земли.
Всё, чего вам не удалось достичь в большом мире, вы получите здесь. Вам одиноко, не хватает тепла и любви? Город выбрасывает сюда не только мусор, но и ненужных людей, немного терпения, и вы обязательно найдете себе любимую. Возможно, она будет не так красива и умна, как вам мечталось, но эту проблему легко решает алкоголь, которого, похоже, здесь хватает всем.
Правда, климат не позволит вам прожить в этом великолепном месте достаточно долго, но, увы, это та цена, которую придется платить за исполнение всех желаний. Возможно, это и есть тот рай, который так безуспешно уже не одну тысячу лет ищет человечество?
Я озадаченно хмыкнул и зашагал дальше по дурно пахнущему грунту к распорядителю, человеку с военной выправкой, возможно, прошагавшему строем не одну тысячу километров по когда-то громадной империи.
На свалке трудно спрятаться, я шел и чувствовал, как меня ощупывают десятки глаз, оценивают и пренебрежительно отбрасывают в какой-то из дальних подразделов человеческой фауны.
— Ты заблудился, братан, или чего нужно? — тон военного был строг и деловит. От него привычно пахнуло водкой. Я даже остановился от неожиданности, что-то меня поразило в этих красных с перепоя глазах и седой небритости. — Так мы тебе поможем, у нас есть все, что необходимо человеку…
— Неужели похож на братана? — удивился я. — Вроде обычный парень…
— Вообще-то не очень похож, но многим нравится, когда к ним так обращаются… — бывший военный махнул рукой, и тройка бомжей, подхватив старые детские коляски, бросились к новой образовавшейся куче. — На мента тоже не похож, значит, по делу?
— По делу. Мне нужен Казнокрад, хочу с ним поговорить, нам есть что вспомнить…
— Решил вернуть партийную кассу коммунистам?
Эта шутка мне уже стала надоедать…
— Нет, просто хочу кое-что у него узнать.
А что, партийную кассу он прячет где-то здесь?
— Вон, видишь ту халупу? — военный показал на далекую землянку, покрытую сверкающей на солнце белой жестью. — Это его хоромы. Если он мертвый, то скажешь мне, мы его закопаем — пахнуть не будет.
— Мне кажется, запах разложения будет незаметен среди других здесь присутствующих. А почему Казнокрад может оказаться мертвым?
— Потому что сегодня его еще никто не видел, — военный, уже потеряв ко мне всякий интерес, замахал водителю очередного грузовика, и тот свернул в сторону. — О партийной кассе его не спрашивай, ему это не нравится, сразу в драку лезет…
Я зашагал к указанной землянке. Казнокрад был там, я его узнал сразу — встречались раньше, и не раз. Он жил когда-то в соседнем дворе. Старик Поликанов лежал на серой грязной простыне, едва прикрытый рваным одеялом. Он был мертв, и уже давно.
К тому же умер не естественной смертью… Его голова была повернута под таким углом, что с первого взгляда стало ясно — шея сломана.
Когда-то этого человека уважали и боялись, он был известен всему городу. А умер на самодельных на нарах, глядя пустыми темными глазами в жестяной потолок бомжатника. Черты его заострились, кожа на лице будто подернулась нефтяными пятнами, от синего до желтого.
Я вышел из землянки, не закрыв ему глаза. Мертвецов не люблю, чужая смерть всегда напоминание о том, что и мне недолго осталось бродить по этой земле.
Способ убийства произвел на меня впечатление. Это только в западных боевиках людям сворачивают головы, как цыплятам. А на деле — сколько я дрался, сколько крутил шеи удушающими приемами, сколько мне крутили, и никогда у нас эти приемы не считались особо опасными. Ну, хрустнет, ну, поболит за ушами… А чтобы свернуть голову, нужно быть посильнее, чем дворовые качки.
В моем представлении сразу возник двухметровый гигант, поднимающий Казнокрада над землей и резко разворачивающий его голову огромными мускулистыми руками.
