стала богатой и к тому же — обладательницей замечательной библиотеки! В смятении она посмотрела на Стива и увидела, что он радостно улыбается. По его лицу было видно, как он счастлив за нее. Габриэла с облегчением подумала, что он не ревнует и не завидует ей. Как и все, Стив считал, что Габриэла все это заслужила.
— Теперь ты, наверное, уедешь от нас, — с легкой грустью сказала ей мадам Босличкова. — С такими деньгами ты можешь сама купить целый дом и открыть пансион… — Тут она прослезилась и крепко обняла Габриэлу. — Девочка моя, как я за тебя рада!.. — шмыгая носом, твердила она.
— Ну что вы, что вы!.. — отвечала Габриэла. — Куда же я уеду от вас?!
Она все еще не верила в свою удачу и, как и все остальные, была поражена тем, что профессор сумел скопить такую значительную сумму. Габриэла тоже считала, что, кроме библиотеки и пенсии по старости, у него больше ничего нет. Она сама чувствовала себя ужасно неловко, когда в начале их знакомства профессор, приглашая ее в ресторан, настаивал на том, что сам будет оплачивать счет. Теперь выходило, что она переживала совершенно напрасно. Оставленное им завещание объясняло и это, и множество других вещей.
Но главное, теперь Габриэла точно знала, как профессор относился к ней в действительности, и жалела только о том, что не может поблагодарить его. Впрочем, почему не может? Единственной формой благодарности, которую бы принял профессор, была ее писательская карьера. Габриэла твердо пообещала себе, что будет работать над новыми рассказами не только ради собственного удовольствия, но и ради него.
— Ну что, принцесса, каковы ваши планы на ближайшее будущее? Купите себе самолет и полетите на каникулы в Гонолулу? — шутливо сказал Стив, обнимая ее за плечи, и Габриэла невольно подумала о том, что теперь их проблемы остались позади.
Наследство профессора все изменило. Она жалела только о том, что не может поделиться этими новостями с матушкой Григорией и сестрами. Возможно, подумалось ей, все это — действительно божественное провидение. Ведь останься она в монастыре, то никогда бы не познакомилась с профессором, не напечаталась бы в «Нью-йоркере» и не получила бы в наследство более полумиллиона долларов…
Да, трудно было поверить, что столько событий вместилось в какой-то год. В июле прошлого года они с Джо признались друг другу в любви; десять месяцев назад Джо умер и она покинула монастырь, а семь месяцев назад они стали близки со Стивом. А ее дружба с профессором?.. Как много она значила в жизни Габриэлы! Ей было так хорошо с ним. Она до последнего не верила, что он может умереть. Впрочем, сам профессор, похоже, держался иного мнения. Его завещание было датировано маем месяцем, значит, он уже тогда почувствовал, что ему осталось недолго. Строго говоря, чтобы составить такой прогноз, никакой особой прозорливости не требовалось. Всю зиму и почти всю весну профессор проболел, болезнь подорвала его силы, и он, предчувствуя близкий конец, решил привести свои дела в порядок. Да и болезнь миссис Розенштейн, наверное, напомнила ему, что все люди смертны и что он — не исключение.
Вечером все обитатели пансиона снова собрались в гостиной на торжественный ужин. Его устроила для своих друзей Габриэла, хотя для этого мадам Босличковой пришлось ссудить ее деньгами. Ужин удался на славу, и все снова поздравляли Габриэлу и радовались за нее. «Такое бывает только в сказках, — сказала мадам Босличкова, поднимая за нее бокал сухого вина. — И пусть для тебя, Габи, эта сказка никогда не кончается!»
После того как пансионеры разошлись, Габриэла тихонько поднялась в бывший кабинет профессора, чтобы получше познакомиться с унаследованной библиотекой. Полюбовавшись на прекрасную подборку редких и специальных изданий, среди которых стоял и трехтомник, подаренный ею на Рождество, Габриэла села за стол и стала рассеянно перебирать бумаги. Она и сама не знала, что ищет. Быть может, она рассчитывала наткнуться на неотправленное письмо или на адресованную ей записку в несколько строчек… Но вместо этого в одном из ящиков стола она неожиданно наткнулась на папку из коричневого манильского картона. Машинально раскрыв ее, Габриэла увидела какие-то бумаги и несколько вскрытых писем, адресованных Стиву Портеру.
