прооперирован, обласкан младшим медицинским персоналом, а затем, когда опасность миновала, был подвергнут служебному расследованию. А заодно с ним и те его коллеги - ну, и я, конечно, в том числе, - которые доставляли его в больницу.
Не успел утихнуть шум по этому поводу, как другой следователь в полночь пострелял в метро, - по его версии, защищаясь от хулиганов; по версии работников метрополитена, - добиваясь, чтобы включили эскалатор на подъем.
Только конфликт с метрополитеном был урегулирован, еще один боец следовательской гвардии решил поразвлечься в коммунальной квартире и высадил в смежную с соседями хлипкую стенку всю обойму. Я уж не говорю о таких мелочах, как остановка такси с помощью пистолета или игра на пистолет в казино, чем баловался не кто-нибудь, а Игорек Денщиков. Тогдашний прокурор города Асташин, устав разъезжать по отделениям милиции и выручать любителей стрельбы, волевым порядком отобрал оружие у всех, включая и тех, кто еще ни в чем предосудительном замечен не был. И распорядился впредь выдавать оружие только при наличии веских оснований опасаться за жизнь и здоровье сотрудника, в целях обеспечения безопасности этого сотрудника. Кое-кому удалось получить в распоряжение табельный пистолет и при таких ограничениях. Меня-то с моим женским менталитетом эта страсть вооружаться обошла стороной, и я искренне не могла понять, зачем следователю пистолет. При этом опера у нас ходили без оружия (хотя вот уж кому оружие необходимо жизненно), а следователи щеголяли пижонскими кобурами. Я лично не знаю ни одного случая, когда наличие оружия спасло следователю жизнь, здоровье или имущество; или уголовное дело; а вот случаев, когда следователь поимел от этого неприятности, знаю сколько угодно.
Еще я знаю случаи, когда неприятности выпадали на долю тех, кто оказался поблизости от вооруженного. Как-то давно, летом, когда моя мама с ребенком были на даче и бывший муж проводил там же отпуск, ко мне после работы нагрянули коллеги с гнусным предложением - 'по чуть-чуть', мол, у тебя же все равно квартира свободная. Я поддалась на провокацию; поначалу все было довольно чинно и невинно, мы сидели за столом, на котором стояла не только выпивка, но и, подчеркиваю, закуска, и вели светские беседы об искусстве. Как говорится, ничто не предвещало... В разгар обсуждения шансов последних номинантов на 'Оскар' один из моих коллег - именно тот, который оказался вооруженным для защиты от преступных посягательств, - вытащил пистолет и стал палить в стену. Двое других моих коллег, которым пистолеты получить не удалось, что их страшно огорчало (видимо, они остро чувствовали свою неполноценность рядом с вооруженным товарищем), привычно легли на пол, закрыли головы руками и выждали так приличествующее время. Я же как хозяйка оказалась в чрезвычайно сложном положении. Воспитание, а может быть, некоторая разница в весовых категориях не позволили мне ни спустить стрелка с лестницы, ни высказать ему все, что я о нем думаю. Поэтому я продолжала сидеть за столом со светским лицом и делать вид, что стрельбы у меня в квартире - ситуация для меня привычная, а потом, с тем же выражением лица, стала веничком выметать гильзы, повторяя, что, вообще-то, дело житейское... А вот когда гости ушли, я всерьез задумалась о том, что я мужу скажу о простреленной стене. Может ли болезненно ревнивый мужчина, вечно недовольный женой, поверить в ее рассказ о том, что сидели с коллегами, вели разговоры об искусстве и вдруг один из гостей ни с того ни с сего выстрелил в стену, да не один раз?.. Без сомнения, в его воспаленном воображении эта бесхитростная история обрастет скабрезными подробностями. Так оно и случилось, муж в знак недоверия немножко потряс меня как грушу, а потом два месяца со мной не разговаривал.
Но это что! Примерно такой реакции мужа я и ожидала. А вот чего не ожидала, так это черной неблагодарности человека, по вине которого муж со мной два месяца не разговаривал. Я, как благородная натура, ни единой душе, кроме мужа, все равно мне не поверившего, и словом не обмолвилась о таком своеобразном поведении коллеги. Оберегая, между прочим, не только свою, но и его репутацию. Каково же было мое удивление, когда один наш общий знакомый, уж не знаю, из каких побуждений, доносит до меня такие слова этого чертова стрелка: 'Швецова, конечно, следователь хороший, только стерва первостатейная, каких мало'.