Для себя я понял только одно: убить Поликанова сам не смог бы, силы у меня такой нет и никогда не было…
Морщась от гнусного запаха, я подошел к военному, оживленно разговаривающему с женщинами, лепившими пельмени, и сообщил, что Казнокрад мертв. Диктатор свалки отнесся к этому буднично.
— Умер, так умер, все там будем…
— Его убили, — добавил я. — Наверно, этой ночью или вчера вечером…
— Убили, так убили. Повезло, легкую смерть получил, — пожал плечами военный. —
Если ментам ничего не расскажешь, то к вечеру закопаем.
— А если расскажу?
— Тогда они его заберут, два-три дня помотают нам нервы, а потом все равно закопают, правда, в гробу, за счет города. Но ему-то какая сейчас разница? Кладбища строят для живых, а не для мертвых.
— Почему для живых? — меня поразили эти слова.
— Потому что мертвым все равно где лежать и гнить…
Возразить на это было нечего, я согласно покивал и направился к выходу.
— Так ментов ждать или нет? — крикнул мне вслед военный.
— Я их сам не люблю.
— Ты узнал, что хотел?
— Как же я мог узнать, если он мертв уже несколько часов?
— Ну и что? Может, кто другой знает? Ты никого больше не спрашивал? А что хотел узнать?
Я остановился и повернул обратно.
— Казнокрад создавал алиби Шарику, и мне хотелось узнать, кому еще так помог…
— А… — военный вгляделся в мое лицо и, видимо, не найдя ничего интересного, отвел взгляд. — Значит, это ты Шарика убил, а теперь совесть мучает, решил, что не того замочил?
— Не я, иначе не стоял бы перед тобой, а давно плыл вниз по реке со спутанными колючей проволокой руками, — вздохнул я. — Ты, что, не знаешь, как бандиты проводят следствие?
— Вниз по реке тоже легкая смерть, даже после пыток, — усмехнулся военный. — Не ты, так не ты. Тогда шагай отсюда, да быстрее, а то скажу браткам, что это ты Казнокрада убил.
— Я-то тут при чем? — меня ошарашила подобная логика. — Тебе любой без экспертизы скажет, что его убили вчера вечером или этой ночью.
— У нас экспертов нет, — военный почесал голову, сдвинув рваную вязаную шерстяную шапочку. — Без них пока обходимся. Мы людям верим — тому, что они скажут. Ты последний, кто его видел…
— Да, последний, только обычно еще добавляют, кто видел его живым, а я его видел только мертвым…
— Ты уже уходишь, или хочешь еще что- то узнать? — военный достал из кармана мобильный телефон и начал набирать номер. —
Сейчас вызову бригаду неотложной помощи, они тебе быстро кости переломают…
— А ты чего так переполошился? — полюбопытствовал я немного нервно. — Я вроде никого здесь не трогал. Сообщил неприятную новость, так и то по твоей просьбе: сам же попросил, если увижу, что Поликанов мертвый — то тебе рассказать…
— Лучше уходи, — военный задумчиво посмотрел на мобильник и засунул его в карман. — Плохая связь, все-таки далеко мы от города. Когда нужно, никогда не дозвонишься. А мне сказали большие люди: если кто будет расспрашивать о Казнокраде или Шарике, немедленно звонить. У тебя деньги есть, рублей так триста, чтобы я о тебе забыл?
— Уже ухожу, а денег нет, — я зашагал к лесу, пробурчав себе под нос. — Не думал, что и вы под братвой ходите…
— Мы все в этой жизни под кем-то ходим, божьи люди под богом, а все остальные под братвой, — донеслось мне вслед. — А ты иди, болезный, своими ножками, пока можешь.
— Почему болезный? — я остановился.
Почему-то у меня появилось желание вернуться и, подобрав кусок трубы, объяснить, что кое- какие вещи в этой жизни творить подло. Но к военному стали подходить бомжи, лица их были мрачными и
