-- Ну и ну. Это будет стоить денег...
-- Ну а как доходы, друзья мои?
-- Еле-еле. Худовато. Надрываешься с утра до вечера, орешь на этих бездельников-учеников. А прибыль? Дерьма кусок...
-- Я строю пекарню...
-- Да это уж мы слыхали. А с каких доходов? Где денег-то набрал?
Богатый пекарь понизил голос. Все головы наклонились к нему.
-- Я тут кое-что придумал. Усовершенствование производства, господа. Секрет ремесла. В тесто замешивается половина хорошей муки, а другая половина -- ни то ни се...
-- Черная? Прогорклая? Так это мы уж все давно делаем!
-- Да нет! Ни то ни се -- вовсе не мука. Молотые бобы, солома...
-- Фу! -- отозвался один тщедушный пекаришка. -- Это не годится. Хорошая еда -- прежде всего!
Они налетели на него, как осы.
-- Дурак! Себе-то ты испечешь отдельно, понял?
А тщедушный опять:
-- Я за честность...
-- По тебе и видно!
-- А как же, когда эдил придет проверять товар?
Смышленый пекарь не смутился:
-- Я ему дам... в руку кошель... а там золотые будут позвякивать...
Они остолбенели. Вытаращили глаза. Вытянули шеи.
-- И ты отважишься? Взятку? Так ведь на это закон есть?
-- Засудят!
-- Попробую. А почему бы нет? Мы будем одни. Ночь никого не выдаст...
-- Во имя пройдохи Меркурия расскажи нам потом, как все будет! Возьмет или нет?
-- Расскажу, расскажу, дорогие! И дам вам рецепт этого угощения.
Занавес закрылся. Претор свесился из ложи, ища глазами эдила. Того в театре не было. Осторожный какой! Лучше от всего подальше! Он повернулся к префекту, который сидел рядом с ним.
-- Эдила здесь нет.
Префект нахмурился:
-- Он мне за это ответит!
И добавил:
-- Не нравится мне это! Пересажать бы всю эту сволочь комедиантскую...
-- Подожди, дорогой, с точки зрения римского права для этого пока нет никаких оснований...
Они тихо переговаривались во время перерыва.
Валерия посылала улыбки Луцию. Он видел это, весь сиял от счастья и не замечал никого, кроме нее... Друзилла с равнодушной улыбкой рассказывала Эннии, что брат Калигула очень мил, иногда, правда, немного крутоват, но чего не простишь брату?
Простолюдины, занимавшие верхние ряды, были в напряжении. Возьмет эдил золото? Насчет взяток есть суровый закон. Ох, боги мои, да ты простофиля, вот увидишь, что возьмет! Они бились об заклад: возьмет -- не возьмет.
Ударили в медный диск. Четыре пекарских ученика большими мешалками месят тесто. Ритмично, под музыку, они ходят вокруг бочки, как лошади вокруг жернова, в такт музыке вращают мешалками и поют:
Тесто мнется, тесто льется,
На жаровнях хлеб печется,
Только весь он -- так-то вот! -
Для сиятельных господ.
Им -- коврижка, нам -- отрыжка,
Им -- богатство, нам -- шиши,
Так что, братцы, надрываться
Да стараться -- не спеши...
Входит Лукрин, хозяин пекарни, с кнутом в руке. При виде его ученики заработали вдвое быстрее. И запели хором:
Упорно, проворно, и ночью, и днем,
Всем людям на свете мы хлеб свой печем...
Побольше уменья, побольше терпенья,
И выйдет не хлеб у нас,
А объедение!
Лукрин расхаживает, как укротитель зверей, сыплет ругательствами, пощелкивает кнутом. Ученики уже мнут тесто в руках, на лопате сажают хлебы в печь, раз -- один, раз -- другой, чем дальше, тем скорее. Зрители хохочут над этой беготней. Вот маленький ученик, больше похожий на девушку, сбился с ритма. И сразу получил кнутом по спине. Хохот усилился. Буханки мелькают в воздухе, с мальчишки льется пот, гитары играют быстрее, барабаны неистовствуют, кнут так и свищет. Буханки выстраиваются на прилавке, румяные, соблазнительные.
-- Неплохо, -- сдержанно улыбнулся претор. -- Я еще не видал пантомимы о выпечке хлеба.
-- Но что за этим кроется? -- скептически заметил префект.
Вигилы, расположившиеся у ног сенаторов, ковыряли в носу. Потеха -- и ничего больше. Работы не будет...
-- Замесите тесто на новый хлеб!
И вот уже в бочке новое тесто.
-- Сегодня расплата, ученики мои, -- произносит Лукрин. -- Подумайте. Можно получить либо хлебом, либо по три сестерция, но только с вычетом двадцатипроцентного налога.
-- Мы хотим денег, пусть с налогом! -- прозвучали четыре голоса.
-- Тупоголовые! Ведь хлеб для вас выгоднее! Подумайте еще! -- сказал Лукрин и ушел.
Происходит совет учеников.
-- Этот хлеб жрать нельзя!
-- Но после уплаты налога нам одно дерьмо останется. Что делать?
-- Что выбираем?
-- Дерьмо с налогом!
-- Мы хотим денег! -- хором произносят они при появлении Лукрина.
-- Тогда завтра, раз вы такие упрямые.
-- Это не годится, господин, что же мы будем есть?
-- У вас есть возможность: хлеб!
-- Нет! Нет! Нет! Нет!
В пекарню входит эдил, который обязан следить за качеством, весом и ценой хлеба. Щелкнул кнут, ученики ретировались. Пекарь низко кланяется. Эдил взвешивает хлеб на ладони, раздумывает, рассматривает. Нагнулся, ковырнул тесто, потянул воздух и отскочил, зажав нос.
-- Что это? Откуда эта вонь? -- строго спросил эдил.
-- Это какое-то недоразумение, господин мой, я очень обеспокоен. Наверно, в муке что-то было, уж и сам не знаю.
-- Пусти. Попробую еще раз!
-- Нет, лучше не надо. Ведь мне продал муку благородный... -- Он прошептал имя. Оба почтительно вытянулись.
-- Но ты покупателей лишишься, говорю тебе.
-- О нет! Один я даю им в долг. -- И в сторону: -- Дело-то стоящее, окупится.
-- И все же это нельзя продавать. Я отвечаю, ты знаешь. Как ты из этого выкрутишься?
-- Бояться нечего, господин, раз за нами стоит X.
Подает эдилу кошель:
-- Приятный звон? Не так ли? Позволь подарить тебе это!
Эдил в негодовании делает руками отрицательный жест. Одна рука отвергает, другая, однако, берет и прячет под тогу золото.
Публика подняла оглушительный рев. Спорщики не могли угомониться: 'Видал? Я выиграл! Гони монету!'
