Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели

голоса.

– Пожаловали гости, – сказал Басманов, гася папиросу. Поднялся, чтобы встретить.

Полковник Максимов оказался мужчиной представительным, но по натуре – неубедительным. Такие вещи старые служаки ухватывали с лету. Вот, возьмите – генерал Корнилов! Невысокий, худощавый, лицо калмыковатое, голос тихий. А войдет в любое собрание, слова еще не сказав, – каждый в струнку вытягивается, потому как понимает: вот это – настоящий Верховный главнокомандующий! И ведет себя в меру этого ощущения.

Взять другого – стать немереная, ремень на первую дырку едва застегивается, морда красная, голос зычный, ордена на животе не помещаются, а послушаешь пару минут – плюнуть и растереть!

Этот был – средненький. Ни туда, ни сюда. Но, как ни крути, определенного уважения заслуживал. На войну все же приехал, где пуля не выбирает, в чинах ты, или без. И люди, какие-никакие, его добровольно слушались. Может, конечно, только из-за авторитета погон?

Приняли его по-дружески. Даже, пожалуй, слишком дружески. Но это уже Басманов так срежиссировал. Научился у Новикова с Шульгиным. Угостили, как на Востоке положено (они же все якобы из тех краев были, Сугорин с Басмановым, а Максимов на Востоке не служил) – чаем, подобием плова, потом уже водкой.

– У вас сколько людей? – спросил полковник, слегка расслабившись, обмякнув до того напряженным лицом, закурив предложенную сигару.

– Семьдесят, – ответил Басманов, – и каждый белку в глаз бьет и к любым властям никакого почтения не испытывает… Артельного уважают и ватажного старосту.

– Вас, что ли? – спросил Максимов с проскользнувшим в голосе оттенком пренебрежения.

Басманов изобразил руками и лицом нечто неопределенное: «Да хоть бы и меня, да какая разница?»

– И что же вам тут нужно? – чуть повысив тон, спросил «полковник», прищуриваясь. Ему все еще казалось, что заявленный им чин что-нибудь значит. Здесь, на границе вельда и в начале долгой, кровопролитной, бестолковой войны. Да разговаривая с людьми, которые хоть по легенде, хоть по факту превосходят его положением и характером.

Легким жестом Басманов показал Сугорину, чтобы тот сохранял спокойствие. А то Валерий Евгеньевич начал слишком нервно листать бумаги в папке.

– Мне скрывать нечего. – Полковник совсем других войн улыбался так, что человек поумнее испытал бы как минимум неловкость. – Мы приехали за деньгами, за золотом и за алмазами. Собираемся увезти столько, чтобы и внукам хватило в Пажеском корпусе учиться, по Ниццам с девками ездить! Если про любовь к угнетенным братьям вкручивать начнете, так не нужно, видели мы таких альтруистов… Как наши либеральные поэты пишут: «Уведи меня в стан погибающих…» Это буры – погибающие? Хотите, я вам процитирую из одной европейской газетки? «Победа буров будет означать победу семнадцатого века, и притом пуританско-кальвинистского семнадцатого века. Жуткий провал в мрачное прошлое. „Ветхий завет“ как культурный базис. С винтовками „маузер“ и пулеметами „Максим“. Не удивлюсь, если там скоро появятся костры кальвинистской инквизиции».

– Вы, кажется, слишком образованный человек, – с иронией сказал Максимов, выпивая предупредительно налитую Басмановым рюмку водки и закусывая хорошей местной ветчиной. – Для любителя алмазов – слишком, я имею в виду…

– Учились кое-чему. Книжки в свободное время почитывали. А вы что, сюда собравшись, совсем не готовились? Не поверю. Если Генеральный штаб человека в командировку посылает, так снабжает всеми нужными сведениями.

– При чем тут Генеральный штаб? Я сам по себе. В отставке пребываю, сам себе хозяин…

– Вот и славно, Егор Яковлевич. Я, признаться, с казенными людьми давненько стараюсь никаких отношений не поддерживать. Раз не от Генерального штаба, значит, за деньгами сюда приехали. Ваша молодежь, соглашусь, за идею, а вы – за деньги служить намерились. И не за те, что вам может заплатить президент Крюгер. Вы – больших денег хотите. А вот за этим – к нам! Мы знаем, где их взять. Только сначала нужно англичан выгнать, после чего с бурами договориться. Хотите в долю – поговорим. Нет – еще по рюмке, и езжайте в свое расположение. Что заработаете, то и ваше.

