– Ту, что дали за кровь?.. Опоздали, господа. Меня уже обчистили какие-то сволочи. И накостыляли. – Я задрал рубаху, показал почерневший синяк на брюхе.
– Говоришь, что только сегодня из клетки вышел? – Хорошо одетый человек глянул на меня подозрительно.
Я уже приготовил ложь, которой собирался попотчевать любого, кто нашел бы меня здесь, у цистерны:
– Слушайте, чертовщина получилась. Работал страховым агентом… Шел на автобусную остановку и… в клетке?! Думал, сон. А когда иглу в вену воткнули… Что это за государство?
Пахнущий одеколоном человек выкрикнул какое-то имя, и ко мне подошел низкорослый крепыш.
Раздалась чья-то команда, и цепочка людей двинулась – след в след. Вновь зажужжал воздух.
– Давай, – подтолкнул меня низкорослый. – След в след иди, таков порядок. Ну?..
Песок кончился, и мы несколько минут шли по битому кирпичу. Затем продирались сквозь заросли спутанной с металлическими стержнями проволоки.
Остановились перед сколоченным из досок щитом. Здесь стоял охранник. Он включил фонарь и освещал каждого входящего в узкую лазейку между досками, за которой вход в подземелье.
Спустились по шаткой лестнице вниз. Прошли сырой, пахнущий плесенью коридор, которому, как мне казалось, и конца не будет. Свернули в галерею, освещенную чадящим огнем факелов. Вскоре еще раз свернули, теперь уже в полутемный коридор с множеством дверей по обеим сторонам. Шедшие впереди люди гомоня побежали вперед, а мой охранник схватил меня за шиворот и втолкнул в комнатушку, в которой горела керосиновая лампа.
За столом у противоположной входной двери стены сидел старик. Он, ероша пальцами седую голову, читал книгу. Даже не глянул в мою сторону.
– Съесть бы чего-нибудь, – сказал я и достал из-за пазухи оставленный мне людьми Фели кусок. Стал жевать. Старик потянул ноздрями воздух и уставился на меня водянистыми глазами.
– Хочешь? – Я отщипнул ему кусочек.
Он, сглотнув слюну, уткнулся в книгу. Я пожал плечами и с аппетитом съел все сам.
Низкорослый, опираясь на литовку как на костыль, мерил шагами комнату, что-то бормоча себе под нос.
Скосив глаза, я заглянул в увлекшую старика книгу и удивился – книга на финском языке. «Значит, он просто не понял, когда я ему предложил еду», – подумал я, пытаясь извлечь из памяти те несколько слов финского языка, которые когда-то знал. Как я раньше не догадался, что в городе могут жить люди разных национальностей?
Дверь отворилась. В комнатушку вошел здоровенный мужик в ватнике. Кивнув на меня, сказал:
– К шефу, – сам присел рядом со стариком.
Вновь низкорослый повел меня по коридору.
Вскоре, отворив одну из дверей, впустил меня в хорошо освещенную комнату. Свечей было много – более двух десятков, и все в канделябрах по стенам.
За крепким столом, крытым зеленым сукном, сидел хорошо одетый человек, видимо тот самый, что разговаривал со мной там, у цистерны. Несколько минут мы смотрели в глаза друг другу.
– Жаль, что ты начал врать с первых минут нашего знакомства. – Он кивнул на стул. – Я – Хогерт.
«О каком вранье речь?» – подумал я, припоминая наш разговор у цистерны. Но ничего, дающего ему основание обвинять меня во лжи, не нашел. Потому сделал недоуменное лицо и пожал плечами.
– Ладно. – Хогерт махнул рукой. – Дело ясное. Как звать?
– Василий Поляков. Кузнец, – по-военному отчеканил я.
– Так-то оно лучше. Врать нет смысла. Тут все, как один, – подонки: всякая сволочь, совершившая преступление, и не одно.
– Так ведь и я… Товарища – подельника – ранили в перестрелке с милицией. Пришлось рвать когти. Правда, прежде разрядил пистолет в голову подельнику – все равно ему крышка. И мента последним патроном, – соврал я.
– Дальше не надо. – Хогерт вытянул руку ладонью вперед: – Не надо подробностей. Надоело… Забудь все. И никогда не рассказывай о прошлом. Что ты умеешь, Кузнец?
Наверное, он решил, что Кузнец – кличка.
– Знаю травы. Могу делать лекарства из корешков, цветов.
– Лекарства – это хорошо. Значит, завтра пойдешь за травой.
Я обратил внимание на его артикуляцию – с его губ должен срываться совсем другой звук, вернее, звуки. Хотелось проверить, совпадает ли артикуляция со звуками, но Хогерт ничего не спрашивал, а я боялся говорить, чтоб не попасть впросак из-за неосторожного слова. Странный был взгляд у Хогерта. Пустой, что ли? Какой-то неестественный и холодно-настороженный.
Так и не вымолвив ни слова, он показал мне рукой на дверь.
За дверью в коридоре меня дожидался низкорослый. Он что-то сказал подошедшему карлику, держащему над головой свечу, хотя в коридоре было достаточно светло, и толкнул меня вперед.
Мы остановились перед дверью, которая в отличие от других в этом коридоре была обита металлом. Мой охранник, приложив щеку к круглому отверстию в середине двери, долго молчал. Затем сплюнул и отодвинул мощный засов. Втолкнул меня в комнату.