надеждой, купаясь в душе после тренировок, и изо всех сил пытаясь не краснеть за его прозрачным стеклом.
Как напарник он был бесподобен: практически во всем, кроме, разве что, стрельбы, он превосходил меня как минимум на голову. Работая с ним в спарринге, я чувствовала себя игрушкой, и дико психовала из- за каждой допущенной ошибки. А он спокойно останавливался, начинал движение заново, и методично добивался того, чтобы я не только его поняла, но и начала на него адекватно реагировать. И я, чтобы оправдать его ожидания, тренировалась до изнеможения.
Кроме того, мое, и без того болезненное, самолюбие подстегнула фраза, услышанная как-то в коридоре тира:
— Здорово, что ты — не баба! Вот начнутся полевые занятия, и смешанные пары займут те места, которые им и положены: последнее и предпоследнее! Тоже мне, бабская элита!
Я, правда, не поняла, кто из ребят ее произнес, но злобу затаила. И решила стать лучше, чем они, чего бы это мне не стоило.
Пришлось «жить» за тренажерами: ребята, все-таки превосходили девушек и массой и силой. Чтобы противопоставить им хоть что-то, мне пришлось рвать и мучить свое тело так, что даже Виктор как-то заметил:
— Ира! Что ты так уродуешься? У тебя и без этого все в порядке. Мне, по крайней мере, нравится…
— А я хочу быть самой лучшей! — буркнула я.
— Тогда тебе, подруга, придется попотеть! — усмехнулся он. И стал уделять мне еще больше внимания.
…А как он летал? Ни один из нас не мог не то, что с ним сражаться, а просто повторить половины его маневров! Однажды, оказавшись с ним в рубке тяжелого крейсера, я поняла, что значит «жить небом» — тяжелая, неповоротливая машина в его руках начинала творить чудеса. Я завидовала ему черной завистью, но, не смотря на все старания, так и не смогла чувствовать машину так же хорошо: видимо, мне не хватало таланта.
…Особенно тяжело мне было по ночам: переутомленное тело требовало сна, но я, завалившись в кровать и расслабившись, сразу закрывала глаза и сквозь ресницы наблюдала за моющимся в душе или бродящим по комнате парнем, просто умирая от вожделения. Я, которую весь курс насмешливо обзывал «Недотрогой»! Я готова была на все ради одного-единственного поцелуя. Но, увы, Викки был все так же бесстрастен и предупредителен. Даже когда я, обнаглев до предела, начала мотаться по комнате в одних трусиках, в душе умирая от стыда, я ни разу не заметила в его глазах даже тени интереса… Постепенно меня начало затягивать в омут дикой депрессии: мне стало казаться, что причиной всему — последствия операции. Я, вытянувшаяся почти до двух метров, и набравшая соответствующий вес, любому нормальному мужчине должна была казаться дылдой! И я начала принимать антидепрессанты…
Глава 4. Виктор
Не смотря на мои опасения, Ирина оказалась ничуть не хуже, чем ребята: к концу первого месяца совместного проживания она завоевала мое уважение. На татами она прочно занимала третье место в подразделении, уступая только мне и Конти. Ее техника ведения поединка была просто бесподобна: скупые, короткие передвижения и при этом точные, мощные удары из любого положения не раз отправляли в нокдауны каждого из нас. Не менее талантливой она оказалась в тире — здесь она была второй после Гомеса. Я делил четвертое и пятое места со Шварцем, уступая третье Конти. Чуть хуже у нее получалось за штурвалами истребителей — шестое место. Зато тут я был тоже на высоте — я далеко оторвался от занимающего второе место Семенова и идущей третьей Вильямс. В остальных дисциплинах наша пара тоже была одной из лучших. И в обыденной жизни девушка не доставляла мне никаких проблем: спокойная, аккуратная, с великолепным чувством юмора, она делала наше совместное проживание ярче, и я вскоре перестал мечтать о напарнике-мужчине. И как раз вовремя: у нас начались полевые занятия…
Как-то утром заорала сирена, и мы, одевшись, выстроились в коридоре напротив своих комнат. Полковник Родригес покосился на секундомер коммуникатора, довольно усмехнулся и рявкнул:
— Всем получить по десять обойм на каждый ствол и загрузиться в катера. Точка сбора обозначена в бортовых системах. Жду вас там, через двадцать минут. Свободны!
