призывом отводить их небольшое войско на земли кубанских казаков, которые, по его мнению, могли отнестись к белым более дружественно, ибо в их среде было меньше «иногородних». Корнилов решил последовать этому совету. В ночь с 21 на 22 февраля (н.с.*) Добровольческая армия оставила Новочеркасск и Ростов и направилась на юг, идя, по словам Деникина, «к черту за синей птицей»39. Точное количество участников легендарного «Ледяного похода» Добровольческой армии определить невозможно; скорее всего, их было около 6000 человек, из которых от 2500 до 3500 боевого состава, остальные — гражданские лица. Двигаясь за нею по пятам, армия Антонова-Овсеенко вошла в Новочеркасск и в Ростов.
* Новый стиль был введен в России в феврале 1918 года. До того времени Россия жила по так называемому Юлианскому календарю, отстававшему в XX веке от Григорианского на тринадцать дней.
Небольшой отряд добровольцев продвигался по вражеской территории, отражая нападения «иногородних» и дезертиров, борясь с лютым холодом и ледяным дождем, страдая от недостатка продовольствия, одежды и оружия. Им приходилось отвоевывать каждый шаг проделанного пути. Не существовало базы для выхаживания раненых; потери личного состава восполнялись призывом кубанских казаков. Армия была отрезана от остального мира: ее друзья в Москве не имели ни малейшего представления, где она находилась, существовала ли она вообще.
Самый трагический эпизод Ледяного похода произошел во время осады столицы кубанских казаков, Екатеринодара. 13 апреля Корнилов из стоявшего на отшибе хутора руководил операцией: около 3000 добровольцев, поддержанных 4000 казацкой кавалерии и 8 полевыми орудиями с 700 снарядами, пошли на штурм города, удерживаемого 17 000 красноармейцев, вооруженных 30 орудиями и имевших превосходные запасы снаряжения40. Красная артиллерия взяла хутор на прицел, и Корнилова уговаривали покинуть командный пункт, но он был слишком занят, чтобы прислушаться к совету. Он склонялся над картой в то время, как снаряд попал в цель: взрывом его отбросило к печи, и, с переломами черепа, генерал погиб под рухнувшим потолком41. Гибель Корнилова явилась тяжелым ударом по боевому духу армии, поскольку генерал Антон Деникин, принявший верховное командование (он едва избежал смерти от того же снаряда), не обладал ни его обаянием, ни его дарованиями. Корнилова похоронили в безымянной могиле, после чего Деникин приказал снять осаду Екатеринодара и продолжать поход. После того как Добровольческая армия отошла, большевики откопали останки Корнилова, с триумфом пронесли их по всему городу, затем изрубили на мелкие части и сожгли42.
* * *
История сурово осудила Деникина, такова участь всякого генерала, проигравшего войну. При сложившихся обстоятельствах, однако, он оказался не так уж плох и обладал достаточно хорошим стратегическим чутьем в сочетании с личностной целостностью и глубокой преданностью делу, хотя, безусловно, не был ни сильной личностью, ни эффективным руководителем43. О высоких интеллектуальных качествах Деникина свидетельствуют пять томов написанных им воспоминаний, пример редкостной объективности и настолько же редкостного отсутствия злопамятности. Один из его гражданских помощников, К.Н.Соколов, склонный сурово критиковать деятельность Деникина, о нем лично говорит в превосходных выражениях, рисуя портрет «типичного русского интеллигента»44. Главное свойство Деникина было «обаяние, которому невозможно было противиться». Его внешность «была совершенно обыкновенной. Ничего величественного, ничего демонического. Простой русский армейский генерал со склонностью к полноте, с крупной лысой головой, обрамленной венчиком редеющих седых волос, остроконечной бородкой и закрученными усами. Но была завораживающая, застенчивая серьезность в его несколько неловкой, замедленной повадке, в его прямом настойчивом взгляде, растворявшаяся мгновенно в добродушной улыбке, заразительном смехе... В генерале Деникине я видел не Наполеона, не героя, не вождя, но просто честного, надежного, доблестного человека, одного из тех 'добрых' русских, которые, если верить Ключевскому, вывели Россию из смутного времени»*. Несмотря на то, что левые противники называли Деникина «реакционным монархистом», более верно его политические убеждения определил советский историк, назвавший их «право-октябристскими», то есть либерально- консервативными45. Из написанных генералом воспоминаний видно, что он сочувствовал Движению освобождения, приведшему к революции 1905 года. В целом, однако, Деникин оставался верен традициям русской армии, считая политическую деятельность несовместимой с положением кадрового офицера46.
