заснеженным аллеям в желтом свете фонарей, все рассказывали про себя, и я развивала тему о том, что, какой бы всепоглощающей ни была любовь, ее все равно хватает не больше чем на два года, потом заедает проза и люди начинают тяготиться друг другом; по крайней мере, у меня всегда бывало так; а Сашка, бредя рядом со мной в своем длинном черном пальто с большими карманами, куда он чуть ли не по локоть засовывал руки, необычайно серьезно сказал, что вот он бы прожил со мной и десять, и двадцать лет и никогда не тяготился бы мной... Тогда я задохнулась и от его слов, и от того, как он это сказал... А сейчас, по уши в мыльной воде, я с раздражением подумала, что свои рубашки он мог бы и сам стирать; я ведь работаю не меньше его и готовлю, а покушать мои мальчики любят, и уборка вся на мне, и с ребенком надо заниматься... Именно в этот момент раздался телефонный звонок. Вытерев мыльные руки, я не торопясь подошла к телефону и недовольно сказала в трубку:
- Ну?
- Машуня, - зазвучал голос любимого мужчины на фоне какой-то развеселой музычки и нестройного гула голосов, - ты знаешь, у нас тут день рождения, я задержусь немножко с коллективом, ладно? - Интонация у него была виноватая. Ты знаешь, что я тебе хочу сказать?..
Конечно, он уже немного выпил. Нет, лицом в салат Сашка никогда не падает, и вообще чужой человек даже не заметит, сколько бы Сашка ни выпил, но я по голосу в телефонной трубке всегда определю, что он под градусом.
- Ради Бога, - устало сказала я.
- А почему у тебя голос такой? Машунечка, ты недовольна? Если хочешь, я сейчас же приеду!
- Да не надо приезжать, празднуй на здоровье.
- А что у тебя с голосом? Ты недовольна, Машуня, скажи?
- Я просто устала, все-таки ночь не спала.
- Бедненькая моя! Ложись спать. Малыша отправила? - поинтересовался Александр.
- Отправила.
- Ты одна?
- В компании грязного белья, - не удержалась я.
- Стираешь? Ну зачем? Я пришел бы и постирал...
- Ну а что ж ты не постирал вчера? Белье третий день замочено, - сказала я так сварливо, что даже сама испугалась, и поняла, что если буду продолжать в том же духе, то ему не то что стирать - домой вечером приходить не захочется, не сразу, конечно...
- Прости, - его голос звучал действительно виновато. - Я скоро буду, а ты ложись спать, меня не жди. Ты знаешь, что я тебе хочу сказать? - повторил он...
Это наша секретная формула выражения нежных чувств на случай, если рядом кто-то есть.
- И я тебя. Пока.
Я положила трубку и вернулась на свою Голгофу.
Все постирав, развесив, убрав в ванной, распихав по местам Гошкины игрушки, я поняла, что последние два часа двигалась на автопилоте и что если сейчас же не Дойду до кровати, то упаду прямо на пол. По пути в спальню я дернулась было за кассетой, но затуманенный усталостью мозг оказал активное сопротивление. Когда я вытянулась на кровати и вдохнула в себя тишину, не нарушаемую ничем, кроме тиканья часов, я из последних сил подумала, что зря гавкнула на Сашку, который меня-то отпускает на любые сборища, в любом составе. Раньше, при жизни с Игорем, я о таком и мечтать не смела, даже невинное отмечание Восьмого марта в коллективе приходилось обставлять с тщательностью, достойной лучшего применения, чтобы это не кончилось членовредительством.
Блаженство отдыха в тишине и одиночестве наполнило мой организм... И в этот самый момент примирения с жизнью зазвонил телефон. Мигом прокляв весь земной шар вместе с населением, я дотянулась до аппарата и сняла трубку.
- Машенька? - раздался в ней нежный голос моего сожителя.
- Ну? - простонала я, еле сдерживаясь.
- Ты почему не спишь?
Я поняла, что выпитое исчисляется уже не мензурками (они там из мензурок пьют, а в почковидных медицинских тазиках подают салаты), а бутылками, несмотря на то, что интонации были абсолютно трезвыми, даже опытный нарколог сел бы в лужу.
- Потому что ты звонишь.