– Пожалуй, я так и сделаю! Не намерен оскорбления выслушивать! – Максимов встал, резко отодвинув стул.

– Не торопитесь, – остановил его Сугорин. – Обидчивость ваша не имеет никаких оснований. Мы просто говорим на доступном вам языке. Узнав, с кем встретиться придется, справки навели. В России, как известно, все секрет и ничего не тайна.

Разумеется, досье Максимова сильно уступало полнотой и взрывоопасностью той папочке с ботиночными шнурками, которую Остап продал Корейко. Но интересные фактики и в нем содержались. Достаточные, чтобы осадить чересчур возомнившего о себе человека. Решил – на край света уехал, и все? Граф Монте-Кристо теперь, человек без прошлого? Для буров и иноземных добровольцев – может быть. Но когда земляки твоей биографией начинают всерьез интересоваться, куда ж ты, братец, денешься?

Сугорин зачитал несколько абзацев, касавшихся давнего и недавнего прошлого Максимова, в особенности – его сомнительных финансовых махинаций с казенными суммами и числящихся за ним долгов. Для военного суда, может, и недостаточно, а для разговора на равных – в самый раз.

– Вы что, по жандармскому ведомству? – вытирая пот большим платком, спросил клиент севшим голосом.

– Совсем наоборот, дражайший Егор Яковлевич, – ответил Сугорин. – С этим ведомством, как и иными государственными учреждениями, отношения у нас самые напряженные. Отчего и считаем необходимым иметь собственных информаторов. Откуда знать, что и когда может пригодиться? Узнали о вашем здесь появлении, по телеграфу связались с кем нужно – и вот, пожалуйста… – Валерий Евгеньевич похлопал ладонью по папочке.

– Если вам потребуется что-нибудь конфиденциальное об интересующих вас людях узнать – обращайтесь. Услуги стоят дорого, но предоставляются быстро и с гарантией. К примеру, из Владимирского централа до Сахалинской каторги малява[82] идет с той же скоростью, что казенная почта…

В результате – поладили. Максимов согласился на то, чтобы в случае участия в боях их отряды действовали согласованно, по общему плану. Договорились также перед бурским руководством выступать заодно, не искать личных преференций,[83] возможную же в будущем добычу делить по доброй пиратской традиции: половина личному составу, остальное – командирам, пропорционально численности возглавляемых ими отрядов и реальному вкладу в общее дело.

– Тогда вопрос по делу – вы же настоящий офицер, так и доложите: как ваши люди вооружены, сколько имеют настоящий боевой опыт, а кто так, энтузиазмом пробавляется? На кого мы всерьез можем рассчитывать, если вы понимаете, о чем я говорю.

– А ваши? – уловив, что договоренность достигнута, Макcимов снова начал cлегка наглеть. Характер такой, ничего не поделаешь.

Басманов откашлялся настолько многозначительно, что этого оказалось достаточно. Ну и лицо у него было, на самом деле, куда более жесткое, чем принято в возвышенном и гуманном девятнадцатом веке. Там никто не смотрел на равного по положению взглядом, подходящим только для оптического прицела.

– Хорошо, хорошо. У всех есть винтовки, «маузер», «Ли Метфорд», немного русских трехлинейных. Пистолеты «маузер» тоже, в Марселе они удивительно дешевы. Буры дали нам два пулемета «максим». В боеприпасах нужды не испытываем…

– Пока ни разу не стреляли? – спросил Сугорин.

Максимов кивнул. Ему все меньше и меньше нравилось разговаривать с этими людьми. В Сугорине ему чудился старший инспектор классов училища, где он тянул юнкерскую лямку еще до Турецкой войны и реформ Милютина (суровые, нужно отметить, времена, как у Помяловского в «Очерках бурсы»), а Басманов вообще напоминал корпусного командира. Того Егор Яковлевич, при всей незначительности должности командира крепостного батальона, на которого генерал-лейтенант свиты мог обратить внимание только в исключительном случае, боялся до кишечных судорог.