Я была близка к стрессу. 'За что?' - вопрошала я себя, но ответа не получала.
Сейчас, в машине, высказывая Кораблеву свой взгляд на оружие в руках следователя, я вспомнила про этот досадный случай и снова расстроилась. Подумав вдруг, что я ничем этому коллеге не обязана, я, повинуясь внезапному импульсу, рассказала эту леденящую душу историю Кораблеву; не называя, впрочем, имен. И его спросила: за что меня стервой обозвали?
- Видите ли, Мария Сергеевна, - начал Кораблев нравоучительным тоном. Человек, который у вас пострелял в стену, - кстати, вам повезло, что только в стену, а мог бы в людей, вот тогда бы вы не перед мужем объяснялись, ага? Так вот, данный человек обладает логическим мышлением, этого у него не отнимешь. И первое, что он думает проспавшись: 'Неудобно-то как! Швецова теперь всем расскажет, какой я идиот. Надо принять контрмеры'. И принимает их: первый всем рассказывает, какая Швецова стерва...
- Но почему, Леня, почему? Если называешь человека стервой, надо же обосновать это хоть как-то!
- Да бросьте вы, - отмахнулся Кораблев. - Во-первых, не человека, а бабу. Во-вторых, если один мужик про бабу говорит, что баба стерва, другой мужик ему без всяких объяснений поверит! Так вот, продолжаю. Теперь, рассуждает он, если Швецова начнет про меня говорить, все подумают, что она и вправду стерва, такие гадости про хорошего человека рассказывает, а ведь он предупреждал. А вы поступили вопреки логике и не стали ничего никому рассказывать; в чем я, кстати, весьма сомневаюсь. А? Вот сами на себя и пеняйте в таком случае. Кроме того, как вообще вся эта история вас характеризует? Семья на даче, а следователь Швецова приводит домой гоп-компанию для распития спиртных напитков без всякого повода. Стрельба по стенам - закономерный результат, спровоцированный вашим ветреным поведением. Я же вас предупреждал, вы всю жизнь так по ветру профукаете.
- Может, ты и прав, - задумалась я.
Мы как раз подъехали к зданию прокуратуры города.
Я уже взялась за ручку дверцы, как Леня грозно окликнул меня:
- Ку-уда?!
- А что такое?
- Что-что! Из ваших жалобных рассказов я понял, что вы с оружием обращаться не умеете, боитесь его и в руки взять стесняетесь. Поэтому я, как человек, ответственный за вашу безопасность, буду сейчас проводить оружейный ликбез. Берите в руки карандаш, мы начинаем вечер наш... Сколько весит пистолет Макарова?
- Леня! Побойся Бога! Я все это проходила, и сколько весит пистолет, и с какой скоростью летит пуля...
- Вы мне зубы не заговаривайте! Повторяю вопрос: сколько весит пистолет Макарова?
- Какой вы нудный, Альфред Терентьич! Пистолет Макарова со снаряженным магазином весит 810 граммов, наш начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями весы так на рынке проверяет: наберет овощей и фруктов, а потом спрашивает - весы точные? Давайте проверим, должно быть ровно 810 граммов, и пистолет на весы - хлоп.
- Ну ладно, общую теорию вы знаете, теперь будут практические занятия. Сейчас будем собирать и разбирать пистолет...
В городской прокуратуре Кораблев в целях обеспечения моей безопасности сопроводил меня в приемную прокурора города. Рапорт мне велено было оставить у секретаря и ждать, когда подпишут. Мы сели и стали ждать.
В шикарной приемной, отделанной по последнему слову евростандарта, сидела такая же евростандартная секретарша, числящаяся прокурором отдела по надзору за исполнением законов и охране прав граждан в социальной сфере. Приемную, как и прочие апартаменты, отделывал еще прежний прокурор, Асташин, - с росписью на потолке, креслами, принимающими форму тела, и телефонным аппаратом из натурального поделочного камня, под старину. Он же посадил сюда, в качестве визитной карточки прокуратуры, самую прелестную из юных прокурорш - Таню Петровскую, по ногам выбирал; говорили, сам лично построил всех претенденток на эту почетную должность и вымерял длину ног.
Любимый и доверенный заместитель Асташина, которому, судя по всему, эти апартаменты, вкупе с секретаршей, запали в душу и оскорбляли разительным контрастом с собственным кабинетом без приемной и секретарши, улучив удобный момент, сдал шефа со всеми потрохами, донеся до нужных ушей подробный
