шапку, он чуть наклонился и вдел в нее голову.
— Пойдем.
— Не надо, болярин.
— Не перечь.
Опираясь на плечо Астрар, он вышел из спальни. Впереди лестница. Плохо было, что перила лестницы находились по левую руку, но у Гостемила имелся план. Он повернулся к ступеням спиной и взялся за перила правой рукой. И нащупал носком левой ноги первую ступеньку.
— Болярин, если ты будешь падать, я тебя не удержу, — предупредила его Астрар.
— Там внизу, в кладовой, есть посох, похож на посох волхва. Сходи и принеси. Я буду волхвом.
— Болярин…
— Астрар, я не привык, чтобы мне холопы возражали. Я никогда ничего такого не приказываю холопам, что могло бы вызвать возражения. Эрго, возражают мне только из врожденного негодяйства. Еще раз возразишь — выгоню.
Астрар вздохнула и, обойдя Гостемила, пошла вниз за посохом. Гостемил же, сжимая зубы и крепко держась за перила, начал спускаться, ступенька за ступенькой. Три раза он останавливался передохнуть, и один раз чуть не сверзился вниз, но все-таки добрался до основания лестницы без посторонней помощи.
Астрар протянула ему полированный полудекоративный посох, показавшийся Гостемилу слишком тонким. Опираясь на него, Гостемил медленно направился через сени к выходу.
— Куда ты, болярин?
— Буду назад скоро. Мне нужно пройтись. Все время лежать в постели — неэлегантно.
Выйдя на крыльцо, Гостемил прислонил посох к стене, повернулся спиной и арселем к миру, и взялся за перила. Нужно было надеть рукавицы, подумал он. Леший с ними. Он одолел три ступеньки, а на четвертой, последней, что-то не заладилось с равновесием. Гостемил судорожно сжал перила, дернулся, и поручень и подставка выскочили из крыльца с корнем. Он неловко сел на снег, к счастью глубокий и мягкий, перевалился на бедро, встал на оба колена и правую руку, дополз до стены, и только теперь заметил Астрар, смотрящую на него с порога, сверху вниз.
— Иди в дом сейчас же, простудишься, дура, — сказал он, берясь за посох.
И она ушла в дом, обидевшись и хлопнув дверью.
— Дура, — повторил Гостемил.
И стал подниматься на ноги, упираясь в стену лбом и держась за посох. И поднялся. И только теперь вспомнил, что не взял с собою денег. Давеча он рассчитывал, что дойдет до торга, а там его за плату доставят на санях в детинец. А теперь что же? Но возвращаться в дом не хотелось, а звать Астрар — тем более.
День выдался солнечный и не слишком морозный. Гостемил добрался до ограды и вышел на улицу. Вот, это совсем другое дело — на улице народ, двигаются туда-сюда. Буду и я сейчас двигаться вместе с народом, подумал Гостемил. Шаг за шагом, локоть за локтем он приближался к торгу, расстояние до которого от дома Хелье показалось ему теперь огромным.
Торг чистился и отстраивался, шумели пилы, стучали молотки, ругались мастеровые, и даже какая-то торговля шла понемногу. Удивительно, как быстро распространяются вести, когда это не очень нужно. Городу бы сперва обновиться, поправиться — а тут вдруг сбежавшие давеча повалили обратно, причем бездельники составляли большую часть этой первой волны возвращающихся. Кричат, ржут, всем мешают. Преодолевая неприязнь, Гостемил направился к Боричеву Спуску. Как он и предполагал, подъем оказался труднее ходьбы по пологой улице. Пришлось действовать таким образом — выбрасываем посох вперед, упираемся им в землю, поднимаем левую ногу, делаем шаг, балансируем, укрепляясь в позиции, подаемся слегка вперед, пододвигаем правую ногу, еще раз укрепляемся в позиции. И затем — все сначала.
— Эй, дед, как дела? — закричали из пролетающих в сторону торга саней молодые ростовчане.
Затем появилась играющая пара — где-то Гостемил их видел раньше — вульгарная девка и парень из хорошей семьи. Девка бежала от парня, хохоча, а он гнался за ней, кидая в нее снежки. Увернувшись от очередного снежка, девка скакнула в сторону и налетела на Гостемила слева, рукой и плечом. Крутанувшись вокруг себя, она побежала дальше, а парень, вихрем пролетев справа от Гостемила, устремился за ней. А Гостемил, потеряв равновесие, упал. На это пара не обратила внимания.
Он нисколько не обиделся. Обижаются на равных. Перевалившись на бок, он дополз до посоха, приподнялся, схватил посох, и в три приема снова встал на ноги. И начал отряхиваться. Человеку цивилизованному не подобает ходить по улицам в виде снеговика. Согнув руку в локте, он концом посоха сбил снег с груди. Время от времени припадая на посох, он отчистил бороду, плечи, и живот. Снег оставался на боку и, наверное, на спине тоже, но Гостемил решил, что не будет поворачиваться боком и спиной к людям — это в любом случае невежливо. И стал продвигаться дальше.
У Алексина Храма он почувствовал, что коже на правом боку стало тепло. Кровь, понял он. Рана открылась. Надо бы присесть где-нибудь. Или прилечь.
Тут он заметил, что на пороге церкви стоит митрополит Хвеопемпт и строго на него смотрит. Гостемил с достоинством кивнул митрополиту и упал на одно колено. Митрополит ринулся к нему через улицу, оступился, проскользил четыре шага, удержал равновесие, и спросил, суетясь:
— Что есть с тебе, болярин? Я буду тебя помочь.
— Вынеси мне какое-нибудь ложе, — попросил Гостемил. — И гусли.
— Почему гусли? Почему? — спросил Хвеопемпт.
— Я буду на них играть, — сказал Гостемил. — А ты будешь петь и плясать.
— Болярин, я буду приводить Илларион.
— Видишь Горку, митрополит? — спросил Гостемил.
— Горку. Вижу.
— Вот мне как раз и нужно туда, так сложилось. К князю.
— Почему?
— Чтобы он не подумал, что я о нем забыл. А то он обидчивый очень.
— Я на Горку тоже, — обрадовался Хвеопемпт. — На сани. Сани — хорошо.
— Можно и сани. Тащи сани, а я покамест полежу тут, отдохну.
Хвеопемпт не смог удержать Гостемила — митрополит был хлипкого телосложения.
— Илларион! — позвал он. — Илларион!
Спустя некоторое время Илларион вывел сани, запряженные степенным церковным топтуном, на Боричев Спуск.
— Может, лучше домой тебя отвести, Гостемил? — спросил он.
— Нет, мне нужно к князю, — возразил Гостемил капризным тоном. — Не перечьте мне, попы! Как говорит моя дочь — до того ли!
Попы помогли ему забраться в сани. Хвеопемпт сел рядом и взялся за вожжи. И поехали сани вверх по Спуску.
— Благодарность тобою великая, болярин, от мой сердце, — сказал ему Хвеопемпт. — Ты свершаем дело важный.
— Тебе нужно научиться говорить по-славянски, — заметил ему Гостемил, переходя на греческий. — Это, митрополит, первейшее дело в твоем случае. Сам посуди, как относится паства к человеку, который такие перлы выдает.
— Какие перлы? — забеспокоился Хвеопемпт.
— Как вот только что.
— А что я такого сказал?
— Ты сказал, что я совокупился с твоей сестрой.
— Не говорил я такого!
— Да как же не говорил! Сказал — «Ты свершаем дело важный».
— Да.
— Это означает — «Ты переспал с моей сестрой».
— Не может быть!
— Увы.