Мы тут же рванули к оружейной комнате, по дороге забежав в туалеты: возможности посетить их потом могло и не представиться. В том же темпе запрыгнув в катера, мы подняли их в воздух и на предельной скорости погнали их на север, к полигону номер два, обозначенному на картах. Все десять минут полета под нами тянулась безжизненная саванна, с редкими купами низкорослых деревьев и пологими холмиками, с высоты нашего полета похожими на волны. До самого горизонта глазу не на что было зацепиться, и мы с Ириной недовольно переглянулись: на этом чертовом комплексе негде было даже прогуляться! Впрочем, скоро нам стало не до раздумий: я бросил машину в пологое пике и вслед за четверкой посадил ее возле здорового квадратного ангара, занимающего добрых восемь квадратных километров.
— Ничего себе размерчик! — присвистнула девушка, вылезая из катера. — Я прикидываю, сколько там всякой гадости понапихано… Что-то мне подсказывает, что нас туда и загонят…
— Я тоже так думаю! — согласился я.
Родригес, дождавшись, пока мы построимся, расстегнул ворот кителя и, блаженно подставив лицо лучам довольно теплого для ранней весны светила, заявил:
— С перерывом в десять минут вы по парам входите вон в те милые зеленые ворота! До выхода с противоположной стороны ангара ровно два километра. У вас есть час, чтобы туда добраться. Все, что движется — опасно. Кое-что из того, что не движется — тоже. Кто не уложится в норматив, возвращается домой бегом. Тут не так далеко, как кажется, — всего шестьдесят километров! Стимул так себе, на любителя… Кто уложится в норматив, получит сюрприз. Готовы? Семенов и Шварц, ваше время пошло!
Первая двойка метнулась за ворота, и там сразу загрохотали выстрелы. Я задумчиво посмотрел на свою напарницу и предложил:
— Давай сразу уйдем метров на двести в сторону, — может, там будет полегче? И еще: я беру на себя переднюю полусферу, а ты прикрываешь мне спину! И старайся ступать след в след…
— Не волнуйся за меня, я тебя не подведу! — попыталась успокоить меня Ира и, убедившись, что полковник поднялся на второй этаж сооружения, чтобы полюбоваться успехами ребят на мониторах пульта управления, присела на траву: — У нас есть еще почти сорок минут! Можно позагорать…
Начало своего шоу мы чуть не проспали: нас разморило на солнышке, и, если бы не сирена, орущая каждые десять минут, мы бы продрыхли до вечера. А так, кое-как продрав глаза, мы доплелись до ворот, достали пистолеты и приготовились.
— Я первый, ты через пять секунд за мной — мысленно скомандовал я и, пригнувшись, влетел внутрь. Из густых переплетений лиан, кустов и черт его знает чего тут же рванулись два андроида, стреляя на бегу в мою сторону, но им немного не хватило скорости и везения: я всадил по импульсу в голову каждому и тут же сместился в сторону. И не зря: туда, где я стоял, упала осколочная граната, и мне пришлось ногой отправить ее обратно в кусты. Потом рядом возникла Ирина, и мы осторожно двинулись влево, то и дело стреляя на каждый шорох. Тусклое, на грани между дневным и ночным видением освещение действовало на нервы: глаза то и дело перестраивались с одного режима на другой, не давая нам нормально целиться. Под ногами хлюпала жидкая грязь, скрывая всевозможные ловушки, от капкана на медведя до противопехотных мин. Дикие вопли и чирикание животного мира глушили близкие шорохи, и мы практически не прекращали метаться из стороны в сторону: только так можно было увернуться от выстрелов андроидов, замаскированных под людей, пни и валуны… Я умудрился ухнуть в трясину, вернее, в помесь трясины и водоворота, и выбрался из нее только с помощью Орловой. Потом я удачно пристрелил лося-переростка, выскочившего из-за ствола какого-то тропического дерева-гиганта и чуть не втоптавшего девушку в груду опавших листьев. Но самая мрачная часть тренировки началась за сто метров до выхода: из великолепно замаскированной траншеи раздались десятка два очередей, от которых мы еле увернулись.
