Смотри-ка, Ульпий! Мой враг не на жизнь, а на смерть. Единственный сенатор в Риме, который ничего не боится. Который идет на гибель, как на прогулку. Одно слово -- и его не станет. Но в императоре вспыхнула странная, почти извращенная страсть к самоистязанию: не убивать, оставить жить человека, который, правда, его непростительно оскорбил, но и ослепил величием своей натуры, в сравнении с которой смертный приговор, вынесенный им, будет жалок. Пусть живет в своем дворце, как крот в норе! Пусть этот чудак смотрит со своих Карин на крышу моего дворца и мучится от бессильной ярости. Пусть у меня в руках останется доказательство моего великодушия! Никто не посмеет сказать, что я убиваю из страха, как Тиберий!
-- Каков будет приказ, мой Гай? -- уже не в первый раз настаивал Луций. -- Удавка или меч?
Император покачал головой:
-- Прикажи отпустить Ульпия!
К вечеру сенатор в лектике возвратился в свой дворец.
52
В спальне Ливиллы преобладал оранжевый цвет, волосы сестры императора были каштановые, ковер коричнево-желтый. Цвета бескрайней пустыни, выжженной солнцем; бирюзовый пеплум на ней казался в этой жаркой пустыне озерком. Она стояла на коленях и рылась в сундучке из кедрового дерева, обитом золотыми обручами.
Луций в белой тунике лежал на спине на ложе, глаза его были закрыты, однако он не спал, не мог спать, Ливилла -- это не успокоение, это горячий песчаный вихрь, ослепляющий глаза, иссушающий дыхание, рвущий нервы.
Ливилла разбирала драгоценности, каждое украшение стоило нескольких сотен рабов.
-- Смотри на двери, Луций. Как бы он сюда ненароком не ворвался.
-- Не явится. Он спит.
Ливилла посмотрела на Луция.
-- Разве он когда-нибудь спит? Даже боги не посылают этому чудовищу сон. Хоть бы он издох от этой бессонницы! У Друзиллы украл все драгоценности. Наша дурочка Агриппина сама отдала свои. Только мне удалось кое-что от него спрятать. Посмотри. Ожерелья. Вот это жемчуга, посмотри. Спрячешь это у себя? Ничего не возьмешь?
Луций, оскорбленный, привстал. Ливилла засмеялась:
-- Золото весит больше, чем родственные и всякие Другие связи. Посмотри! Венок из золота с бриллиантом. Пойдет ли он тебе?
Она встала, заставила его присесть и возложила венок на светлые волосы Луция.
-- Ф-и-и! Золото на соломе теряется. Одноцветно. И он тебе мал. -- И добавила насмешливо: -- Дубовый, императорский, да? Тот бы тебе подошел. Поэтому ты за мной бегаешь...
-- Ливилла!
-- Тебе сначала пришлось бы перещеголять нашего незаменимого Авиолу.
-- Для этого мне пришлось бы обзавестись золотыми рудниками.
-- Или смелостью. У Авиолы тоже только одна голова. Он уже донес и спровадил не одну парочку богачей, и теперь...
-- Даже спровадил? О боги, какие выражения! Как будто ты не знаешь сентенции Сенеки, что жизнь -- это борьба. Чем выше человек, тем больше у него врагов. И быть жалостливым к неприятелям? Авиола, говоришь? Моя дорогая, имей я столько, сколько имеет Авиола, и я справился бы с этим без труда. Но выжать, как он, из всего золото, я не умею.
-- А разбрасывать золото ты умеешь. Я, конечно, тоже. Вот тебе кольцо на память. На камне изображена Диана, целомудренная богиня. Да здравствует целомудрие богинь! Все остальное спрячь у себя в саду. Когда наш государь однажды раз и навсегда уснет, ты вернешь это мне. -- Она задвинула сундучок в укрытие под ложем и продолжала: -- Твой Сенека предсказывает, что будет конец света из-за падения нравов. Это в первую очередь касается моего дорогого брата. И меня это тоже коснется, но чем позже, тем лучше. Каждый день хорош. Живи одним днем, сказал мудрец.
Упругими шагами она ходила по спальне в прозрачном пеплуме, пытаясь расшевелить Луция. Но он не реагировал. Ливилла нахмурила брови.
