депутатов, заведовал агитацией, был ответственным редактором газеты Московского комитета „Вперед“, входил в состав редакции газеты „Борьба“, представительствовал от имени МК в ответственных собраниях (например, на ноябрьском съезде крестьянского союза), писал или редактировал прокламации, выступал в качестве агитатора на рабочих собраниях и т. д. и т. п. В таком же положении были и все ответственные партийные работники. Разумеется, справляться со всей массой этой работы было свыше человеческих сил, и мы частенько работали круглые сутки в условиях нелегального существования, постоянной смены ночевок и т. п.».
Это очень интересное признание. И оно, конечно, целиком относится и к Дубровинскому. Он тоже был «ответственный» и работал, превышая человеческие силы.
Вот это разнообразие обязанностей, видимо, заставляло Иосифа Федоровича не сидеть на одном месте. И, несмотря на баррикадные бои, перестрелку, бывать всюду, где требовался организатор, оратор, редактор, член Московского комитета.
10 декабря Совет рабочих депутатов Симоновки провозгласил «Симоновскую республику». Совет ведал всем, как об этом вспоминал Терехов, но органу восстания – районному Совету – не удалось осуществить главной своей задачи – захватить пороховые склады на Симоновском валу и влить в ряды дружинников солдат Крутицких казарм. Солдаты Крутицких и Александровских казарм были разоружены правительственными войсками.
Уже начиная с 14 декабря московские власти перешли в наступление. Артиллерийским огнем уничтожались баррикады на улицах. Захватив центр, драгуны и посланные им в помощь из Петербурга три полка, артиллерия из Тулы наступали на рабочие окраины.
15 декабря они вошли в «границы» «Симоновской республики». Остатки боевых дружин района прорвались на Пресню, которая продолжала неравную, но беспримерную борьбу.
Пресня опоясалась дымным кольцом пожаров. Артиллерия не умолкала ни на минуту. Но битва была проиграна.
Московский комитет и Совет рабочих депутатов по указанию Ленина приняли решение прекратить сопротивление.
И вот последний приказ штаба пресненских боевых дружин:
«Мы начали. Мы кончаем… Кровь, насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это ничего. Будущее за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству».
По Москве разошлась 20-тысячным тиражом листовка Московского комитета с призывом прекратить стачку 19 декабря.
«Выходите на работу, товарищи! Становитесь на работу, товарищи, до следующей, последней битвы! Она неизбежна. Она близка… Ждите призыва!»
«Мы начали – мы и кончаем!» Это сказано очень точно.
Московское восстание было прекращено решением Московского комитета и Совета рабочих депутатов. Это был не разгром, а сознательное отступление. Московским большевикам предстояло перестроить свою работу. Тем, кто в дни восстания был уж очень на виду, необходимо на время скрыться, уехать в другие города, их места займут новые люди. Кое-кому придется уйти и в подполье. Это тяжело. Когда партия была в подполье, когда ее функционеры жили на нелегальном положении, то это воспринималось естественно. Но в октябре большевики вышли из подполья, превратили небольшую законспирированную организацию в широкую, массовую. И в ноябре и в декабре у многих товарищей окрепло убеждение, что с подпольем покончено. Эти люди требовали, чтобы были «вытащены наружу» типографии, рассекречены явки. Но московские большевики этого не сделали. За два месяца они не растеряли навыков конспирации, сохранили подпольную технику. И теперь, снова становясь нелегальной, партия опиралась на обширнейшие связи с массами.
Конечно, когда снова забираешься в подполье, не успев даже как следует отдышаться на вольном воздухе, бравурные мелодии ни к чему. На нелегальное переходят в тишине и подальше от сторонних глаз.
Московские большевики этот переход совершили столь бесшумно, что генералу Дубасову показалось, что вожаки восстания не в пределах досягаемости.
А они все оставались в пределах Москвы.
И вовсе не собирались закрыть для себя отвоеванные «в дни свободы» легальные связи с рабочей массой.
И все же тяжело!
И теперь в подполье будет казаться еще теснее, еще более душно.
Иосиф Федорович не уехал из Москвы, хотя и очень «наследил» в этом городе. Пока Московский комитет не решит, что будет с газетами «Вперед», «Борьба», он, ответственный за издательскую работу комитета, должен оставаться на месте.
И раньше помещение редакции «Вперед» на Никитской привлекало к себе не только рабочих журналистов. Сюда приходили члены МК, здесь проводились собрания и совещания.
«Новый, 1906 год мы встретили в редакции газеты „Вперед“, – вспоминает М. Лядов. – Собралась вся редакция во главе с Дубровинский и Голубковыми и еще кое-кто из комитетчиков. Газета „Вперед“ была уже закрыта постановлением генерал-губернатора. Московский комитет хотел выпустить новую газету. Было уже найдено помещение для редакции. Старому помещению на Никитской истекал срок аренды 1 января. Вот мы и собрались в этом старом помещении справить поминки по нашему восстанию, по бурным, радостным дням и одновременно отпраздновать начало новой работы. Собралось человек 15, все старые, давно знакомые друг другу товарищи, побывавшие во всех переделках. Мы провели вместе всю ночь, благо раньше 6 утра нельзя было выходить согласно положению о чрезвычайной охране. Надо признаться, выпили мы основательно за эту ночь. Нервы у всех были за все это время кипучей работы более чем потрепаны. Я вспоминаю разговоры, которые мы вели. Ни у кого ни малейшего уныния, ни малейшего сомнения насчет будущего нового подъема. Бодро звучали все речи, искренние, задушевные произносились тосты. Все чувствовали, что предстоит громадная живая работа и что все мы еще пригодимся для этой работы. Урок, который мы все пережили за это время, не пропадет даром. Мы пили много, но как-то никто особенно не пьянел, а только все задушевнее, сердечнее становились все мы. Утром я настаивал на том, чтобы осторожно разойтись, пока на улицах еще не появились шпики. Часть публики соглашалась со мной, но часть решила продолжать пирушку на новой квартире. Я их всячески отговаривал от этого, но бесплодно.