Это были копии тех документов, которыми профессор пытался пригрозить Стиву. Здесь лежали ответы на все запросы, которые профессор посылал в Йель и Стэнфорд, а также официальные справки из полиции разных штатов. Габриэла просматривала их одну за другой, и на лбу ее проступали капли холодного пота.
Человек, о котором шла речь в этих бумагах, не имел ничего общего с тем Стивом Портером, которого она знала. Это был настоящий негодяй. Содрогаясь от ужаса и отвращения, Габриэла прочла выдержку из полицейского досье, в котором были перечислены все преступления, все приговоры и все сроки заключения, которые Стив отбывал в тюрьмах разных штатов. В поле зрения закона он попадал за мошенничество, подделку документов и вымогательство. Жертвами его были в основном женщины, с которыми он знакомился, заводил интрижку, а потом — обдирал как липку. Не брезговал Стив и наркотиками, время от времени покупая и перепродавая небольшие партии марихуаны или кокаина. Из подколотого к одному из запросов рапорта сотрудника социального ведомства Габриэла узнала, что Стив даже не закончил школу, но это уже не произвело на нее никакого впечатления — даже не заглядывая в соответствующие документы, она догадалась, что уж тем более он никогда не учился ни в Йеле, ни в Стэнфордской школе бизнеса.
Потрясло ее другое. Она вдруг разом поняла, что происходило с ней в последние восемь месяцев. Все встало на свои места, и многие странности в поведении Стива получили свое рациональное объяснение. Он использовал ее — использовал цинично и жестоко, и ему было совершенно наплевать на ее чувства. Чтобы вызвать в Габриэле жалость и сочувствие и втереться к ней в доверие, Стив выдумал и больную маму, и погибшую в автокатастрофе невесту. Ни невесты, ни ребенка, которого она якобы ждала, никогда не существовало в природе, а родители Стива умерли, когда он был совсем маленьким. На протяжении десятка лет Стив кочевал из одного федерального приюта в другой и кончил спецзаведением для несовершеннолетних правонарушителей.
Значит, все было ложью от первого до последнего слова. Стива Портера, которого она знала и которого считала своим близким другом, никогда не существовало — его выдумал и воплотил, как на сцене, этот незнакомый и страшный человек, которого звали не то Джон Стивенсон, не то Майкл Хьюстон.
По сравнению с этим бессовестным и циничным обманом даже смерть Джо не казалась ей такой ужасной. По крайней мере, Габриэла знала, что он искренне любил ее. Стив не любил ее никогда. Он только лгал ей, использовал ее в своих целях и крал у нее деньги. А она-то думала…
Габриэла неожиданно почувствовала себя так, словно она не просто вывалялась в грязи, но еще и наглоталась этой же самой грязи. Даже думать о Стиве ей было противно — он не вызывал у нее ничего, кроме омерзения и досады на свою близорукость и чрезмерную доверчивость. Сейчас Габриэла сравнивала себя с проституткой, хотя в данном случае роль содержанки исполнял скорее Стив.
Она еще долго сидела за столом и, рассматривая письма, думала о том, как ей теперь быть. Наконец она убрала документы обратно в ящик и тщательно заперла. Габриэла так ничего и не решила — единственное, что она знала твердо, это то, что не хочет ни видеть Стива, ни разговаривать с ним. Она просто не знала, что ему сказать…
И вдруг новая мысль поразила ее словно молния. Откуда у профессора эти документы? И зачем они ему понадобились? Неужели он собирался разоблачить этого мерзавца? Что, если он уже разговаривал со Стивом?
Холодок страшного предчувствия пробежал по спине Габриэлы. У нее не было никаких доказательств; больше того, врачи совершенно определенно сказали ей, что мистер Теодор Томас скончался от последствий инсульта, и все-таки она чувствовала, что Стив каким-то образом причастен к смерти профессора. Какой-то разговор между ними наверняка произошел, и именно после него случилось то, что случилось. То ли Стив толкнул старика так, что тот упал (Габриэла уже не верила, что ссадина на виске появилась у него вследствие удара о столешницу). Или он намеренно довел профессора до такого состояния, что с ним случился удар. Это означало, что ко множеству своих преступлений Стив добавил убийство. Хладнокровное убийство старого, беспомощного человека!
В конце концов Габриэла покинула квартиру профессора и поднялась к себе. Там она села на кровать, чтобы немного упокоиться и привести в порядок мысли, но ей помешали. Дверь отворилась, и в комнату заглянул Стив.
— А-а, ты здесь… — протянул он и вдруг заметил, что Габриэла как-то странно на него смотрит. — Что с
