, связывало с такой темной личностью? — спросила Катя.
— Ну, я не знаю точно, они были знакомы еще до меня. Миша как-то однажды обмолвился, что Бодун его и Хвощева выручил, фактически спас. Спас фирму и завод в самом начале, в самый трудный момент. Тогда, в девяностых, здесь, как и везде, свирепствовал оголтелый рэкет. Чибисов искал защиту, искал пути, ну вы понимаете — здесь, в деревне, одной только охраны мало, нужны гарантии, Грубо говоря — «крыша» нужна. А у Бодуна было влияние, ну, вы понимаете, какое. И он по-крупному помог Мише и Хвощеву.
— Значит, «крышевал» их? Наверное, не бесплатно? — спросил Никита.
— Этого я не знаю. Ну, конечно, за так такие услуги не делаются.
— И тому свидетельство, наверное, какой-нибудь сверхвыгодный контракт на закупку алкоголя по бросовым ценам для клуба, да? Было такое? — Колосов вздохнул: — В прошлый раз мы с вами, Елизавета Максимовна, касались уже темы спиртзавода, наследства, управления… Правда, фамилия Бодуна тогда в этом контексте не всплывала. Скажите честно, он имел какую-то собственность здесь — пакет акций, долю в деле?
— Нет, нет, — торопливо сказала Кустанаева, — точно нет. Миша и Антон Анатольевич этого никогда бы не допустили!
— Что вам известно про бывший клуб Бодуна «Бо-33» на Лужнецкой набережной?
— Ничего не известно. Я ни разу в жизни там не была. Я знала, что Бодун владел ночным клубом, но ни названия его, ни адреса не знала.
— Вы что-нибудь знаете про совместную поездку Чибисова, Хвощева и Бодуна в подмосковное Ольгино в так называемый «охотничий дом» 23 февраля четыре года назад?
— Ничего не знаю. Четыре года назад я вообще еще с Мишей знакома не была.
— И он вам никогда не рассказывал, что произошло тогда, четыре года назад, во время этой их увеселительной поездки?
— Нет, — Кустанаева с недоумением смотрела на Колосова. — А что тогда случилось? В чем дело?
— Чибисов часто уезжал в Москву?
— Регулярно. Дела заставляли.
— И часто бывало, что он оставался ночевать в городе?
— Да, если его задерживали дела.
— А вы в курсе, как он проводил время в таких отлучках из дома?
— Послушайте, что вы от меня хотите? Знала ли я, что он порой гуляет налево? Он был мужчина, нормальный здоровый мужик, и хотел того же, что все вы. — Глаза Кустанаевой гневно сверкнули. — Да, я знала, что он не стихи по ночам читает. Я знала это, как знают про своих мужей и, любовников миллионы женщин — сердцем. Вслух он мне о своих похождениях никогда не признавался. Не устраивал сцен. И на том спасибо. Ну а потом, мы ведь еще не были с ним женаты. Я ведь была всего-навсего его менеджером, везла на себе этот непосильный «славянский» воз.
— Что произошло тут у вас вчера вечером? — спросила Катя. — Елизавета Максимовна, я уже пыталась у вас это выяснить, когда мы вместе с вами искали его. Вы вели себя мужественно, не каждая женщина сумет спокойно вынести то, что перенесли Вы. Так будьте же и сейчас мужественны и правдивы. От вашего ответа многое зависит. Очень многое. Скажите честно — отчего это вдруг он уехал из дома на ночь глядя?
— Он выпил лишнее, я же говорила. Был возбужден, взбудоражен и поехал проветриться перед сном.
— Но погода не располагала к прогулкам!
— Да чихал он на погоду! Думаете, он много о погоде тревожился, когда летом, весной, осенью — ив дождь и в ненастье — объезжал поля?
— Кто присутствовал на поминальном обеде у вас дома?
— Только все домашние: Миша, я, Полина, Иван Данилович, и отец Феоктист был. Он подъехал сразу же после обедни. Хвощеву в госпиталь мы звонили из-за стола.
— А во сколько же все разошлись?
— Ну, где-то вначале десятого. Отец Феоктист уехал первым. Иван Данилович ушел к себе спать. Миша сидел в кабинете, пил коньяк. Потом я увидела, как он отправился кататься верхом.
— Елизавета Максимовна, а в субботу, накануне девяти дней, что произошло тут у вас? — тихо спросила Катя.
— В субботу?
— Да, вечером, помните, мы встречались у Бранковича в доме. Вы приехали за Полиной. И мы все стали свидетелями одной весьма бурной сцены…
— При чем это здесь? — неприязненно спросила Кустанаева.
— Пока я не знаю, — Катя сочувственно улыбнулась. — Я просто выясняю, когда вы и Полина вернулись домой, здесь у вас продолжения той сцены… ревности не последовало?
