-- Почему же вы орали? -- спросил тощий.
-- Почему! Почему! Почему! Слыхали вы этого болтуна? Почему, говоришь? Старик -- иное дело. А Калигула -- наш человек, все равно как его отец, Германик, понял? Тот бы непременно разрешил игры! Да, это было зрелище. Он махнул нам рукой. Плащ-то голубой, золотом расшитый, так и летит по ветру, и шлем на голове золотой...
-- У него, говорят, голова в шишках, а шея покрыта щетиной, -- на беду себе произнес тощий.
-- Осторожней вы с ним! Это доносчик. Я его знаю, -- помог доконать тощего выступивший из тени крестьянин.
Поднялась суматоха, тощего нещадно избили, досталось и гитаре -- в щепки разлетелась она от его головы; напутствуемый пинками, он исчез в ночной темноте.
-- Наверняка соглядатай, да нас на мякине не проведешь. Получил, что просил. Сыграй, бородатый!
Но сыграть было не на чем, от гитары остались одни щепки. Но что грустить, когда осталось вино? И снова они раскричались и принялись разыгрывать в микаре кувшин вина. В углу пошла запрещенная игра в кости, прочие же глазели или пели. Петь-то ведь легче, чем разговаривать, разве не так?
Луций хмуро смотрел и слушал. Вот он, римский народ! Какой сброд! И узурпатор для них свой человек, а сенаторы -- враги! Ах вы, болваны! Олухи!
Центурион вернулся к Луцию и вытянулся:
-- Благородный префект претория просит тебя, господин, к своему столу.
6
Красная ткань на стонах, желтый занавес на дверях приглушали звуки. С потолка на цепях спускались чеканные масляные светильники с толстыми фитилями, они были подвешены в два ряда, золотились два ряда огоньков, и мягкий свет падал на людей, сидевших у стола. Их было трое.
Луций выпрямился, серебряное солнце на его панцире разбрасывало лучи. Высокий угловатый мужчина в форме командующего преторианской гвардией встал, сделал несколько нетвердых шагов, обнял Луция и произнес грубым голосом:
-- Приветствую тебя, Курион из Сирии. -- Луций почувствовал по дыханию, что префект сегодня немало выпил. -- Моя жена и дочь, -- продолжал он. -Присаживайся!
Луций отвесил глубокий поклон и сел смущенный. Обе женщины были одного возраста, обе красавицы. У одной волосы цвета меди спадали на обнаженные плечи, у другой гладко причесанные черные волосы были перевиты серебряным жгутом. Макрон приказал трактирщику подать ужин гостю, фалернское вино, фрукты. Женщины улыбались, темноволосая спросила Луция, как прошло путешествие. Луций отвечал, не сводя с рыжеволосой восхищенного взгляда. Неожиданно у него задергалось веко, будто его поймали с поличным. Он оторвал взгляд от красавицы и выпрямился, потому что заговорил Макрон.
-- Я еду на Капри, к императору. На этот раз и женщин взял с собой, они потом измучили бы меня своими вопросами. А тут узнаем о твоем приезде. Очень кстати. Я должен тебя вызвать в Риме? Здесь, пожалуй, спокойнее, можешь доложить о поездке сейчас. О себе не говори, Вителлий расхваливает тебя даже слишком. Что это? Снова письмо от него? -- Макрон взял письмо и, не распечатывая, бросил через стол рыжеволосой женщине. -- Сохрани. Я прочту потом. А ты, Луций, рассказывай. Что Вителлий? Все еще пьянствует и распутничает?
Луций был смущен. Как отвечать на такие вопросы? Он говорил о Вителлий с уважением, о легионе -- восторженно.
У черноволосой от гнева над прямым носиком собрались морщинки. Почему не ей отдал он письмо? Почему доверяет дочери больше?
Хозяин в сопровождении рабов принес Луцию ужин и вино. Дамы благосклонно разрешили ему приняться за еду. После такой дороги! Он ел быстро и незаметно наблюдал... У черноволосой взгляд блуждающий, рыжеволосая смотрит мечтательно, глаз не опускает, когда встречается взглядом с Луцием, Какого же цвета эти глаза? Колышется пламя светильников, глаза женщины светлеют до зеленых и потом снова темнеют до индигово-синих тонов, как море на различной глубине. Да. как море!