* Соколов К.Н. Правление генерала Деникина. София, 1921. С. 39—40. Деникин, как и многие антикоммунисты, усматривал параллель между испытаниями своего времени и периодом за три столетия до него, поэтому и мемуары его носят название «Очерки смутного времени».
Ледяной поход закончился в конце апреля, когда Добровольческая армия, покрыв за 80 дней 1100 км и по крайней мере половину этого срока проведя в боях, наконец-то овладела Екатеринодаром. Выжившие были награждены медалями, на которых изображался терновый венец, пронзенный шпагой.
Вскоре подоспела добрая весть. Полковник М.Г.Дроздовский, командующий бригадой из 2000 пехотинцев и кавалерии, двигаясь от румынского фронта, пересек Украину и подошел к Дону, где предоставил себя и свои силы в распоряжение Деникина. Это было единственным случаем, когда целое соединение бывшей русской армии примкнуло к добровольцам. Даже такой небольшой отряд создавал огромный перевес, поскольку в гражданской войне один доброволец стоил дюжины призывников. Еще одно обнадеживающее обстоятельство заключалось в том, что «иногородние», прожив три месяца под большевиками, систематически забиравшими у них продовольствие, утратили прежнее восторженное отношение к ленинскому режиму. В течение апреля вспыхнуло несколько антибольшевистских восстаний на Дону, что, совместно с усилиями Дроздовского и казаков и наступлением немцев, помогло отогнать большевистские силы. В начале мая Добровольческая армия опять заняла Ростов и Новочеркасск.
* * *
В то время как Добровольческая армия формировалась на Северном Кавказе, в Среднем Поволжье и в Сибири собирались другие антибольшевистские группировки. Движения эти были более политические, нежели военные по характеру, целью их было либо учредить демократическое общероссийское правительство, либо добиться независимости от Москвы для своих территорий. Военные силы здесь были скорее второстепенным фактором, по крайней мере до того, как в ноябре 1918 года командование над Восточным фронтом принял адмирал Александр Колчак. Белые силы на востоке были в любом смысле слабее Добровольческой армии, будь то в отношении руководства, боевого духа или организованности. Единственным полноценным боевым соединением, действовавшим на востоке в период от мая 1918 года, когда оно взялось за оружие, и до октября 1918 года, когда оно вышло из боя, был Чехословацкий легион47.
Социальные и экономические условия в Сибири отличались существенным образом от условий, сложившихся в Центральной России. Сибирь никогда не знала крепостного права. Русское население здесь состояло из свободных крестьян и торговцев, независимых и предприимчивых, которых объединял бодрящий дух приграничного жития, так непохожий на приниженный дух бывшего крепостного крестьянства. Однако и в их среде жили «иногородние», как в казачьих районах, — крестьяне, переселившиеся из Центральной России в надежде получить часть земли «старожильцев». Они либо обрабатывали окраинные земли, либо вели полубродячее существование, примитивным способом выжигания освобождая себе землю под пахоту. В Сибири, как и на Северном Кавказе, пертурбации революции и гражданской войны приводили к тому, что пришлые восставали против зажиточных старожильцев и казаков. Большевики находили поддержку в Сибири либо у этой группы населения, либо у промышленных рабочих Урала. Обе группы происходили из крепостных крестьян: как и в Центральной России, здесь наблюдалась поразительная зависимость между наследием крепостничества и большевизмом*.