-- Раньше ты глаз с меня не сводил. До небес превозносил мою красоту. Все, что у меня есть, прекрасно. Это. И это. И вот здесь. Сразу было видно влюбленного! Хмель уже прошел?
Луций вскочил и обнял ее. Его слова дышали страстью:
-- Ливилла! Моя божественная!
-- Не утруждай себя. Ляг, -- заставила она его прилечь. -- Знаю, что я тебя немного утомила. Да и твое положение тебя изматывает. Тобой полон Рим. Такого о Макроне, твоем предшественнике, не говорили. Молодежь тебя боготворит. -- Она состроила гримасу. -- Луций Курион! Наш идеал! Наш идол и кумир от прически до сандалии, от движения руки до произнесенного слова. Своему братцу Гаю я этого не буду говорить. Он начнет завидовать, а если он завидует, то ему в голову приходят дурные мысли. Ну, успокойся. Вот тебе вино. Подкрепись для своей голодной Дианы. Ты пойдешь сегодня со мной на домашние игры?
-- Куда?
-- На домашние игры. Это пытки заключенных, которые так любит мой братец. Вчера там было такое... Гай взял из рук раба плетку и стегал ростовщика Декана сам. Он так по нему хлестал, что яркая кровь брызгала во все стороны, Декан ревел, а Гай от усердия даже свалился. Ты бы посмотрел на это. Он икал, как конь перед финишем. Потом Декана били рабы. А этот старый пройдоха Херея уставился на меня вместо того, чтобы смотреть на пытаемого. Дядюшка Клавдий хотел уйти, но Гай его не отпустил. Подожди, закалишься, сказал он. Клавдий начал бледнеть. Я умирала от смеха. А где ты был вчера. неверный? Гай тебя разыскивал. -- Она начала передразнивать: -- 'Где моя правая рука, где Луций?'
-- Я был в Тибуре. Гатерий Агриппа пригласил меня на свою виллу на ужин, а потом предложил мне ее в подарок.
-- Что он хочет за это?
Луций пожал плечами.
-- Ничего. Это просто подарок.
-- Ясно, подмазывается, чтобы потом взамен любимчик императора прикрыл глаза на какое-нибудь его злодейство. Это у тебя хорошо получается, Луций. Твое положение приносит тебе прибыль, даже когда ты спишь? Сколько вилл ты уже приобрел таким образом?
-- Достаточно, -- сказал Луций, встал и добавил шутливо: -- Я буду богатым женихом...
-- Ты снова об этом?
-- Никогда не перестану, божественная Ливилла. Моя драгоценная.
Ливилла перебила его, подражая голосу Луция:
-- Клянусь тебе всеми богами, что без тебя, моя прекрасная, жизнь для меня невозможна. Моя любовь к тебе -- это безбрежное море. -- И перешла на нормальный тон: -- Но внимание, в море легко потерпеть крушение! Разве не говорил тебе Гай, что он организует в своем дворце захватывающий лупанар для римских нобилей? Великолепный план, чтобы заработать деньги. Будет это организовано с восточным великолепием. Счастливый Олимп, только удовольствие, сладострастие -- и никаких забот. Самые красивые женщины Рима будут в вашем распоряжении. Посещение для богачей обязательно.
-- Зачем ты мне это говоришь?
-- Все три сестры Гая будут там первыми гетерами. Три главные приманки и с ними лучшие дочери и жены сенаторов. Так решил император!
-- И ты? Но ты не можешь! Ты не смеешь!
-- Почему бы мне не помочь братцу разбогатеть? За одно посещение он получит тысячу аурей -- прекрасная цена за любовь, не так ли? -- а я, возможно, получу виллу. Ведь мои двадцать лет и мое искусство в любви стоят этого? Кроме того, я сестра императора! А это тоже чего-нибудь да стоит! -- добавила она коварно.
Луций схватил Ливиллу за плечи и закричал ей в лицо:
-- Никогда! Я этого не перенесу! Ты не смеешь! Ведь ты говоришь, что любишь меня!
-- Сегодня да. Но завтра?
-- Не будь так жестока, Ливилла! -- Впрочем, Луцию было абсолютно все равно, с кем будет спать Ливилла, когда станет его женой. Но сейчас он продолжал разыгрывать ревнивца.
