детали которого соединялись применяемым в «Лего» способом. На этом корабле император отправил в морское путешествие свою мамашу, Агриппину. Замысел был прост, но оригинален: под совместными ударами волн и специального маятникового механизма корабль-конструктор рассыплется и маманька утонет к чертям собачьим. Неизбежная, дескать, на море случайность…
Некоторым оправданием кровожадному сыночку служило лишь то, что и сама Агриппина, достойная сестра небезызвестного Калигулы, была той еще стервой. Не осталось гнусности, какой бы не воспользовалась эта дамочка в своих направленных на захват трона интригах: тут вам и кровосмешение, и отравления, и ложные доносы с клятвопреступлениями. Короче, вконец надоела Нерону маманя.
Новаторская идея сработала лишь отчасти. Корабль развалился, но слишком близко от берега. Акул тоже, как назло, поблизости не случилось – Агриппина выплыла. Пришлось Нерону отдать приказ банально ее прирезать.
А интересующее нас изобретение Нерона относится к гладиаторским боям. Эти бои в первом веке нашей эры пребывали в глубоком кризисе жанра. Раньше, в старину, ведь оно как бывало?
Одолеют непобедимые римские легионы очередного противника и заставляют тут же, на месте боя, драться взятых в плен неприятелей. А чтобы бойчее друг друга резали, победившим можно пообещать жизнь и свободу. Жестокие, но справедливые мужские игры. Легионеры билеты на зрелище покупали своей кровью, да и у побежденных был шанс избежать рабства или казни.
Но ко временам Нерона гладиаторские игры выродились в колоссальный шоу-бизнес со всеми сопутствующими атрибутами: огромные капиталовложения в залы, цирки и арены; разветвленная сеть букмекеров, прокручивающих громадные суммы; многочисленные, конкурирующие между собой гладиаторские школы. Сражались уже не испуганные пленники, но матерые профессионалы, изучившие все приемы и хитрости под руководством тренеров-ланист, великих знатоков рукопашных схваток.
Но тут есть одна маленькая тонкость – профессионализм всегда развивается в ущерб зрелищности. Вот, скажем, и наши, и закордонные кинокаскадеры вполне могли бы исполнять наблюдаемые нами на экране трюки гораздо проще и эффективней. Но режиссеры требуют одного: зрелища, зрелища, зрелища…
А теперь попробуйте представить себя древним римлянином. Тяжело? Ну ничего, это с непривычки. Итак, вы – древний римлянин первого века нашей эры. И пришли в Колизей полюбоваться на гладиаторские игры. Пришли с семейством, загодя, часа за два до начала – билетов нет, вход свободный, так что, припозднившись, потом на сидячие места не протолкнешься. Сидеть на нагретых солнцем камнях жарко, пива не разносят. Мороженого, впрочем, тоже – не изобрели еще мороженое.
Ну вот, наконец. Протрубила гнусаво труба, бойцы проделали круг по арене, поприветствовали императора, этому-то место всегда найдется… Началось, слава Юпитеру. Выходит на арену парочка – тертые профи. Мечи, шлемы, щиты, все как положено. Стоят против друг друга, напружинены до предела, легкие прощупывающие движения мечами выполняют…
И вдруг – прыжок, удар, меч сверкнул, толпа не успела ахнуть, – один из поединщиков лежит на утрамбованном песочке с рассеченным горлом. Тут большой палец хоть книзу, хоть кверху загибай, видно сразу – не жилец. Отпрыск канючит: папа, папа, я ничего не понял. Что папа, что папа, я и сам ни хрена не увидел… А потом вторая парочка примерно такую же картину демонстрирует, за ней третья…
Публика беснуется, требует пустить тунеядцев-ланист на мыло. А батюшка император-то, а? Пьет-гуляет на наши деньги, а обеспечить сограждан приличным зрелищем не может. Подлец, дармоед, сволочь…
Да, ситуация для Нерона была не самая выигрышная. Необходимо было что-то придумать. Идей, вообще-то, появлалась масса. Например, можно залить арену водой, запустив в получившийся бассейн гладиаторов на боевых судах – пусть разыгрывают морское сражение. Можно привезти редких хищников, бросив им на прокорм десяток-другой наловленных по катакомбам христиан… Это, конечно, зрелищно. Но и немалых денег стоит: вода сама в гору к Колизею не потечет, ее рабам на плечах носить надо, и не десяткам и сотням – тысячам. А рабы нынче дороги, их поди укупи, рабов-то… Да и хищники заморские жрут в три горла и имеют пакостную привычку издыхать накануне представления – климат им, видишь, не нравится…
