— Не выгораживай Ярослава. Что именно он простит Гостемилу? То, что он, Ярослав, опозорился, публично и напрасно оскорбив человека, пришедшего к нему с просьбой? В чем виноват Гостемил?
— Ты, Хелье, как всегда поспешен в суждениях.
— Оригинальное наблюдение.
— Ты хочешь, чтобы Свистун вышел на волю?
— Свистун мне не брат и не друг. Я его в глаза-то не видел. Судя по всему, неприятный тип. Я хочу, чтобы Гостемила не оскорбляли, когда он сам за себя постоять не может. У него без этих глупостей забот много. Дочка эта на голову ему свалилась, левая рука не двигается, холопа его убили. А наш христианнейший князь вдруг взревновал к славе.
— Князь — великий человек, Хелье. Слабости его нужно прощать.
— Велик только Бог, Жискар.
— И все-таки. Он уж не молод…
— Мы тоже не слишком молоды.
— Его можно понять.
— Слушай, Жискар, мы служим Ярославу, служим честно, отдаем ему наши силы, нашу находчивость, расторопность, если нужно, можем и жизнь отдать. Он волен от нас требовать всё это, поскольку он наш повелитель. А ежели он хочет сочувствия и понимания, то, прости, но для этого нужно быть больше, чем просто повелителем. Понимание следует заслужить, даже если ты кесарь.
— Да ладно, ладно, не сердись. Ты мне скажи, Хелье…
— Ну?
— Как там во Франции?
— Что именно тебя интересует?
— В общем, всё. Я давно не был…
— Грязища, дикость, и очень много спеси. Монарх правда, должен тебе сказать, мне понравился. Совершенно не спесивый. Ежели ton roi[15] будет продолжать в этом же стиле, я перейду на службу к Анри Первому, листья шуршащие! Он тщеславен, разумеется, как все кесари, но никто не может обвинить его в напрасном оскорблении. Это не в его характере.
— Э… Нет?
— Нет. С женами ему не везет. С одной был помолвлен — умерла до замужества. Другую сватает, а она артачится. А сам он симпатичный. Государственные депеши подписывает крестиком.
— Тогда вот что, Хелье. Ты поговоришь с князем… только не дерзи ты ему ради всего святого на свете, он и так сейчас нервный!..
— Ага, как италийка перед соитием.
— Не язви. Поговоришь, и если ничего не выйдет, то… я буду тебя ждать… хмм… ну, скажем, в Земском Проулке, там где крог. Посидим в кроге до темна, а там подумаем, что нам делать со Свистуном.
— В смысле?
— Ну… Если князь тебе откажет, получится, что Гостемил не держит обещаний. А уж если сам Гостемил не держит обещаний, то какая ж цена всем людям благородного происхождения?
— То есть, нам с тобою, Жискар?
— Именно.
— Все только о себе. Хоть что-то в этом мире остается неизменным.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛИТОРАЛИС
Большинство людей склонно к оседлости. Непоседы составляют лишь незначительную часть популяции. Люди оседлые, если уж приходится им путешествовать, предпочитают делать это комфортно, с частыми остановками, с доброй кормежкой в пути, и чтобы не очень трясло и качало, и проявляют недовольство, когда дорожные условия начинают вдруг разительно отличаться от домашних. Непоседам же, а из них как раз и получаются путешественники по призванию, все равно. Их не волнуют ни слякоть, ни сушь, ни холод, ни жара. Тряска и качка для них — дело привычное. Долгие интервалы между трапезами — даже лучше, пузу так легче привыкнуть к незнакомой пище. Ветер, дождь, снег, буря — все это им обыденно. Ночь в подвале, ночь в сарае, ночь под открытым небом — нормально.
Непоседы выбирают профессии, связанные с передвижением. Работорговля — да, конечно, доходное дело. Но связана с неудобствами — слишком медленно идут караваны, слишком часто нужно отвлекаться на мелочи, не имеющие отношения к собственно путешествию. Обычная торговля — как ни странно, барыши от нее небольшие, товару приходится возить много. Богатый шелк нужно купить, довезти, заплатить пошлину, продать. Вложишь двести дукатов, промыкаешься полгода, продашь — получишь пятьсот. Чистой прибыли — триста. В год — шесть сотен. Больше, чем имеет ремесленник, но не так чтобы очень намного.
Но есть в мире вид товара, или продукта… который радостно принимается в любом краю, на севере и на юге, в горах и долинах, в городах и в глуши, на реке и на взморье. Он совсем не тяжелый, этот товар, и не занимает много места. Любят его мужчины и женщины всех конфессий. Из-за этого товара не ведутся войны, разве что косвенным образом. Зато отдельного человека ради этого товара убивают запросто — дня не проходит. Камни сверкают, излучая соблазн великий. Профессии, связанные с этими камнями — редкие, потому что камней этих на свете мало. А купцов, перевозящих камни, совсем мало — по одному, по двое на большой город.
В ювелиры шли люди разные. Ювелиров можно было обмануть, запугать, прибить. А вот с купцами, перевозящими драгоценности, шутки были плохи. Маскируясь ли под обычных купцов, везя для виду какие- то тряпки и специи в двух повозках, путешествуя ли в одиночку — люди эти были чрезвычайно опасны.
Драгоценные камни несут в себе безумие, заражают безумием всех, на них глядящих, или даже просто думающих о них. Глаза людей, подходящих слишком близко к камням, загораются адским светом, и свет этот ювелирные купцы умеют распознавать с первого взгляда, и с человеком, подумывающим о присвоении чужого товара не церемонятся. И труп этого человека скорее всего никогда не найдут.
Саул, самый известный ювелирный купец Константинополя, свято уважал все, что связано было с его сделками. Это в ювелирном купечестве само собой разумеется. Обманывают и обсчитывают дешевые дураки, менялы безголовые. Торговля драгоценностями приносит достаточно высокие доходы, чтобы не опускаться до мошенничества. Да и поверит ли покупатель, готовый заплатить несколько тысяч дукатов за камень, человеку с репутацией мошенника? А репутация ювелирных купцов, каждого по отдельности, всем известна, ибо их мало.
Харальд, отважный рыжий норвежец, два года сокрушавший противников, ничего плохого ему лично не сделавших, скопил значительную сумму — в основном за счет продажи пленных в рабство, но и золота взяв немало. Придя в дом Саула, он без обиняков сказал ему, сколько готов заплатить за подарок любимой девушке. Саул посмотрел в записи.
— Если бы к названной сумме ты прибавил еще тысячу дукатов, Харальд, то, возможно, я смог бы тебе посодействовать. Ты слышал такое название — «Литоралис»?
— Знакомое название.
— Всего два их и есть, во всем свете. Один считается пропавшим. Другой, голубой бриллиант, вправлен в золото — прелестная диадема — и находится в Багдаде. Покупателей в данный момент нет.
— Почему?
— Потому, Харальд, что не каждый отважится выложить столько денег за диадему. В прошлом году был покупатель, но ему отказали.
— Правда?
— Да. Он был богатый человек, но жена его, которой диадема предназначалась, не вышла происхождением. Нынешний владелец желает, чтобы камень видели в волосах особы только царственного происхождения.
— О, тогда, можешь быть спокоен, Саул. Я намерен осчастливить именно царственную особу.
