замолчали.
Здоровая рука Гостемила занята была посохом, поэтому он ограничился лишь приветственным кивком и проследовал по направлению к Ярославу. Ляшко смотрел на него как зачарованный, а Жискар поднялся и галантно предложил калеке свой скаммель. Гостемил с достоинством кивнул ему, зашел с боку, прицелился и, напрягая мышцы бедер и правое предплечье, попал арселем точно в центр скаммеля и удовлетворенно улыбнулся. Прислонил посох к краю стола, и только после этого снял шапку, с которой уже текло, и положил ее себе на колени.
— Здравствуй, болярин, — сказал Ярослав ровным голосом.
— Здравствуй, князь. И все здравствуйте, добрые люди… мне не жалко, — добавил он с некоторой рассеянностью.
— Гостемил, позволь мне с тобою выпить! — предложил через стол Владимир.
— Чуть позже. Князь, у меня к тебе просьба.
— Я тебя слушаю, болярин, — Ярослав улыбнулся светски.
Улыбка эта Гостемилу не понравилась — гнилой моляр ее портил, да и натянутая она была.
— Я, князь, превысил свои полномочия в твое отсутствие, — сказал Гостемил.
— Нисколько, — возразил Ярослав. — Ты сделал то, то велел тебе твой долг.
— Да, долг, — рассеянным тоном повторил Гостемил, глядя на князя. — Видишь ли, князь, я дал одному человеку обещание, а права его давать у меня не было.
— Какое же обещание, и что это за человек? — спросил Ярослав благосклонно. — Заранее говорю тебе, болярин, что ради тебя я готов все уладить, и помочь тебе выполнить любые обещания.
— А… да… Я обещал Свистуну, что если Киев продержится до твоего приезда, князь, его, Свистуна, выпустят на волю. И вот об этом как раз я и пришел тебя просить, князь.
Ярослав промолчал.
— Заслуги у Свистуна большие, — продолжал Гостемил. — Во-первых, люди его постоянно пугали и сбивали врага с толку пересвистами. Во-вторых, он предоставил в распоряжение ополченцев свой киевский склад оружия, без которого нас бы всех тут нарезали бы в стружку. В третьих, люди его сидели на крышах и стреляли по захватчикам из самострелов, по приказанию Свистуна. Многие погибли. Он честно выполнил все, что обещал, и вот настало и мне время держать слово.
Сделалась пауза. Всем было интересно, что скажет Ярослав. Ярослав сказал:
— Ты, болярин, понимаешь ли, о чем просишь?
— Конечно понимаю, — ответил Гостемил. — С чего бы это я не понимал? Ничего сложного.
— Ты хочешь, чтобы я, князь киевский, учредитель Русского Судопроизводства, преступил бы закон, мною самим утвержденный, и выпустил бы на свободу преступника, на чьей совести сотни жизней? Приказ о взятии Свистуна под стражу подписал еще мой отец! Это, болярин, в высшей степени легкомысленно с твоей стороны.
— Князь, Свистун искупил свою вину.
— Это решать тиуну, Гостемил.
— У тебя, князь, есть полномочия тиуна, не так ли? Вот и реши, прямо сейчас.
— Ты мне приказываешь, болярин?
— Прошу, князь. С почтением, нижайше.
Ярослав оглядел взглядом соратников. Жискар прятал глаза. Верный пес Ляшко смотрел с неодобрением на наглого болярина. Владимир переводил взгляд с Ярослава на Гостемила и обратно, зачарованный.
— Сейчас я ничего решать не стану, — сказал Ярослав. — На хвестах судопроизводством не занимаются. Но предупреждаю тебя, болярин, что впоследствии мое решение, или решение одного из тиунов, вряд ли будет в пользу Свистуна.
— Князь, ты волен любого из нас казнить или миловать, — сказал Гостемил, превозмогая себя. — Я никогда ни о чем тебя не просил. Я не думаю, что Свистун, если он выйдет на волю, будет более опасен, чем тот, кто займет его место в случае твоего отказа. Я обещал Свистуну, и мое обещание…
— Ты считаешь, болярин, что твое обещание важнее моих законов?
