Главная церковь Парижа оказалась заперта — как и сегодня в это время суток часто бывает заперт Собор Госпожи Нашей. Стучать пришлось долго. Но вот — дверь наконец открыли. Сонный брат Кристоф с удивлением смотрел на молодого человека, судя по одежде — италийца.
— Что тебе нужно, сын мой? — спросил он.
— Помолиться мне нужно.
— Так молись.
— В церкви.
— Церковь закрыта.
— Видел. Так нельзя ли открыть?
— Зачем? Приходи утром, к молебну.
— А мне нужно сейчас.
— Поздно, сын мой.
— Ты — архиепископ?
— Архиепископ спит.
— У тебя есть ключи от церкви?
Кристоф рассердился.
— А хоть бы и были! Я что тебе, сын мой, слуга, что ли? Мало нам развратного Бенедикта, еще и прихожане наглеют, стыд потеряли! Спать надо по ночам! Понятно? Все, иди.
Он собрался уж было захлопнуть дверь, но Бенедикт поставил ногу между дверью и косяком.
— Это несерьезно, — сказал он.
— Что несерьезно?
— Двери Дома Божьего, падре, должны быть открыты для всех, кто испытывает потребность войти.
— Они и открыты — днем.
— В любое время.
Кристоф рассердился еще пуще. Спесивая кровь взыграла в нем — младший сын военного, внук и правнук победоносных рыцарей, благородный — вынужден разговаривать среди ночи с каким-то италийцем, по виду простолюдином, с порочным лицом, при лунном свете — какого дьявола!
— Сейчас я позову слуг, — сказал он, — и тебе влепят по шее.
— Да? — задумчиво произнес Бенедикт. — Ну, что ж. Не получилось по-хорошему — стало быть, перейдем к административным мерам.
— Да, иди, жалуйся! Кардиналу какому-нибудь, папскому прихвостню!
— Это ни к чему. Моих собственных полномочий хватит, чтобы приструнить невежду.
Кровь ударила Кристофу в голову.
— Ах ты наглец! — сказал он. — Полномочия? Я тебя сейчас…
Вытащив правую руку из-под мантелло, Бенедикт поднял ее к самому носу Кристофа. Лунный луч отразился от одной из граней перстня и на мгновение ослепил аббата. Кристоф отшатнулся, завороженно глядя на перстень, а затем упал на колени перед Бенедиктом и склонил голову.
— Прости меня, мой повелитель, — сказал он тихо.
— Возьми ключи и пойдем.
— Прости.
— Прощаю. Быстрее.
Кристоф кинулся к шкафу, выволок из него массивную связку ключей и, пригнув голову, встал рядом с Бенедиктом.
— Я в твоем распоряжении.
Фраза рассмешила Бенедикта, но он сдержался, не улыбнулся. Они вышли из флигеля и проследовали к главному входу храма. Кристоф отпер дверь и снял со стены горящий контрольный факел.
— К алтарю, — велел Бенедикт.
У алтаря Бенедикт взгромоздился на подиум, с которого священники читали проповеди, и оглядел зал.
— Здравствуйте, добрые люди, — сказал он зычно. Послушав эхо, он чуть повернул голову и повторил, — Здравствуйте, добрые люди. Хо-хо. — Он еще чуть повернул голову. — Да, здравствуйте. Вот так лучше всего, пожалуй. — Мрачно посмотрев на Кристофа, он приказал, — А ну, встань вон туда, в проход. Чуть левее. Отступи на шаг. Скажи, «Я умный».
— А? — не понял Кристоф.
— Скажи, «Я умный».
— Я?
— Ты.
— Я умный.
— Громче.
— Я умный!
— Скажи, «Я очень умный!»
— Я очень умный!
— И я прекрасен!
— И я прек… хмм…
— Не стесняйся. Говори. И погромче.
— И я прекрасен.
— Теперь подпрыгни.
— Как?
— На месте. Подпрыгивай. Ну же!
Кристоф подпрыгнул.
— Еще раз.
Кристоф подпрыгнул еще раз.
— Иди сюда.
Кристоф подошел.
— Завтра… Когда у вас утренняя служба?
— В семь часов.
— Нет, это рано… То есть, проводите, конечно, я не возражаю. Но в полдень… Пусть архиепископ оповестит прихожан, что приехал вельможа из Рима, приближенный Папы Римского, и будет читать проповедь забавную. Захватывающую. Только пусть не говорит, что сам Папа приехал, иначе я ушлю его миссионерствовать к халифам. И тебя тоже. Запомню, затаю в себе зло — и напишу приказ. Я вообще очень злопамятный, это все знают. Мстительный я. Ежели решил кого-нибудь со свету сжить, то непременно сживу. Такая натура у меня. Понял?
— Понял.
— Когда я проповедь буду читать?
— В полдень.
— Правильно.
— В полдень мало народу.
— Ничего. Жахнете в колокол лишние пару раз, так сбегутся. Правителя и двор можешь позвать тоже, целиком. А вот скажи… как, бишь, зовут тебя?
— Кристоф.
— Вот скажи, Кристоф. Я похож на Ирода?
— На…
— На Ирода. Который хотел, чтобы Иисус ему чудеса показывал?
— Нн… нет.
— А на императора Клавдия?
— Нн… не знаю, сеньор.
— Ага. А на святую Женевьевь?
— Нет.