Речь Макрона вполне соответствует его облику. Своеобразна, резка, простовата, кумир солдат совсем не изменился, став приближенным императора. Он не скрывает своего происхождения, не играет в благородство и утонченность. Он такой, какой есть. Он даже несколько кокетничает своим низким происхождением: теперь этот важный сановник может позволить шуточки насчет своего прошлого. Поэтому солдаты боготворят его, а патриции этим обеспокоены и смущены. Как вести себя с этим оригиналом, от которого разит навозом.
-- С женщинами, гром и молнии, разве это путешествие, едем, как на мулах! -- засмеялся Макрон. -- Этим неженкам нужны удобства, хотя всю дорогу сидят в носилках на подушках, да еще на двойных...
-- Невий, -- одернула его черноволосая.
-- Ну что я опять такое сказал, дорогая Энния?
Луций не спускал глаз с рыжеволосой. Никогда он не видел ее так близко. Она великолепна. Действительно римская царевна, как ее называют в народе. Он улыбнулся ей. Она вернула ему улыбку, хищно обнажив красивые зубы. Луций вспомнил: когда император возвысил Макрона, Макрон выгнал первую жену и женился на молодой Эннии из всаднического рода. Макрон может все, что захочет. Как император.
-- Выпьем, дорогие! -- предложил Макрон.
Встали, возлили вино в честь бога Марса.
-- За здоровье императора! -- произнес Макрон.
Подняли чаши. Луций чокнулся с Макроном.
Когда сели, Луций спросил, скрывая напряжение:
-- Надеюсь, император здоров...
Макрон нахмурил мохнатые брови, неподвижные жесткие зрачки настороженно уставились на Луция. Сейчас они уже не солдаты... Сейчас сподвижник императора, хотя и подвыпивший, внимательно изучает лицо сына старого республиканца Сервия.
-- Какое там здоровье, милый. При последнем издыхании, кончается, -бросает он дерзкие слова.
Зрачки Луция загорелись, словно в них вспыхнули молнии.
-- О боги, -- овладел собой юноша. -- Пошлите императору еще много лет жизни!
-- Правильно, Луций, -- сказал Макрон, и по лицу его, словно вырубленному из граба, скользнула незаметная усмешка, -- это важно для всех нас и для тебя, Курион, ведь ты будешь награжден императором... -Макрон специально помедлил. -- А там, кто знает, сирийский легион пока без легата, Вителлий остается на Востоке. Если император захочет, почему бы Риму не завести одного молодого легата? -- У Луция дух захватило: этот человек слов на ветер не бросает. Он способен добиться и невероятного.
-- Легион новобранцев мы перевели из Альбы на Дунай, -- продолжал Макрон. -- Там нас варвары беспокоят. Сирийский легион отдохнет в Риме и потом пойдет на север. А без легата мы его не отправим, это тебе ясно? -Он постучал пальцем по столу. -- Все зависит от императора. Времена сейчас неспокойные, ему теперь нужно железное здоровье.
Луций почтительно склонил голову и сказал, изобразив на своем лице преданность и заботу:
-- В общем, это в интересах всей империи. Жаль, что нельзя остановить время, а его преклонный возраст...
Макрон по своей привычке перешел в наступление:
-- ...его преклонный возраст вынуждает думать о том, что будет, когда Тиберий скончается, не так ли?
У Луция мурашки пробежали по спине; женщины инстинктивно почувствовали, что лучше всего не проявлять интереса к этой беседе, и начали перешептываться. Но не пропустили ни одного слова из разговора мужчин.
-- Ну, как ты думаешь, что будет? -- медленно спросил Макрон. -Республика?
Луций побледнел. Глаза Валерии, обращенные к Макрону, сверкали гневом. Зачем он мучает Луция? Она знала, что отец Луция является главой республиканской оппозиции в сенате. Но разве юноша в этом виноват? Неожиданно Макрон взял Луция за руку и дружески сказал:
-- Ну ничего, мальчик. Я знаю: отец и сын -- это не одно и то же. Ты уже почти наш человек.
