пристани тоже банально. А вот если от этого дома дойти до реки и повернуть не к пристани, а на север, и пройти пол-аржи, то есть там такой бугорок, симпатичный. И получаются красивые отсветы, а город по правую руку освещается, если небо чистое, эффектно, с плавными такими тенями на домах, и тени прозрачные.
Орвокки, очевидно не привыкшая к светским разговорам, смотрела завороженно на Гостемила.
— Что ж ты, Хелье, не показал девушке рассвет до сих пор, — пожурил друга Гостемил.
— А так, — Хелье сделал неопределенный жест. — Мне, знаешь ли, все эти красоты…
— Медведь ты шведский. Как был медведь, так и остался. Смоленск твой — та же Швеция.
— Он не медведь, — Орвокки неожиданно вступилась за Хелье, и густо покраснела.
— Это я в переносном смысле, — объяснил Гостемил.
В дверь постучали. Астрар пошла было открывать, но Хелье ее остановил.
— Сиди, сиди.
Астрар не возражала. Было очень вкусно.
Хелье распахнул входную дверь и даже отступил на шаг, так удивился.
— Жискар! Вот уж кого не… Здравствуй. Заходи.
— С твоего позволения, хозяин.
— Какое еще позволение! Заходи, шапку и сленгкаппу кидай на ховлебенк, мы тут хвестуем неурочно, присоединяйся.
Жискар прошел вслед за Хелье в столовую.
— Вот, кто не знает, — сказал Хелье, — знакомьтесь. Это Жискар, а это — Елена, дочь Гостемила, и Орвокки, и Астрар.
Жискар поклонился.
— Здравствуйте. Гостемил, я не по поручению князя.
— Рад это слышать.
— И даже, — сказал Жискар, садясь, — не для того, чтобы предупредить тебя о немилости…
— Какой еще немилости? — подозрительно спросил Хелье. — Гостемил! Что ты сказал князю?
— Подожди, Хелье. Ага, у вас тут и вино есть! — Жискар сам налил себе из кувшина, пригубил, сказал, — Превосходно! — и пригубил еще. — Я, собственно, пришел, чтобы попросить прощения за свою незавидную роль в этом деле. За поведение Ляшко. И за поведение князя. Пришел по собственному почину.
— Вот как, — Гостемил серьезно смотрел на Жискара.
— Да, представь себе, болярин. Не будь Ляшко незаменимым человеком, я бы давно его убил, честное слово. Князь к старости стал порою мелочен и ревнив, а Ляшко ему потакает. Так вот, лично я, болярин, прошу у тебя прощения за все, что сегодня произошло.
— Да что произошло-то? — возмутился Хелье. — Что за таинственность?
— Что за немилость? — спросила Ширин.
— Дочь болярская? — Жискар некоторое время смотрел на Ширин, улыбаясь. — Прелестное дитя. Если ты выйдешь за меня замуж, я увезу тебя в Геную или в Венецию.
— Я не выйду за тебя замуж, — серьезно сказала Ширин.
— Да, я слишком стар для тебя, — согласился Жискар.
— Не поэтому.
— Меланиппе, не дразни Жискара, — попросил Гостемил. — Иначе из-за франкского легкомыслия он потеряет нить. Жискар, князь, стало быть, не скоро сберётся сменить гнев на милость?
— В ближайшую неделю — даже не думай. И даже в ближайший месяц. Друг мой, князя можно понять, ему обидно. Этой весной заезжали мы в Берестово, а там как раз собралась какая-то делегация замшелых землевладельцев, устроили хвест. Так они, облезлые, нахваливали и нахваливали — но не князя, а отца его. Что, конечно же, не возбраняется. Потому Креститель — он Креститель и есть! А только mon roi ходил потом, как туча над землями готтскими. Уж как я старался, утешал да развлекал, а в один прекрасный день Ярослав вдруг говорит мне, как же так, Жискар! Отец мой только и сделал, что киевлян в речку загнал, да новгородцев потрепал, а церкви-то строил я, и просветителей приглашал я! И пошел, и пошел — все свои заслуги перечислил, а ведь заслуг этих на самом деле число огромное. Целый час перечислял. И каждую заслугу претворял словами, «Не я ли…» Я так скучал, как никогда в жизни.
— Благодарю тебя, Жискар, — сказал Гостемил. — Ты человек порядочный. Пожалуй, единственный такой в окружении князя.
— Меня ты не считаешь? — осведомился Хелье насмешливо.
— Ты не в окружении…
— Нет, я, наверное, в засаде.
Гостемил и Жискар засмеялись.
— Ничего, ничего, — Хелье поставил кружку на стол. — Астрар, будь другом, пододвинь кувшин.
Астрар недовольно подняла голову, подумала, пододвинула, и снова с хвоеволием вернулась к еде.
— Посмотрим, — сказал Хелье. — Если князь забыл, что такое честь, то напомнить ему не составит труда. Я, пожалуй, так и сделаю.
— Хелье, ты поспешен в суждениях…
— Жискар, не волнуйся. Я служу Ярославу, посему неприкосновенность его мне дорога так же, как тебе. А напомнить не мешает. О чести.
— Что ты собираешься делать?
— Что-нибудь да сделаю. Сперва, как советует Гостемил, мне следует с ним поговорить. — Хелье бросил взгляд на Ширин. — Елена, хочешь пойти со мной в детинец?
— Не смей, — вмешался Гостемил.
— Хочу, — сказала Ширин.
— Что — не смей? — удивился Хелье.
— Не смей ее вмешивать в это. Я попросил тебя, как друга. И теперь жалею. Но в любом случае, дочь мою не приплетай к этому. Нечего ей делать в детинце.
— Почему?
— Потому что это опасно.
— Отец, — сказала Ширин, — я ведь…
— Не перечь отцу! Воли твоей я не стесняю, делай что хочешь, но в детинец к олегову отродью соваться я тебе запрещаю. Я нарушил вековую традицию — пошел к киевскому князю с просьбой. Одного опозорившегося Моровича хватит! Тебя там только не хватало…
Ширин вспыхнула, но в то же время ей было приятно — отец считает ее равноправным представителем рода.
— Ладно, давайте покамест поедим, — предложил Хелье. — Астрар готовит хорошо, но скоро, кажется, сама все съест, что приготовила.
Гостемил хотел было вступиться за Астрар, но, бросив взгляд на нее, с удивлением обнаружил, что она хихикает. Оказывается, у нее наличествовало чувство юмора. А он и не знал.
— Моя тетка очень любит есть, — сообщила вдруг ни с того ни с сего Орвокки.
Астрар выронила кружку и захохотала, уперев локоть в стол и положив лоб на ладонь.
— А зимой ест больше, — добавила Орвокки, видимо по инерции.
Кружка и плошка полетели на пол, Астрар всплеснула руками и закрыла лицо ладонями. Плечи ее тряслись от хохота.
— А… — начала несмело Орвокки, но Астрар ее прервала.
— Подожди, а то я сейчас лопну…
Все, кроме Ширин, заулыбались, даже Орвокки.
— А что смешного? — спросила Ширин.
Мужчины засмеялись.
Шагая в ногу с Хелье по Улице Лотильщиков, освещенной закатным солнцем, Жискар говорил:
— Гостемил зря сердится. Ярослав отходчив. Простит.