Изобретательный ум Нерона пошел другим путем. Вот, например, если взять бойцов в тяжелых доспехах и вручить им крохотные, почти игрушечные мечи? Хоть ты самый крутой профессионал, а противника быстро из панциря этим перочинным ножичком не выколупаешь, публика свое удовольствие получит. А если еще смотровые щели в глухих забралах проделать не спереди, а сбоку – так зрители вообще со смеху помрут, на кровавые эти жмурки глядючи…
Или вот еще неплохая тема – использовать в качестве оружия всевозможный бытовой инвентарь. Вооружить, к примеру, одного противника мясницким топориком и разделочной доской вместо щита. А его оппоненту выдать причиндалы из рыболовного арсенала: острогу да накидную сеть. То-то будет потеха, как сойдутся…
В этих заботах об организации культурного досуга сограждан изобретательный Нерон и придумал шпагу. Прообразом послужил самый обыкновенный кухонный вертел. Поклонники дуэлей, серенад, плащей и шляп с перьями могут думать что угодно, но факт остается фактом – происхождение у оружия благородных донов и шевалье самое что ни есть плебейское, с трактирной кухни.
К вертелу приделали деревянную рукоять и поставили получившиеся орудие на вооружение гладиаторов. Не знаю, были ли довольны бойцы, но пресыщенной публике нравилось наблюдать, как они тыкают друг в друга этими вертелами в попытках угодить в сочленение доспеха. Вертел, как известно, делают треугольным или четырехугольным в сечении, дабы мясо при жарке не проворачивалось. Сохранила эту форму и шпага, но затачивать грани император не додумался. Поэтому удары, которые наносились по ногам противника, не защищенным панцирем, можно назвать не рубящими, а скорей хлещущими. Но зрители были довольны, а это главное.
Общеизвестно, чем все эти дурные забавы кончились. Заслуженного артиста и изобретателя Римской империи Нерона заставили покончить с собой сограждане, утомленные его непредсказуемым характером. Рим рухнул под ударами варваров, вместе с ним приказали долго жить и гладиаторские игры. Сменившие патрициев феодальные сеньоры оказались куда прагматичнее – предпочитали использовать пленников на общественно-полезных работах или отпускать за выкуп. Шпагу, казалось, ждала печальная судьба прочих гладиаторских орудий, то есть полное забвение.
Но нет, пригодилось и при новом общественном строе это изобретение достопамятного Нерона. Благородных людей наступающего феодализма отличало от вилланов, сервов и прочей шушеры монопольное право таскать повсюду с собой оружие. Но с двухметровыми мечами-двуручниками и прочим громоздким железом по тесноватым покоям феодальных замков не разгуляешься – неловко развернувшись, кого-нибудь и зашибить недолго. Да и тяжесть немалая. Вот тут и пригодилась шпага, превратившаяся в чисто церемониальное и придворное оружие. Ее путь на поля сражений еще впереди…
Ну ладно, пусть пока придворные щеголи расшаркиваются в императорских и королевских замках, придерживая бутафорские, раззолоченные шпаги, всего лишь показывающие, что перед вами благородный обладатель права носить меч. А мы пока немного поговорим о рыцарстве. Без этого короткого разговора с дальнейшей историей шпаги нам не разобраться, слишком уж рыцарская тема затуманена многочисленными романистами.
Рыцари (кавалеры, шевалье и т.д.) на любом из европейских языков дословно означают отнюдь не благородного альтруиста, средоточие мужественности, галантности и бескорыстия. Рыцарь (от немецкого риттер) – это просто всадник, человек, сражающийся верхом на лошади. Надо сказать, что сословия всадников существовали значительно раньше европейского средневековья – и в Древней Греции, и в Древнем Риме. Довольно привилегированные сословия, но до высшей аристократии, прямо скажем, не дотягивали. В древней кавалерии служили горожане, торговцы, некрупные землевладельцы, а настоящие аристократы командовали пехотными легионами, иногда, при необходимости, сражаясь на боевых колесницах. Причины такого пренебрежения к коннице весьма прозаичны.