- Ой, прости, ради Бога, родная. Спи, пожалуйста, спи, отдыхай...
Он распинался еще минут пять, и я успела заснуть с трубкой в руке. Проснулась на слове 'целую' и раздавшихся вслед за тем коротких гудках.
Попыталась уснуть снова, но не тут-то было! Я ворочалась с боку на бок, залезала с головой под одеяло, открывала форточку, пила валокордин, - ни в одном глазу, хотя смертельная усталость давила на меня стопудовым грузом.
Сашка звонил еще два раза с вопросом, почему я не сплю. Я уже не вдавалась в объяснения, мычала что-то в трубку. В шесть утра я, отлежав себе все бока, отчетливо поняла, что уже не усну. А если усну в семь часов, то толку от этого не будет никакого, потому что в восемь надо вставать. Надо было чем-то занять себя; в принципе, домашних дел накопился вагон и маленькая тележка, да только при мысли о домашнем хозяйстве меня в это утро начинал бить озноб. В этот момент повернулся ключ в замке. Тихо, на цыпочках, в квартиру вошел Сашка. 'Чудовище! - мрачно подумала я. - Он по ночам развлекается, а я тут ему быт обеспечивай! Да еще и войти тихо не может, топает, как стадо слонов!' Я слышала, как он, стараясь не шуметь, разоблачается, и прикинулась спящей. Но не смогла больше притворяться после того, как рядом с моим лицом легло на подушку что-то свежее и ароматно-морозное. Открыв глаза, я увидела темно- розовый бутон на длинном стебле с шипами, с мокрыми и упругими темно-зелеными листьями.
- Прости, что я так долго, - заметив, что я все равно не сплю, прошептал он, наклоняясь и целуя меня; от него пахло чем-то клубничным.
-Чем от тебя пахнет? - спросила я, повиснув у него на шее.
- Водка 'Кеглевич', клубничная.
- Фу!
- А что делать?
Мой подъем отложился на некоторое время, после чего Сашка заснул как убитый, а я стала чувствовать себя гораздо бодрее, чем до его прихода. Надо же было куда-то деть образовавшуюся энергию, поэтому я решила все-таки посмотреть триллер про выезд с обвиняемым Пруткиным на место происшествия.
Для начала я сделала приятное открытие: неизвестный мне душка-эксперт записал на одну и ту же кассету два следственных действия: осмотр места происшествия и выезд с Пруткиным. Очень удобно. Сразу и сравнить можно то, что имело место в действительности, и то, что клиент говорит. Хотя, если его склоняли к явке не совсем порядочными методами, могли и запись осмотра ему показать, чтобы ориентировался. Посмотрим. Я подобрала полы халата и забралась с ногами в кресло. Поехали первые кадры.
Место убийства осматривали ночью, это я помнила по протоколу. Группа мощной лампой осветила участок; судя по панорамным съемкам, к воротам участка можно было подойти, только обогнув стоявший на дороге 'мерседес'; забор достаточно высокий, чтобы его было неудобно перелезать, с одной стороны канава с водой, с другой - колючий кустарник. В темноте сориентироваться там достаточно непросто. Надо будет спросить у Пруткина, готовился ли он к взлому, был ли там раньше, присматривался ли... Ах ты, черт: все время забываю, что сейчас Пруткин вообще не признает, что был там, от всего отпирается.
От дома к стоящей за оградой опоре линии электропередач переброшен провод, который провис до земли и стелился по участку; по показаниям тех, кто бывал в загородном доме Чвановых, об него все время спотыкались не только те, кто не знал о его существовании, но и сами хозяева. Правда, Чванов обещал уже в понедельник сделать нормальное освещение в доме; только не дожил до понедельника двух дней. Вот его труп, лежащий ничком у невысокого крылечка; на нем куртка, джинсы и уличная обувь. Вот перерезанный провод, крупно - место разреза. Очень странно с точки зрения логики преступника; раз в доме кто-то есть, значит, он обязательно выйдет из дома, чтобы установить причину, из-за которой погас свет. И что с ним делать вору, пришедшему не убивать, нет, просто обнести дачу? Связать? Только если сначала оглушить. Пруткин говорил, что рассчитывал на сторожа, думал, что сторожа свяжет, а больше никого на даче нету.
