моменты, когда выбирать не приходится. Он написал Ярославу подробное письмо, запечатал его и, повесив на шею Ширин амулет Моровичей, послал ее на поиски князя в надежде, что благодаря везению, либо смекалке Нимрода, князь уберегся от незваных посетителей. Князю следовало собрать и привести в Киев войско. Большое. Гостемил очень переживал за дочь, но не подавал виду. К тому же Ширин, подтвердившая всё, что он сказал, Владимиру и княгине, была в большей безопасности в пути, чем в детинце, или даже в доме Хелье. У Владимира взгляд был вовсе не добродушный — неизвестно, что взбредет в голову отпрыску рода олегова в следующий момент. На Ширин он смотрел с презрением.
В четвертое со времени отъезда Ширин утро Гостемил вошел в занималовку бодрый, суровый — по причине военного времени без стука. Вышата еще спал. Гостемил глянул на Владимира, беседовавшего с Ингегерд.
— Давно хочу тебя спросить, князь… Здравствуй, княгиня… Куда вы подевали Свистуна?
— Так ведь в острог сунули, там и место ему.
— В Вышгороде?
— Нет, здесь.
— Он может нам помочь. Пошли кого-нибудь, пусть приведут.
Ингегерд улыбнулась. Все больше и больше завораживающийся обаянием Гостемила, Владимир позвал двух ратников и дал им поручение. В этот момент в занималовку, почуяв неладное, ввалился заспанный фаворит Вышата.
— Зачем тебе Свистун? — строго спросил он у Гостемила.
— Увидим. Может и не нужен.
— А правда, Гостемил, зачем? — спросил Владимир.
Наверное отец уделял ему в детстве мало внимания, подумал Гостемил. Еще немного и он попросит меня его усыновить. У меня уже есть один сын, и его отец вообще никакого внимания ему не уделял.
— Посмотрим, — повторил он уклончиво.
Вскоре привели Свистуна — на цепи, прикрепленной к железному ошейнику. Замок отсутствовал — ошейник замкнули звеном. Свистун хромал и держался за ребра. От него дурно пахло. Раны заживали плохо, возможно гноились. Делать перевязки было некому. Гостемил подошел к нему, продел два пальца в звено и, разогнув его, выпростал из ошейника. После этого он разогнул и ошейник, и бросил на пол. Владимир чуть не взвизгнул от восхищения.
— Он так сбежит, — недовольно предупредил Вышата.
Гостемил не ответил. Он и Свистун смотрели друг другу в глаза.
— Пойдем со мной, — сказал Гостемил и, поворотясь и остальным, добавил, — Мы сейчас вернемся, не скучайте тут пока что.
До церкви старый разбойник доковылял без особого труда, но подниматься на колокольню отказался.
— Сдохну после четвертой ступеньки, так и знай, болярин.
Гостемилу и самому не хотелось туда забираться. Он боялся одышки. Бегаю как в молодости, подумал он, верхом езжу — а вот почему-то по лестницам вверх трудно подниматься. Почему? Кто ж его знает. Может, если покопаться, можно найти ответ в каком-нибудь греческом лекарском фолианте.
— Ладно, не будем забираться.
— Болярин, со мною здесь плохо обращаются, — сообщил Свистун.
— Ты рассчитывал, что тебя здесь будут боготворить?
— Нет. Но, знаешь, на хлебе и воде столько дней, да в землянке, а там сыро и холодно… Здоровье у меня крепкое, но все-таки. По-моему, князь и его подручный хотят, чтобы я околел. Им так хлопот меньше.
— Если бы хотели, послали бы лучника ночью.
— Болярин…
— Послушай, Семяшко, окажи городу услугу, а? У нас тут, кажется, намечается большая драка, о которой тебе известно. Если в городе остались твои люди… а они остались, я думаю… А ты как думаешь?
Свистун кивнул и даже улыбнулся слегка.
— Попугать бы неприятеля, если он сумеет войти в город.
— Это можно.
— Правда?
— Да. С условием.
— Говори.
— Чтоб в узилище меня не возвращали.
— Я не знал, что тебя там держат. Обещаю, что не вернут.
— А если все кончится хорошо, то я выйду на свободу.
— А если плохо? — спросил Гостемил.
— А если плохо, то я выйду на свободу вне зависимости от пожеланий князя и твоих.
— Ну, я-то как раз не против.
— Разве?
— Да зачем мне твоя неволя? — удивился Гостемил. — Хуже чем есть ты уже не сделаешь, разве что велишь меня убить, но это вряд ли — моя смерть никакой выгоды тебе не принесет.
— Верно, — согласился Свистун. — Ну так что же, замолвишь слово, если что?
— Перед Владимиром?
Свистун поморщился.
— Если вернется Ярослав — перед ним. Так мол и так, старый Свистун помог спасти город.
— Обещаю, — легко сказал Гостемил.
Свистун некоторое время молчал, глядя на Гостемила.
— Дай-ка я проверю, где теперь мои молодцы, — сказал он наконец.
— Валяй.
— Ты прав, с колокольни оно лучше было бы.
— Да.
— Ну да ладно уж. Как-нибудь.
Свистун повернулся к северу и свистнул трижды, каждый раз по-разному. Через некоторое время с севера раздался такой же свист. Свистун кивнул, сделал полуоборот, и свистнул еще раз. На западе откликнулись. А затем и на юге.
— Да, я смогу тебе помочь, — Свистун со значением посмотрел на Гостемила. — Но ты, болярин… Видишь, мне здесь больше не на кого рассчитывать…
— Я дал тебе обещание, — сказал Гостемил.
— Да… честь болярская… многого стоит…
— Глупости. Все-таки у тебя купеческие понятия, Семяшко. Честь, честь… Помимо чести есть слово христианина.
— Встречал я христиан, болярин…
— Если я останусь жив, ты будешь свободен.
— Поклянись.
— Я не клянусь, мне Учитель запретил.
— Какой учитель?
— Самый главный. Да ведь и я тебе верю — что помогать будешь, а не вредить.
— Это так…
— Вот и ладно. Пойдем, тебе надо помыться и поесть.
— Да… — Некоторое время Свистун задумчиво смотрел вбок. — Улицу Лотильщиков знаешь, болярин?
Гостемил кивнул.
— Третий дом к северу от Пыльного Спуска. Там в подвале, в углу, крюк торчит из пола. Если его потянуть в сторону, открывается лаз во второй уровень подвала. Возьми с собой повозку и двух-трех молодцов. Там найдешь щиты, кольчуги, сверды, шлемы, копья, хорошей выделки. Двадцать колчанов стрел