— Вовсе нет. Это тебе, князь, решать, что важнее. Я просто прошу.
Ярослав оглядел соратников. Ляшко хмуро смотрел себе в кружку, Жискар старательно делал вид, что своего мнения по данному вопросу у него нет. А семнадцатилетний Владимир зачарованно таращился на Гостемила. Впрочем, иногда он переводил взгляд на отца — очевидно сравнивая, и сравнения были, скорее всего, не в пользу Ярослава. Даже изнуренный ранами, немощный, увечный, Гостемил излучал аристократическое очарование.
Холоп подкатил на тележке к столу четыре дополнительных кувшина с вином и черпаком стал разливать вино по кружкам и ставить — сперва перед Ярославом, затем перед соратниками, и уже прицелился было обойти стол, чтобы поставить кружку перед Гостемилом, когда Ляшко, взяв его за рукав, сказал тихо:
— Древлянину не наливай.
Жискар нахмурился — но промолчал.
Гостемилу было решительно все равно, что мямлит этот старый цепной пес. Но виночерпий, обойдя стол, действительно не поставил кружку перед Гостемилом, а Ярослав сделал вид, что не замечает.
— Что ж, князь… — начал Гостемил.
— Михал, почему ты умолк? Играй, — приказал Ярослав.
Михал неуверенно посмотрел на собравшихся, тронул струны, вывел нисходящую диатонную гамму.
Гостемил мысленно призвал на помощь Создателя. Следовало подняться одним движением, и при этом не упасть и не опрокинуть скаммель, и удержаться на ногах. Он взялся за посох, наметил точку опоры, напрягся, и приподнялся. Его качнуло, он едва не потерял равновесие. За столом сделалось полное молчание. Гостемил выровнялся и, точно рассчитав, перенес посох в другую точку, возле скаммеля Ярослава. Ярославу стоило некоторых усилий не отодвинуться вместе со скаммелем — ему показалось, что Гостемил вознамерился ударить его посохом. Гостемил не ударил. Посмотрев на шапку, лежащую теперь на полу, он решил, что поднимать ее не будет.
Чувствуя, что силы его вот-вот оставят, он пересек зал. Снова зазвенели струны — очевидно, Ярослав снова велел Михалу играть. Гостемил дошел до выхода из терема. Стражи расступились, а затем один из них выступил вперед, предлагая помочь спуститься с крыльца. Гостемил хотел было отклонить предложение, но в этот момент посох треснул и сломался пополам.
— Хо, Гостемил!
Хелье — свежий, румяный, в лихо заломленной набекрень шапке, в короткой сленгкаппе поверх второслойника с константинопольским узором, подбежал к крыльцу. Гостемил был рад его видеть. Отодвинув стражника, сигтунец подставил Гостемилу плечо, и Гостемил, бросив сломанный посох, оперся на него, укрепился…
— Не сверни мне шею только, лапа медвежья, — предупредил Хелье, помогая другу спуститься. — Какого лешего ты здесь делаешь, что за светские визиты ни с того ни с сего. Эй, воины, дайте нам какие- нибудь сани, быстро!
Сани вскоре появились, запряженные бодро выглядящей лошадью, игриво хлопающей хвостом. Хелье подсадил, крякнув, Гостемила, уперся ногой в полоз, позволяя другу плавно опуститься на сидение, вскочил в сани сам, сел рядом, взялся за вожжи.
— Заедем в крог? — предложил Гостемил.
— Какой еще крог. Видел бы ты себя теперь. Тебе еще по крайней мере неделю лежать надо, а если ходить, то только по дому и по двору, глупо улыбаясь. Надо бы тебе устроить спальню в первом уровне. Как ты с лестницы спустился?
Хелье вывел сани из детинца и, круто повернув, выскочил в Думный Проулок. Придерживая топтуна, он сделал еще один поворот — который в ночь битвы Гостемил проглядел — и, проехав какими-то закоулками, вскоре вырулил на Улицу Лотильщиков.
— Что ты делал у князя? — спросил он.
— Умозаключения.
