начальству.
Мать заранее предупредила и о своей смерти, также за обедом с повисшей возле рта ложкой объявила:
— Через неделю умру. Как ты без меня жить будешь? Наверно плохо? Тебе, Макс, я нужна больше, чем твоей сестре, но ничего не поделаешь, мое время пришло. Завтра уже «скорую» вызовешь. Но тому, что они скажут, не верь, они всегда так говорят. Это одни отговорки, что если бы к ним раньше обратились, то они бы меня спасли. На самом деле, все решает только бог… — Мама, не умирай…
— А ты думаешь, я хочу? — Она съела, наконец, эту ложку и насмешливо улыбнулась. —
Я бы еще пожила, только, кто же меня спрашивает? И потом давно знала, готовилась, все устроила, тебе даже суетиться не придется.
Уже гроб заказала, да и место рядом с отцом зарезервировано.
— Да, я не об этом. Трудно мне будет без тебя…
Мать взяла своей морщинистой сухонькой ручкой мою голову и поцеловала в лоб:
— А ты еще долго проживешь, срок твой называть не буду, нельзя, иначе он изменится, станет короче. Ты нужен этому миру, иначе бы тебя давно бог от нас забрал. Только как-то странно всё, будущее плохое, и что с тобой случится, увидеть не могу, словно не один ты, а есть еще кто-то…
Я только растерянно развел руками. А что мог ей сказать? Это она все знала, а не я…
Все произошло так, как она предсказала. На следующее утро ей стало плохо, и я вызвал скорую помощь. В больнице мне сказали, что мы обратились слишком поздно, все запущено, сосуды плохие, нужно было привезти к ним раньше, вот тогда бы они…
В общем, все, как она говорила.
Хоронить мне ее тоже не пришлось, как только маму положили в больницу, сразу в доме появились незнакомые мне люди, они показали договор, по которому необходимая сумма на похороны уже была заплачена.
В договоре дополнительно были указаны некоторые условия, о которых мама мне ничего не сообщила.
По нему ее хоронили тихо и незаметно. На похоронах присутствовали только мы с сестрой и несколько рабочих, так было условлено. Зачем, ей это было надо, так и не узнал, даже памятник заказала себе неброский, серый, а на нем только дата рождения и смерти.
Сестра была из той же породы, что и мать, тоже была широкополосной антенной, все слышала и понимала, только предсказаний на будущее никогда не делала. Но когда на меня смотрела, в ее глазах всегда что-то появлялось тревожное.
А обо мне и о моих способностях в семье просто старались не говорить, но я уже объяснил почему.
Моя ненормальность еще в юношестве стала очевидной для всего города, и совсем не стоило еще больше настораживать окружающих, подмечая какие-то необъяснимые для людей качества.
Не имело смысла. И без того все наши знакомые были уверены в том, что меня ждет в недалеком будущем сумасшедший дом.
Вы можете представить себе ощущение молодого парня, который знает, что его в любой момент могут отправить в психушку?
А состояние его родных?
Отец сильно переживал, мать к тому времени уже верила в бога, возможно, поэтому ей было немного легче. Она искала какой-то высокий божественный смысл в моей физиологии, якобы это мне это дано богом для того, чтобы оградить от греха пьянства. Хотя с моей точки зрения, это больше походит не на подарок, а на жестокий и бесчеловечный эксперимент.
После первого раза, когда как это произошло, мои родители долго перебирали в памяти своих родных, ища что-то подобное у своих дальних предков.
Вспомнили только одного дядю по материнской линии, тот погиб во время великой отечественной войны, выпив наркомовские сто грамм и отправившись в одиночку штурмовать вражеские окопы.
Немного грустное сравнение, но это все, что удалось привязать к моему случаю. Да и вряд ли что-то бы у них получилось.
В моем роду не было великих людей, на уровне бабушек и дедушек мое генеалогическое дерево упиралось в две деревни. Одна из них находилась в Читинской области, другая в Астраханской.
Там все и рвалось. После революции красный террор и белый террор не раз прокатывался по моим корням, а вторая отечественная война докончила дело, забрав всех, кто мог хоть что-то помнить. Фамильных гнезд не осталось, писем и семейных архивов тоже, все забрали в тридцать седьмом, и не возвратили ничего…
Так получилось — такие были времена…
Может быть, где-то в глубине веков существовали в нашем роду подобные болезни, только об этом теперь никогда не узнаешь. Рассказать некому, все прочно и основательно забыто…
Во время долгого обсуждения я тихо сидел в углу и с ужасом переводил свой взгляд с отца на мать.
Для меня самого все случившееся было кошмарным сном, которого даже не помнил.
Мне рассказывали, а я слушал, раскрыв рот, как сказку о былинном богатыре, сокрушившем злых ворогов.
В принципе так оно и было. Досталось всем, кто меня раньше обижал. Самым забавным было то, что со мной не могли справиться самые крутые парни, я использовал такие удары и приемы, которые никто не знал, да и сила во мне была огромная.
Попало и милиции, которая пыталась меня задержать. Правда, с ней я обошелся мягче, никого не покалечил, не избил, прокричав, что уважаю воинов, избравших путь служения своему господину.
Добавив, что воин, добросовестно относящийся к своим обязанностям, не утруждает своего ума.
И просто убежал, выбив у сержанта резиновую дубинку…
Вот тут опять начинается странное, никто из милиционеров так и не смог рассказать, каким был у меня голос. Слова они обидные помнили, а голос нет.
Я слушал своих родителей, и мне не было стыдно. Наоборот, гордился собой, нет, не собой, а тем, кто это проделал. Мое второе «я» сделало то, на что у меня никогда не хватило бы храбрости, силы и ума.
Отец тогда еще не потерял своего влияния и мог все замять, тем более что заявления от потерпевших так и не были поданы.
Только сержант написал рапорт, в котором главным обвинением являлись оскорбительные выкрики в адрес нашей доблестной милиции.
— Зачем ты их назвал дураками? — спросил отец, грустно усмехнувшись Прозвучало грубо и неуважительно, они же выполняли свой долг. Ты избил трех человек за вечер, твой поход по городу вызвал оживление в скорой, травпункте и милиции. Я все могу понять, но оскорбление милиции выходит за рамки…
Я встал, до сих пор горжусь собой и тем, как себя вел. Сбегал в свою комнату, принес кодекс воинов и, низко поклонившись, подал отцу, открыв на нужной странице.
Его лицо выразило недоумение, потом какую-то брезгливость. Он открыл книгу, прочитал одну фразу, потом другую, и неожиданно рассмеялся:
— Ты спас себя и честь нашей семьи.
Книга у тебя будет конфискована и подарена
ГОВД с множеством извинений и подарков.
Благодари свою мать за то, что она предупредила меня за неделю о том, что у тебя возможны неприятности с органами власти. Я три вечера провел в ресторанах с высшими чинами, а ты знаешь, как я
