Оформился и собрался на свой первый пленум Московский Совет рабочих депутатов. В Совет вошли не только большевики. Были в нем и меньшевики, были и эсеры. Но декларации и практические решения Московского Совета в подавляющей части были большевистскими.
Это признавали даже меньшевики. «Обычно, – писал меньшевик Колокольников, – на заседаниях Совета после небольшого доклада Васильев-Южин (член МК и Московского Совета. –
Почти одновременно возникли и районные Советы. Эти Советы ближе стояли к рабочей массе, и они осуществляли практическое руководство революционной борьбой московского пролетариата.
Рогожско-Симоновский районный Совет. Партийным руководителем Симоновки был Иосиф Федорович. И рабочие района тщательно готовились к вооруженной борьбе, к восстанию. Был создан боевой штаб будущего восстания, формировались рабочие дружины. В этой «чертовой слободке», как черносотенцы окрестили Симоновскую слободу, городовые и полиция уже в начале декабря исчезли с улиц.
Иосиф Федорович особое внимание обратил на формирование рабочих дружин. Добровольцев-рабочих было хоть отбавляй, но с оружием дело обстояло из рук вон плохо.
Как ни старались большевики, закупая его большими партиями за границей, особенно в Бельгии, добывая его на Сестрорецком, Тульском, Брянском и других оружейных заводах, – оружия не хватало. В Финляндских шхерах сел на мель и был взорван пароход «Джон Граф-тон», который должен был доставить несколько тысяч винтовок, револьверов, патронов к ним, запасы динамита. История этой экспедиции темная. Пароход снаряжали эсеры и поп Гапон. Но в последний момент они обратились к Ленину, большевикам, предлагая им организовать встречу и разгрузку оружия. Много позже стало известно, что вся эта экспедиция была тонко задуманной провокацией со стороны охранки и Гапона.
Какую-то незначительную часть оружия с погибшего парохода подобрали рыбаки. Максим Максимович Литвинов скупил у них все, что было можно, но это была все-таки капля в море.
Дубровинский хорошо отдавал себе отчет, что произойдет, если в момент восстания московский гарнизон останется верным правительству. С револьверами и самодельными бомбами против винтовок, пулеметов и артиллерии долго не продержишься. Московские большевики делали все, чтобы добыть оружие.
Еще в октябре 1905 года Московский комитет отпустил 7721 рубль на приобретение оружия. В ноябре на закупку оружия истратили 10 530 рублей. Алексей Максимович Горький из личных средств предоставил комитету 15 тысяч рублей. Владелец мебельной фабрики Н. Шмит на свои деньги вооружил дружину этой фабрики и дал, по совету Горького, 20 тысяч рублей Московскому комитету. Средства собирались повсюду, но их не хватало, как и не хватало оружия.
В Рогожском районе на заводе «Динамо» Дубровинский видел, как рабочие выковывали пики, вытачивали ножи, кинжалы, просто острили первые попавшиеся под руку металлические прутья.
Да, московский пролетариат не сомневался: ему предстоят бои.
Московский комитет большевиков понимал, что восстание в Москве еще ничего не решает. Москва может начать, но ее должны поддержать другие промышленные города. И прежде всего Петербург. В конечном итоге там, в столице, и должна решиться судьба восстания. Значит, прежде чем его начинать, необходимо связаться с Центральным Комитетом, с Лениным, получить от них директивы.
30 ноября секретарь Московского комитета и постоянный представитель ЦК в Московской организации Шанцер и член Московского Совета Лядов выехали в Петербург. Там они встретились с Лениным, получили от него указания.
Мартын Лядов вспоминал: «Перед отъездом в Москву Ильич дал нам подробные директивы для МК. Он считал наиболее важной задачей в настоящую минуту во что бы то ни стало добиться через голову меньшевиков единства рабочих… „У вас в Москве, – говорил Ильич, – Московский Совет проводит все то, что решено МК, вы – через Совет проводите влияние Комитета на беспартийные рабочие массы, а у нас в Питере Совет ползет за беспартийными массами, он делает все, чтобы дискредитировать самую идею вооруженного восстания. Вам легко удастся повести за собой рабочих и создать настоящую боевую большевистскую организацию, авторитетную в глазах всех рабочих“».
Из Петербурга в Москву накануне восстания приехал А. М. Горький. Немного позже Ленин туда же, в Москву, послал члена ЦК Любича (Иван Адамович Саммер).
Теперь Московский комитет, имея директивы Ленина, должен был практически решить, когда и как начинать восстание.
4 декабря. Морозно. Воздух застыл, словно огромная, прозрачная сосулька, и даже чуть звенит.
Мыльников переулок. Здание реального училища Фидлера. Здесь поместился штаб боевых дружин Москвы. Здесь под охраной дружинников сегодня состоится закрытое заседание Московского комитета большевиков. Иосифу Федоровичу поручено председательствовать на заседании.
Он, конечно, понимал, какая мера ответственности за принятые решения лежит на председателе заседания. Решения принимаются в прениях голосованием, но к голосу председательствующего прислушиваются особо. От того, как он поведет заседание, на чем будет акцентировать внимание собравшихся, наконец, чью сторону сам изберет, зависит очень многое. А ведь на этом заседании должен решаться ни много, ни мало, а вопрос о вооруженном восстании.
На заседание уже прибыли партийные организаторы районов. Пришел и представитель ЦК Любич.
Это было деловое заседание. Сообщения партийных организаторов о волнениях в гарнизоне и готовности районов к выступлению. Короткие прения. И Московский комитет признал создавшуюся в городе обстановку благоприятной для того, чтобы объявить всеобщую политическую стачку и перевести ее в вооруженное восстание.
Конечно, несколько смущало сообщение Любича об аресте Исполкома Петербургского Совета, о неготовности столицы к восстанию. Но члены комитета были уверены – столичный пролетариат в дни восстания не останется в стороне.
Вечером того же дня должен был состояться третий пленум Московского Совета, на котором ожидалось присутствие большого числа гостей – рабочих с московских заводов и фабрик и по 20 представителей от партий – большевиков, меньшевиков, эсеров.
Пленум высказался за восстание, но меньшевики и эсеры настояли на том, чтобы не принималось никакого решения до тех пор, пока вопрос о вооруженном восстании не будет обсужден непосредственно на
